— Это «микки финн»? — спросила Джо.
— Точно.
— Умопомрачительно!
По каким-то непонятным причинам она была в восхищении.
Размешав смесь, я понес стаканы в гостиную. Один протянул Друзилле и поднял свой:
— За нас! До дна!
— За нас!
Я выпил свой стакан, не спуская с нее глаз. Она опустошила свой.
— Хорошо, — сказала она, — но слишком быстро.
Если вы позволите, следующий я буду пить медленно и со вкусом.
— Сейчас принесу, и вы будете пить, как вам нравится. — Я понес стаканы на кухню.
— Все? — тревожно спросила Джо.
— Все. Подождем пару минут, потом посмотрим.
Как всегда великодушный, я дал Друзилле две минуты и тридцать секунд, потом вернулся в гостиную. Она была полностью расслаблена, голова мягко откинута на спинку дивана. Слышалось тихое похрапывание.
Джо шла за мной по пятам.
— Забавно! — сказала она. Глаза ее заблестели. — Что теперь делать?
— Я отнесу ее в ванную, — сказал я. — На умывальнике ты найдешь восстановитель цвета волос.
При своей хрупкости Друзилла весила порядочно, и когда я втащил ее в ванную, то вздохнул с облегчением. Я усадил ее на табурет перед умывальником. Джо уже разводила краску.
— А теперь? — спросила она.
— Надо вымыть ей этим голову, — сказал я. — Если все пойдет хорошо, рыжая станет пепельной блондинкой. Но если это промах, у меня только-только хватит времени купить билет в Южную Америку, пока она не придет в себя!
Джо принялась обрабатывать голову Друзиллы, через пять минут я увидел, как исчезают последние следы рыжего со светлых пепельных волос, и свободно вздохнул.
— Теперь высуши ей голову, — сказал я. — Все о'кей.
— Да? — спросила Джо. — Почему?
— Потому что все прошло успешно! Две ложки восстановителя — и Друзилла Пайс стала Ольгой Кельнер!
— О! Хорошо, а теперь?
— Мне нужно отвезти ее в одно место.
— Хочешь сказать, нам надо ее отвезти?
Я энергично затряс головой.
— Нет. Конечно, если ты не хочешь провести ночь в морге.
Она вздрогнула.
— Меня и так мучают кошмары, когда я вспоминаю о погребе Кауфмана. Ты говоришь серьезно?
Я открыл сумочку Друзиллы и высыпал ее содержимое на стол. Там была связка ключей, которые я положил в карман в надежде открыть ими дверь «Тихой гавани».
— Я никогда не был более серьезным, — сказал я. — Поедем со мной, и ты сможешь выбрать себе гроб по росту.
Она задрожала.
— Я решила остаться здесь. Ты надолго?
— Трудно сказать… Надеюсь, нет.
Я подвесил кобуру и сунул в нее свой «специальный полицейский». Достал из ящика стола карандаш-фонарик и спрятал в карман, после чего вошел в гостиную и поднял Друзиллу.
— Ее нужно спустить вниз и посадить в «остин», — объяснил я Джо. — Я бы хотел, чтобы ты мне помогла.
Если мы встретим кого-то, ты скажешь что-нибудь вроде: «Как глупо, что эта бедная девочка совсем не умеет пить!»
— Всегда и до самой смерти с Элом Уилером! — покорно сказала Джо.
На лестнице мы, к счастью, никого не встретили.
«Остин» стоял у тротуара, прямо перед дверью. Я положил Друзиллу на заднее сиденье и сел за руль.
— До свидания, Эл, — сказала Джо. — Если ты встретишь кого-нибудь в упомянутом заведении, сейчас же заговори!
— Зачем? — удивленно спросил я.
— Чтобы они знали, что ты живой.
Через двадцать минут я был возле «Тихой гавани».
Я вышел из машины и стал подбирать ключи из связки Друзиллы. Четвертый подошел. Я быстро огляделся и, увидев, что улица пуста, вытащил Друзиллу из машины и внес ее внутрь помещения.
С ней на руках я поднялся в «Комнату покоя».
К счастью, она была пуста. Я осторожно уложил красавицу на софу, скрестил ей руки на груди и вытянул ноги.
Она больше не храпела, дыхание стало спокойным.
Нужно было очень внимательно приглядеться, чтобы не счесть ее клиенткой заведения.
Для полной картины я взял из вазы букет тубероз и вложил ей в руки. Потом закурил и снял телефонную трубку. Набрал номер и закрыл микрофон носовым платком — широко известный способ изменить голос.
Через полминуты на конце провода сняли трубку.
— Да? — сказал голос.
— Снэк? — спросил я.
— Кто?
— Вы Снэк Ленниган?
Секунд десять линия слабо жужжала, доказывая этим, что трубку не повесили.
— Вы ошиблись номером, — наконец сказал голос.
