– Два раза пробовала, – прошептала она, – и не сумела. Не сумела. Струсила. Не могла в себя целиться. В первый раз я попробовала стрелять в висок, а потом в грудь, но не хватило смелости. Оба раза я отдергивала пистолет перед выстрелом. А после второго раза уже и пробовать боялась.
Тогда она переоделась – сняла вечернее платье, перепачканное и порванное во время поисков, – и уехала из дому. Она не сказала, куда собиралась ехать. По-видимому, сама не знала. Может быть, никуда конкретно и не собиралась – просто уехала из того места, где проклятие настигло ее мужа.
Проехать она успела совсем немного, когда увидела встречную машину, которую вел человек, привезший ее сюда. Он поставил свою машину поперек дороги, преградил путь. Чтобы избежать столкновения, она свернула и налетела на дерево – и больше ничего не помнит до той минуты, когда проснулась в пещере. Так она и просидела в ней до сих пор. Почти все время одна. Ни сил, ни смелости, чтобы уплыть, у нее не нашлось, а другого пути отсюда не было.
Человек этот ничего не объяснял, ни о чем не спрашивал, да и не разговаривал почти – только: «Вот еда», или: «Пока не привезу воды, будете обходиться томатами из банок», или еще что-нибудь в таком же роде. Насколько она помнит, прежде он ей не встречался. Имени его не знает. Это был единственный человек, которого она видела после смерти мужа.
– Как он к вам обращался? – спросил я. – Миссис Картер или миссис Коллинсон?
Она задумчиво нахмурилась, потом покачала головой:
– Мне кажется, он ни разу не назвал меня по имени. Да и не разговаривал со мной без особой нужды. Я почти все время была одна.
– Сколько времени он здесь провел в последний раз?
– Приплыл перед рассветом. Меня разбудила лодка.
– Вы уверены? Это важно. Вы уверены, что он здесь с рассвета?
– Да.
Я сидел перед ней на корточках. Коттон стоял слева от меня, рядом с шерифом. Я поднял глаза на полицейского и сказал:
– Получается, что это вы, Коттон. В двенадцатом часу, когда мы увидели вашу жену, она была еще теплая.
Он выпучил на меня глаза и произнес запинаясь:
– Что? Что вы сказали?..
Я услышал, как справа от меня Вернон лязгнул зубами. Я сказал:
– Ваша жена боялась, что Уидден ее убьет, и написала записку. Но он ее не убивал. Он с раннего утра был здесь. Вы нашли записку и выяснили, что они были чересчур дружны. Ну, что вы после этого сделали?
– Это вранье, – крикнул он. – Тут ни слова правды. Я увидел ее уже мертвую. Я не...
– Вы ее убили, – рявкнул у меня над головой Вернон. – Вы ее задушили в расчете на то, что после записки подозрение падет на Уиддена.
– Это вранье, – снова крикнул полицейский и сделал ошибку, потянувшись к пистолету.
Фини ударил полицейского по голове и защелкнул на нем наручники раньше, чем он успел подняться.
– Все нелепо, – сказал я. – Полная галиматья. Когда мы схватим этого человека – мужчину или женщину, – окажется, что он ненормальный и ждет его не эшафот, а желтый дом.
– Очень характерно для вас, – ответил Оуэн Фицстивен. – Вы растеряны, ошеломлены, обескуражены. Признаете, что столкнулись с мастером, ищете преступника, который умнее вас? Да ни за что. Он вас перехитрил, следовательно, он идиот или сумасшедший. Ну, ей-богу же. Эта оценка и вам ведь не льстит.
– Но он должен быть ненормальным, – настаивал я. – Смотрите: Мейен женится...
– Вы что, – спросил он с отвращением, – снова будете декламировать вашу сагу?
– У вас непоседливый ум. В этом деле непоседливость мешает. Развлекая себя интересными мыслями, преступника не поймаешь. Надо сесть, разложить все собранные факты и крутить их, крутить, пока они не сцепятся.
– Ваша метода – вы и мучайтесь, – ответил он. – Но почему я должен страдать – убейте, не понимаю. Вчера вечером вы воспроизвели сказание о Мейене – Леггете – Коллинсоне раз пять во всех подробностях. И сегодня с завтрака ничем другим не занимались. С меня хватит. Нельзя превращать тайны в такое занудство.
– Черт возьми, после того как вы отправились на боковую, я просидел еще полночи и пересказывал всю историю самому себе. Надо крутить ее и крутить, мой милый, пока все не сцепится.
– Мне больше нравится школа Ника Картера? Неужели ни одна догадка не забрезжила у вас после этого кручения?
