Когда я вошел в свою приемную, миссис Уэнстайн подняла глаза на часы.
— Почти два, мистер Гуннарсон. Надеюсь, вы хорошо перекусили?
— Спасибо за напоминание. Будьте так добры, позвоните моей жене и скажите, что я не успею заехать домой.
— Полагаю, она уже это поняла.
— Но все равно позвоните, хорошо? А потом соедините меня с Майклом Спиром в Беверли-Хиллз. — Я продиктовал адрес, который дал мне Фергюсон. — Думаю, телефон вам даст справочная. Я буду ждать в кабинете.
Закрыв дверь, я сел за свой письменный стол, положил на него старую газетную вырезку из бумажника Ларри Гейнса и в алфавитном порядке переписал все упомянутые в ней фамилии: Ван-Хорн, Вуд, Дотери, Дреннен, Занелла, Мак-Наб, Рош, Спенс, Треко, Хейнс. У меня уже сложился план.
Зазвонил телефон.
— Мистер Спир на проводе, — сказала миссис Уэнстайн. Одновременно мужской голос произнес:
— Майкл Спир слушает.
— Говорит Уильям Гуннарсон. Из Буэнависты. Я адвокат. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
— Не сейчас. Я в телецентре. Моя секретарша дала станции этот номер. А в чем дело?
— Оно касается вашей клиентки. Холли Мэй.
— Что Холли нужно?
— Это не телефонный разговор, — ответил я как мог интригующе. — Нельзя ли нам поговорить лично, мистер Спир?
— Пожалуйста. После трех я вернусь к себе, в контору. Вы знаете адрес? Рядом с бульваром Санта-Моника.
— Спасибо. Приеду.
Я повесил трубку и отнес миссис Уэнстайн свой список.
— У меня для вас небольшая работа. Если повезет, она займет четверть часа. Но не исключено, что и весь день, и еще несколько часов завтра. Пожалуйста, ничем другим не занимайтесь, пока не доведете ее до конца.
— Но мне необходимо заполнить для мистера Милрейса кипу налоговых деклараций.
— Подождут. Это дело не терпит ни малейшей отсрочки.
— Почему?
— Я объясню, когда оно кончится. Может быть. Не исключено, что вопрос идет о жизни или смерти.
— Правда?
— Вот в чем ваша задача. В пятьдесят втором году перечисленные здесь люди жили в каком-то небольшом городке. Надеюсь, что в Калифорнии. Название городка я не знаю. И мне необходимо его установить. Название городка.
— Вы это уже сказали. — Миссис Уэнстайн явно заинтересовалась. — Так что я должна сделать?
— Отправляйтесь с этим списком в телефонную компанию и сверьте его с их загородными справочниками, предпочтительно небольших городов. Найдите такой, где будут фигурировать эти фамилии, хотя бы значительная их часть. Начните с ближайших.
Она пробежала список глазами.
— А имена?
— Имена роли не играют. Когда найдете группу этих фамилий в одном справочнике, выпишите для меня адреса.
— Вряд ли это будет так уж просто. С пятьдесят второго года много воды утекло, а люди теперь все время переезжают.
— Я знаю. Но все-таки попытайтесь. Это правда крайне важно.
— Можете на меня положиться.
Фергюсон ждал меня в тени козырька у входа в больницу. Глаза его хранили все то же невидящее выражение. Он, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Хотя мы говорили с ним на более или менее одном языке, я вдруг понял, насколько он чужероден в Южной Калифорнии. А то, что с ним происходило, удвоило эту чужеродность.
Я перегнулся через сиденье, чтобы открыть дверцу машины.
— Как ваш нос?
— Мне не до носа, — ответил он, усаживаясь рядом со мной. — Я разговаривал с этим вашим доктором. С Тренчем.
— Что он сказал?
— Моя жена на третьем месяце беременности. Ребенок скорее всего Гейнса.
— Это Тренч сказал?
— Естественно, я его не спрашивал. Но и так очевидно. Неудивительно, что она решила бежать с ним. Неудивительно, что им понадобились деньги. Ну, теперь они у них есть. — Он свирепо улыбнулся неизвестно чему. — Отчего она попросту не попросила у меня денег? Я бы дал.
— Дали бы?
Он разжал кулаки и взглянул вниз на ладони.
— Я мог бы и убить ее. Когда я гнался за ними сегодня, то думал убить их обоих. И тут увидел на перекрестке этот прицеп. И на секунду принял решение покончить с собой. Но рефлексы оказались сильнее. — Он топнул правой ногой. — Мужчине стыдно признаваться в подобном.