— Нет, я не ошибся. Послушайте, Снэк… Это вас заинтересует. Кто-то сегодня вечером рассчитался с Ольгой Кельнер. И этот кто-то не без юмора: он принес тело к вам в… «Комнату покоя». Кажется, она так называется?
— Кто говорит?
— Санта-Клаус… Я принесу вам к празднику новую куклу вместо Ольги!
Я повесил трубку и положил платок в карман.
Стояла тишина. Во всем доме было тихо, как в могиле. Так и полагалось, ведь «Гавань»— перевалочный пункт по дороге на кладбище.
Я взглянул на Ольгу, по-прежнему спавшую глубоким сном, погасил свет, вышел в коридор и повернул ручку соседней комнаты. Она открылась без труда, и я вошел. Когда я переступил порог, то услышал, как хлопнула входная дверь.
Я стоял в темноте, напряженно прислушиваясь, и ждал. Через некоторое время услышал шаги по коридору. Ночной посетитель прошел мимо моей двери и остановился перед «Комнатой покоя». Я насторожился, ловя каждый звук.
Наконец соседняя дверь открылась, я услышал щелканье выключателя и шаги, пересекающие комнату. Я достал свой тридцать восьмой, зажал его в правой руке, а левую положил на ручку двери.
Я не мог предвидеть того, что случилось. Двойной выстрел загрохотал в моих ушах. Оружие большого калибра.
Ругаясь, я толкнул дверь и выскочил в коридор. Как я мог не подумать об этом! Пинком открыл дверь в «Комнату покоя».
Ольга Кельнер все так же лежала на софе со скрещенными руками и букетом тубероз. Она была точно такой, какой я ее оставил, только уже не дышала и на лбу зияли две ровные дырки, обожженные по краям.
Друзилла была убита выстрелом в упор.
Меня поразила другая деталь. Кроме трупа Ольги, в комнате никого не было. Непостижимо. Убийца должен быть здесь. Я отказывался верить, что Снэк Ленниган имел способность становиться невидимым, даже если, насколько я знал, никто его никогда не встречал.
В эту роковую секунду я почувствовал упершееся в ребро дуло пистолета, и голос произнес:
— Бросайте оружие, лейтенант!
Труп Ольги доказывал, что голос не шутит. Я бросил револьвер.
— А теперь, лейтенант, оттолкните его ногой.
Я повиновался. Пистолет пересек комнату и исчез под софой.
— Это вопрос элементарной психологии, — сказал он. — Я знал, что вы где-то прячетесь. Знал, что вы не убили Ольгу. Полицейский, тем более лейтенант, не станет просто так убивать, даже для продвижения по службе. Вот я и исправил ваше упущение, зная, что вы обязательно прибежите на выстрел.
— Вы прижались за дверью, — сказал я. — Когда я ее толкнул, она вас скрыла. А я кинулся, как бык на арену.
— Нельзя сказать лучше, — согласился он.
Это был антракт между двумя действиями. В первом потеряла жизнь Ольга Кельнер, она же Друзилла Пайс.
У меня были все основания бояться второго действия.
— Вы были очень любезны, что привезли Ольгу сюда. Это все упрощает, не так ли?
— В самом деле, Снэк.
— Вы хитро дознались до всего, — продолжал он спокойно. — Это, бесспорно, дало бы вам повышение по службе. Какая удача для меня, что вы работаете в одиночку. Иначе вы пригнали бы сюда целую вереницу полицейских машин. А так как вы обычно храните ваши проекты про себя, моя задача упрощается.
Я пожал плечами. Или, по крайней мере, попытался, потому что с холодным дулом под ребрами я мог сделать только жалкое движение… такое же жалкое, каким был сам.
— Я намереваюсь быстро закончить, лейтенант, — сказал Снэк. — Будьте любезны лечь на софу рядом с Ольгой. Тут хватит места.
— Это диктует ваша любовь к мизансценам, Снэк?
— Нет, здравый смысл. Таким образом вы не потеряете много крови и легче будет убирать. Конечно, как хотите, но пуля в голову значительно менее болезненна, чем в позвоночник… И результат наступает быстрее.
— Аргумент весомый, — согласился я, — и достоин'«торговца гробами.
— Значит, выбираете софу, лейтенант?
Я подошел к софе и остановился взглянуть на Ольгу. У нее было спокойное и светлое лицо, как у живой.
— Сожалею, что не могу украсить вас цветами, — сказал Снэк, — как вы галантно сделали это для Ольги. Очень красивый жест! Я вполне оценил его!
— Ни цветов, ни венков! — заявил я. — Но скажите моей маме, что я умер с улыбкой…
— Ложитесь на софу, лейтенант!
— Ну… раз вы считаете…
Это была поистине дурацкая смерть. Вас кладут рядом с трупом, дуло пистолета прикладывают к вашему виску, и остается только ждать выстрела… Отнюдь не в героических традициях, и, несмотря на мой нонконформизм, мне совсем не улыбалось стать зачинателем какой-либо новой традиции в этой области. Я откровенно не хотел умирать. Я откровенно хотел жить.
