– Лаура, милая, – сказал я мягко. – Когда я узнал, что Ларри работает с Полночью против Макса, я не мог понять, зачем ей понадобилось посылать тебя для того, чтобы указать на меня, было бы достаточно просто сказать об этом Ларри!
– Но у нее был замечательный повод, чтобы послать меня в Свинбурн, – прошептала Лаура без всякого выражения в голосе – Я должна была вступить с тобой в контакт, Дэнни. Тебе не нужно больше расшифровывать, спасибо!
– Частью плана Макса было то, что полмиллиона долларов, которые они возьмут в Олфилдском банке, пробудут три ночи спрятанными в подземном гараже, – продолжал я. – Охранять их все это время должны были Макс и Ларри. Я думаю так: Ларри сказал: "Полночь, я могу подарить тебе полмиллиона на блюдечке! Я выдам тебе Макса вместе с деньгами, так что он будет стоять и смотреть, как ты уведешь их у него из-под носа. В обмен мне нужна Лаура, и я не скажу тебе больше ничего, пока она не приедет в Свинбурн!"
Лаура подняла голову и внимательно всмотрелась в каменное лицо Полночи.
– Ты согласилась, конечно? – спросила она. – Что значит младшая сестра в сравнении с такими деньгами и возможностью унизить Макса. – Она поднялась и взглянула на меня. – Ты проводишь меня домой, Дэнни?
– Как скажешь, Лаура, – нежно сказал я.
– Полночь, – она смотрела на свою сестру невидящими глазами, – я хочу задать тебе один вопрос. Пожалуйста, попытайся ответить правдиво хотя бы потому, что это, возможно, будут последние слова, произнесенные между нами. Ты продала меня как какой-то товар, даже не соизволив сообщить мне, что теперь я являюсь чьей-то собственностью. Ответь, как, по-твоему, я бы поступила, узнав, что отныне я принадлежу подлецу Ларри, этому патологическому чудовищу, кошмар физической связи с которым для меня совершенно невозможен? – Лицо Полночи, отсутствующее и безжизненное, словно отлитое из бронзы, оставалось бесстрастным, как будто бы ее слуха не достигали слова сестры. – Я думаю, твой ответ должен быть такой – убила бы себя! – медленно сказала Лаура. – Но тебя не беспокоило это. Во всяком случае, для тебя это была выгодная сделка.
Каменное лицо неожиданно ожило, слезы потекли по нему, смывая, казалось, и его черты. Отчаянный крик вырвался у Полночи, как будто она скорбела о чем-то невозвратно потерянном, но в нем не чувствовалось вины или раскаяния. Лаура еще раз посмотрела на женщину, которая стонала и корчилась на тахте, затем, не оборачиваясь, двинулась ко входной двери со спокойным выражением на лице.
Примерно в четверти мили мы встретили патрульный автомобиль с двумя штатскими на заднем сиденье. Они оба посмотрели на нас тем мрачным и недоверчивым взглядом, который зачастую больше говорит об их профессии, чем серебристый жетон.
– Дэнни? – Лаура наклонила голову, чтобы посмотреть на них через заднее стекло. – Ты думаешь, что они, может быть...
– Я думаю, что да, – сказал я извиняющимся тоном. – Это, наверное, насчет трех дюймов свежего бетона на полу в подвале.
– Я поняла, что эту ужасную стерву наконец арестовали, – счастливо произнесла Фрэн Джордан.
– Правильно, – ответил я. – Ну, как там в Майами?
– Безоблачно!
– И это все, что ты можешь сказать после славного двухнедельного отпуска, проведенного там? – спросил я удивленно.
– Поправка, – она на мгновение показала свои белые зубки, – двухнедельный отпуск с моей замужней сестрой определенно не может быть славным.
– Ладно, – сказал я осторожно. – Пусть это было очень плохо, но я вынужден признать, что буду рад снова увидеть тебя в офисе в понедельник.
– Пожалуйста, – сказала она резко, – не говори этого больше! – Ее зеленые глаза недобро сверкнули. – С этого пожелания и начались все наши беды.
– Хорошо, – согласился я. – Фрэн, милая, для меня будет огромной радостью видеть тебя в офисе, в моей квартире, на пляже, на пикниках при луне... у-ух! – Последний вскрик был естественной реакцией на удар, нанесенный мне в живот ее маленьким, но твердым кулачком.