– Да, одна догадка появилась. Вернон и Фини напрасно решили, что Коттон помогал Уиддену в похищении, а потом его предал. По их мнению, Коттон составил план и убедил Уиддена выполнить черную работу, а сам прикрывал его, пользуясь своим официальным положением. Коллинсон помешал их затее и был убит. Тогда Коттон заставил жену написать записку – это и в самом деле липа, написано под диктовку, – убил жену и навел нас на Уиддена. Коттон первым выскочил на берег, когда мы подплыли к убежищу, – чтобы Уидден наверняка был убит при задержании и не успел заговорить.
Фицстивен провел длинными пальцами по рыжеватым волосам и спросил:
– Вы не считаете, что Коттоном могла двигать ревность?
– Могла. Но чего ради Уидден стал бы плясать под его дудку? Кроме того, как такой расклад согласуется с делами в Храме?
– А вы уверены, – спросил Фицстивен, – что не напрасно ищете между ними связь?
– Уверен. В течение нескольких недель убиты отец Габриэлы, мачеха, врач и муж – все самые близкие люди. Для меня этого достаточно, чтобы искать связь. Если вам нужны еще звенья, могу указать. Аптон и Рапперт, очевидные виновники первой трагедии, были убиты. Холдорн, виновник второй, был убит. Уидден – третьей, был убит. Миссис Леггет убила мужа; Коттон, по-видимому, убил жену; и Холдорн убил бы свою, если бы я не помешал. Габриэлу в детстве заставили убить мать; служанку Габриэлы заставили убить Риза и натравили на меня. Леггет оставил письмо, объяснявшее – не вполне удовлетворительно – все события, и был убит. То же самое произошло с миссис Коттон. Назовите любую из этих пар совпадением. Назовите любые две пары совпадениями. И все равно за этим виден человек, который действует по одной излюбленной схеме.
Фицстивен, задумчиво прищурясь, посмотрел на меня и согласился:
– Звучит убедительно. В самом деле, кажется, что действовал один ум.
– Свихнувшийся.
– Вам угодно настаивать на этом? – сказал он. – Но даже у вашего свихнувшегося должны быть мотивы.
– Почему?
– Ну что за гнусный способ рассуждений, – сказал он с добродушной досадой. – Если его мотивы не связаны с Габриэлой, почему преступления с ней связаны?
– А мы не знаем, все ли они с ней связаны, – возразил я. Мы знаем только о тех, которые связаны.
Он улыбнулся и сказал:
– Хлебом не корми, дай поспорить, а?
Я ответил:
– С другой стороны, преступления этого ненормального могут быть связаны с Габриэлой потому, что он с ней связан.
Серые глаза Фицстивена снова сделались сонными, он поджал губы и поглядел на дверь, отделявшую мою комнату от комнаты Габриэлы.
– Хорошо, – сказал он, снова повернувшись ко мне. – Кто же этот маньяк, близкий Габриэле?
– Самый ненормальный и самый близкий Габриэле человек – это сама Габриэла.
Фицстивен встал, прошел через всю комнату – я сидел на кровати – и торжественно потряс мне руку.
– Вы несравненны, – сказал он. – Вы меня изумляете. Потеете по ночам? Высуньте язык и скажите: «А-а».
– Предположим, – начал я, но тут в мою дверь тихонько постучали из коридора.
Я поднялся и открыл дверь. В коридоре стоял человек в мятом черном костюме, худой, моих лет и роста. Он робко смотрел на меня карими глазами и тяжело дышал носом – нос был в красных прожилках.
– Вы меня знаете, – виновато начал он.
– Да. – Я представил его Фицстивену: – Это Том Финк, один из помощников Холдорна в Храме Святого Грааля.
Укоризненно взглянув на меня, Финк стащил с головы мятую шляпу, прошел в другой конец комнаты и пожал руку Фицстивену. После этого он вернулся ко мне и, понизив голос, сказал:
– Я пришел сообщить вам одну вещь.
– Да?
Он мялся и вертел в руках шляпу. Я моргнул Фицстивену и вышел с Финком в коридор. Затворив за собой дверь, я спросил:
– Ну, что у вас?
Финк провел по губам языком, потом тыльной стороной костлявой руки. И все так же полушепотом ответил:
– Я пришел сообщить вам одну вещь, вам надо знать это.
– Да?
– Это насчет Уиддена, которого убили.
– Да?
– Он был...
Дверь моей комнаты разлетелась. Пол, стены, потолок – все вздрогнуло. Грохот был настолько силен, что его не слышало ухо, – он воспринимался всем телом. Тома Финка отбросило от меня. Меня швырнуло в другую сторону, но я успел кинуться на пол и отделался ушибом – просто стукнулся плечом о стену. Полет Финка остановил дверной косяк, затылок его пришелся на острый угол. Он упал лицом вниз и затих, только кровь лилась из головы. Я встал и побрел в номер. Фицстивен лежал посреди комнаты кучей тряпья и растерзанного мяса. Постель моя горела. Ни стекла, ни сетки в окне не осталось. Я отметил все это механически, когда уже ковылял к комнате Габриэлы. Дверь туда была распахнута – наверное, взрывом.
