— Кто еще знает о деньгах, кроме тебя, меня, Согерти и Розенштейна?
— Никто.
— А Барри Дэйн?
— Нет.
— А Джойс Лэнжер?
— Нет.
— Ты успел побывать у Эда Согерти, у Барри Дэйн и у Джойс Лэнжер. Ты съездил к Лью Персону и пристрелил его. Где еще ты побывал за это время?
— Нигде.
— Ты больше ни с кем не встречался?
— Нет.
Хорошо. По крайней мере, теперь понятно, сколько у него, Паркера, партнеров по игре. Счет по-прежнему не в его пользу, зато понятно, сколько игроков. Он сложил свой листок и убрал в карман. После чего встал и вышел из спальни.
Телефон стоял в гостиной рядом с диваном. Джойс по-прежнему лежала без сознания. Паркер присел у ее ног и набрал номер в Филадельфии, который продиктовал ему Ул.
На втором гудке ему отозвался какой-то безликий голос:
— Алло?
— Эд Согерти?
— Говорите, — предложил голос. Он показался Паркеру неуловимо знакомым.
— Я звоню по просьбе Джорджа, — начал он. — Вы понимаете, о ком я?
— Конечно, — отозвался голос. — Где Джордж?
— Он полагает, что для вас будет лучше, если вы не узнаете об этом, — ответил Паркер. — Но ему нужны деньги. Помните, те, что в чемодане?
— В чемодане? А, да, в чемодане. — Голос показался ему неуверенным. И он что-то напоминал Паркеру — что-то или кого-то.
— Он хочет, чтобы вы привезли деньги в Нью-Йорк, — сказал Паркер.
— Конечно, — согласился голос. — Где они?
Это был не Согерти. Согерти знал, где деньги; Согерти был единственным на свете, человеком, который это знал.
И тут Паркера осенило. Не сказав больше ни слова, он повесил трубку и вернулся в спальню. Голос принадлежал Полю Броку.
Ул, по-видимому, не спал, но лицо его ничего не выражало. Паркер встал у кровати и спросил:
— Ты можешь открыть глаза?
— Не знаю, — произнес Ул отсутствующим голосом.
— Попробуй.
Веки Ула приподнялись. Глаза его уставились в потолок, но едва ли он что-нибудь видел.
— А теперь сядь, — приказал Паркер.
Движения Ула казались полностью раскоординированными. Он неуклюже зашевелился, его руки и ноги беспомощно задергались в попытке приподнять расслабленное тело. Паркеру пришлось его усадить; в таком положении он сам удерживал равновесие, лишь слегка покачиваясь из стороны в сторону. Его руки безвольно свисали вниз, а глаза по-прежнему невидяще смотрели вперед.
Паркер поставил его на ноги. Ул совсем ослаб, но послушно выполнял все, что ему велели. С помощью Паркера он покинул спальню и прошел через квартиру.
Проблема заключалась в том, что, с одной стороны, он не мог оставить Ула в квартире Джойс, поскольку понятия не имел, как долго продлится действие наркотика и через какое время тот очухается настолько, чтобы позвонить в Филадельфию. Они там и так на стреме; этого вполне достаточно. Да и иметь самого Ула на хвосте в ближайшее время ему совершенно ни к чему.
С другой стороны, избрать самый простой путь и пришить Ула немедленно он не мог, ибо в таком случае ему пришлось бы прикончить и Джойс Лэнжер. А покуда нет крайней нужды, он предпочел бы этого не делать. Она, конечно, глупа и неуравновешенна, но за это не казнят. У него нет другого выхода — он оставит ее в одиночестве, а затем через несколько часов позвонит привратнику и попросит развязать девушку. Если привратник не согласится, то, учитывая характер Джойс, легко предположить, что она погибнет на своем диване от голода и жажды, прежде чем кто-либо обеспокоится ее отсутствием.
А Ула он прихватит с собой, чтобы покончить с ним где-нибудь по дороге. Что не очень просто и чревато лишними осложнениями, но тем не менее выполнимо.
Джойс начала приходить в себя. Паркер видел, что глаза ее приоткрылись, видел, как она провожала их взглядом, когда они покидали гостиную. Голова Ула болталась, и он подволакивал ноги; было ясно, что он совершенно не в себе. Глаза Джойс, глядящие на Ула поверх кляпа, были широко раскрыты и полны ужаса.
Они вышли из квартиры и сели в лифт. Ул тут же привалился спиной к стене кабины. Пожилая женщина с тележкой, полной покупок, ожидавшая лифт на первом этаже, проводила Ула удивленным взглядом.
Паркер бросил ключ от квартиры Джойс в почтовый ящик привратника и вывел Джорджа на улицу. Его машина стояла слишком близко к пожарному крану, и к ветровому стеклу уже пришпилили штрафной талончик.