– Как сказала моя замужняя сестра, – начала Фрэн с нежным рычанием, – я ленивая, бесполезная, распущенная, неженственная, скандальная, вислогубая, изнеженная, вареная, непристойная, безнравственная, передержанная там, где не следовало, и ношу это нелепое прозрачное белье только для того, чтобы раздражать ее!
– Ого! – произнес я потрясение. – Теперь я понимаю, на что ушли две долгие недели, – составить такой словарь совсем не просто.
– Для этого потребовался только один день, – оборвала она.
– То есть твоя замужняя сестра ни о чем не говорила с тобой остальные тринадцать дней?
– Это было бы бесполезно, – потому что меня там больше не было, – ответила она лениво, – я уехала вечером того же дня.
– О, – просиял я, – тогда понятно, и куда ты поехала?
– На Багамы, – она слегка зевнула, потом осторожно перевернулась на бок, – это было восхитительно, гораздо лучше моей замужней сестры.
– Тебе повезло попасть на теплоход и взять билет на нужный рейс, – сказал я ей, – а как назывался теплоход?
– "Золотое руно", – ответила она спокойно.
– Я никогда не слышал о таком.
– Ты и не мог слышать, – сказала она самоуверенно. – Алекс построил его меньше года назад.
– О! – вздохнул я, оправдываясь. – Естественно, я не мог слышать о... какой, к черту, Алекс?
– Мы встретились в тот вечер, когда я сбежала от своей замужней сестры, – ответила она легко. – Он тоже сбежал вроде от чьего-то мужа.
– И все оставшиеся тринадцать дней твоего отпуска вы плыли с ним на Багамы на его яхте "Золотое...", – я выделял каждое слово.
– Мне неожиданно пришло в голову, – сказала Фрэн отчужденно, – что ты и моя замужняя сестра имеете много общего, Дэнни Бойд. Одинаковую подозрительность, например.
– Вовсе нет, – огрызнулся я. – Просто я думаю, что ты ленивая, бесполезная, распущенная, скандальная, неженственная...
– Достаточно, – произнесла она непреклонно. – До свидания, Дэнни Бойд! Прощай, замужняя сестра!
– Ты не уйдешь, – взволнованно сказал я.
– Я свободная, как ветер, – неумолимо ответила она.
– Но еще слишком рано, – слабо защищался я. – Всего-то около трех часов ночи. Ты права, на коленях прошу прощения и беру назад свои слова. Надо же подозревать тебя, и только потому, что ты тринадцать дней провела на яхте с Алексом и его друзьями.
– Только с Алексом, Дэнни, – сладко поправила она.
– Наедине с Алексом на его огромной яхте с его большой командой и шестью стюардессами, – решительно произнес я, – это, безусловно, не повод для подозрений, но, если я когда-нибудь встречу его, я сломаю шею этому ублюдку.
Фрэн повернулась на живот, издала пронзительный крик и неистово забарабанила ногами.
– Это так смешно? – проскрипел я.
– То же самое он сказал о тебе, – простонала она.
– Алекс, – промычал я, – длинный, жидкие волосы, мечтатель.
– Прекрасные пшеничные волосы, похож на викинга, – прошептала она.
– Коротышка, толстяк и постоянный насморк...
– Шесть футов три дюйма, атлет, никогда не простывал за всю жизнь, – сказала она сдержанно.
– Черт с ним, почему бы не поговорить теперь обо мне, – сказал я.
– Подожди, – сказала она серьезным голосом, – я вернусь через минуту.
– Куда ты собралась? – спросил я подозрительно.
– Надену что-нибудь, – кротко ответила она. – Когда тебе попадает эта тема, ты можешь говорить часами.
– Ни разговора, ни одеваний, договорились? – быстро спросил я.
– Договорились, – прошептала она и легла удовлетворенная.
– Ладно, по крайней мере, ты снова вернулась к своему рыцарю в сияющих доспехах, – сказал я. – Черт! Я чуть не забыл.
Секунд через пять Фрэн неистово завизжала и исполнила летящий прыжок через всю комнату:
– Ты что? Изображаешь ураган? – зарычала она, потирая свою изумительную анатомию.
– Я только вспомнил, – ответил я, не дрогнув ни одним мускулом, – что оставил своего коня всего на один час.
Небольшая тюремная камера форта Вильгельма в Калькутте, где в 1756 г. индусы держали 146 пленных европейцев, из которых до следующего утра дожили только 23.
Кункен – карточная игра.
Непереводимая игра слов: Do good? (англ.) – приносите пользу?
Барон Рихард фон Крафт-Эбинг (1840 – 1902) – немецкий невропатолог, автор работ по нервным заболеваниям,