Ул был по-прежнему послушен, как монах после лоботомии. Паркер обвел его вокруг машины и усадил на правое сиденье, затем вернулся к своей дверце, сорвал штрафной талончик с ветрового стекла, бросил его в канализационный люк, сел за руль и рванул с места. Ул безвольно привалился к дверце со своей стороны. Его глаза оставались открытыми, но лицо по-прежнему ничего не выражало.
Паркер выехал на Вестсайд-хайвей, миновал туннель Линкольна и проскочил по магистрали на Джерси от шестнадцатой до пятнадцатой развилки. Там он свернул с магистрали и по грязным улочкам трущоб добрался до разбитой асфальтовой дороги, уходившей в камыши. Он въехал в район болот острова Джерси; в этих местах исчезали многие ненужные Нью-Йорку предметы. И Джордж Ул будет не первым человеком среди них.
Когда местность стала совсем пустынной, Паркер остановился и вылез из машины. Вокруг простиралась ровная зеленая топь. Вдалеке виднелись мосты, фабрики и нефтеочистительные сооружения, но поблизости не было ничего, кроме болотной зелени.
Он вытащил Ула из машины и пошел с ним через сырую низменность, заросшую по пояс тростником. Через некоторое время он остановился и приказал:
— Ложись.
Но как только Паркер перестал держать его под руку, Ул сразу обмяк и мешком рухнул на землю.
Паркер достал пистолет, прицелился в голову Ула... и не выстрелил.
Какая глупость! Совершенная бессмыслица! А бессмыслица всегда раздражала Паркера. Но Ул выглядел слишком кротким и безобидным. Со своей доверчивостью он смахивал на ребенка. Сегодня или завтра он проснется от бешеной головной боли и снова станет тем парнем, который дважды пытался шлепнуть Паркера, превратил в кислятину сладкое дельце, прикончил его партнеров и украл его деньги, а также доставил ему за последние пять дней все мыслимые неприятности. Таким он был вчера и таким будет завтра; Паркер не стал бы думать дважды, прежде чем лишить человечество такого подонка. Но сегодня Джордж Ул совсем другой. Сегодня он кроток, как дитя, и Паркер понял, злясь на самого себя, что не станет его убивать.
Но в то же время он не собирался оставлять ему возможности включиться в игру. Такой глупости он ни за что не сделает. Он спрятал револьвер в карман и переломал Улу кости в трех наиболее важных местах. Ул разок застонал, поморщился и успокоился снова.
Паркер вернулся к машине и направился в Филадельфию.
Двадцать минут второго солнечным весенним субботним днем Паркер миновал дом Эда Согерти в Филадельфии, обратив внимание на синий «датсун» с нью-йоркскими номерами, припаркованный напротив, и большое окно с раздвинутыми занавесками. Он промчался мимо него, не снижая скорости. Ему не хотелось, чтобы люди в доме приглядывались к его машине, хотя он и понимал, что дом стоит в глубине участка, а с такого расстояния невозможно рассмотреть, кто за рулем.
Дома в поселке стояли далеко друг от друга, но вокруг большинства из них кипела какая-то жизнь. Дети катались на велосипедах, мужчины подстригали лужайки и мыли автомобили — обычная субботняя суета порядочных граждан. Паркер ехал по изогнутой улочке, пока дом Согерти не скрылся из виду, и остановился у бордюра, когда в зеркальце остался лишь синий «датсун».
Худшего места и худшего времени для таких интимных дел просто не придумаешь. Если он простоит здесь больше десяти минут, люди в домах по соседству, не разделенных между собой ни заборами, ни живыми изгородями — только зелеными лужайками, непременно заинтересуются, и не пройдет и получаса, как какая-нибудь назойливая кумушка пришлет к нему своего мужа, дабы тот продемонстрировал лицемерное дружелюбие и спросил, не заблудился ли Паркер, не нуждается ли он в какой-либо помощи и что ему, собственно, надо. А если уехать и вернуться к ночи, Розенштейн и Брок могут уже свалить. Все зависит от того, сколько им потребуется времени, чтобы вытрясти деньги из Эда Согерти. До сих пор они не преуспели, но кто знает, как долго Эд продержится против Матта Розенштейна и Поля Брока?
Однако, если ему нельзя уехать и вернуться к ночи, нельзя остаться и держать их под присмотром, то нельзя также и вломиться в дом прямо сию секунду. Сейчас они начеку, да и как преодолеть незаметно ровную плоскую лужайку? Живым до дома ему не добраться, а затевать перестрелку в субботний полдень в подобном местечке — очевидный идиотизм.
Двое мальчишек на велосипедах проехали мимо и с любопытством посмотрели на Паркера.
Ему нельзя уезжать. Ему нельзя оставаться. Ему нельзя вломиться в дом.