Он не объяснил, в чем именно — в мысли о самоубийстве или в неспособности привести ее в исполнение.
— На три часа у меня назначена встреча с Майклом Спиром. Завезти вас домой? Это почти по дороге. Объяснение в дорожную полицию можно представить позднее.
— Да. Лучше я вернусь домой. Вдруг они снова позвонят. Я включил передачу и свернул в сторону шоссе.
— А вы хотя бы примерно представляете, куда они поехали?
— Нет. И пожалуйста, ничего не выдумывайте. У меня нет ни малейшего желания, чтобы их выследили. Вы поняли? Я не хочу, чтобы с ними что-нибудь сделали — ни с ней, ни с ним.
— Это вряд ли исполнимо.
Он словно не услышал меня, вновь уйдя в свой душевный разлад, стараясь побороть одолевавшее его смутное ощущение вины.
— Видите ли, я виню себя почти так же, как и ее. Мне не следовало уговаривать ее выйти за меня замуж. Она принадлежит другому поколению, ей требуется кровь помоложе. И я был мечтательным дурнем, когда вообразил, будто могу что-то предложить молодой красивой женщине.
— Очень альтруистичная позиция, Фергюсон, но, боюсь, не слишком разумная.
— Это касается только меня и моей... моей совести.
— Не совсем. Гейнс — заведомый преступник, которого разыскивает полиция, — сказал я в ответ на его яростный и раненый взгляд. — Нет, я не обманул вашего доверия и в полицию не обращался. Гейнса разыскивают по другим делам, в частности за кражу со взломом. Если вашу жену задержат вместе с ним, расплачиваться придется очень дорого по всем статьям. А то, чего вы желаете или не желаете, для исхода никакого значения не имеет.
— Конечно, я не могу взять на себя ответственность за то, что с ней случится в дальнейшем. (И у его великодушия оказались пределы, отчего оно сразу внушило мне больше доверия.) Я просто отказываюсь способствовать их поимке.
— Может быть, и это стоило бы взвесить. Не исключено, что вина вашей жены много меньше, чем вы полагаете. Гейнс, судя по всему, умеет втираться в доверие как никто, — один из тех, кто ловко кормит соловьев баснями. Возможно, он наплел ей что-нибудь очень убедительное.
— Холли не дура.
— Каждая женщина становится дурой, безоглядно влюбившись. Насколько я понимаю, вы не сомневаетесь, что они любовники.
— Боюсь, это так. Он несколько месяцев ее обнюхивал, а я не вмешивался, хотя все происходило прямо у меня под носом.
— Вы хоть раз застали их in flagrante delicto?[5]
— Ничего похожего. Впрочем, я часто уезжал. И возможностей у них было хоть отбавляй. Он ее обхаживал, как профессиональный сутенер. Целые вечера они проводили вдвоем в моем доме якобы за чтением пьес.
— Откуда вы знаете?
— Так это и при мне бывало. А в других случаях Холли мне сама говорила. Наверное, боялась, как бы я не узнал помимо нее.
— А как она это вам объясняла?
— Ну... она помогает этому типу развивать его актерское дарование, а заодно и свое собственное. Она утверждала, что ей для работы нужен партнер. — Он хмыкнул. — Конечно, мне не следовало попадаться на такой дурацкий предлог. Но она сумела убедить меня, что он для нее ничто. Я даже думал, что она считает его порядочным пошляком и просто использует в своих профессиональных целях.
Я сделал левый поворот и по виадуку поднялся на магистральное шоссе над железнодорожным районом.
— У них были общие профессиональные планы?
— Насколько я знаю, нет. Холли хотела со временем попробовать свои силы в театре.
— И с тем, чтобы вы финансировали постановку?
— Пожалуй, да.
— Она когда-нибудь убеждала вас поддержать Гейнса в финансовом смысле?
— Нет. Она знала, как я смотрю на этого подонка. Дешевый сутенер.
— Она платила за его общество?
— А зачем бы? И не вижу, что, собственно, вы выясняете.
— Пытаюсь установить, не было ли между ними каких-либо деловых отношений до нынешней операции. Не мог он снабжать ее наркотиками?
— Полная нелепость! — презрительно бросил он.
— И все же не столь невероятная, как то, что она сделала. Забудьте личные чувства и взгляните на ситуацию трезво. Ваша жена бросает богатство, уже находившееся в ее распоряжении, бросает человека, который дал бы ей все, чего бы она ни пожелала, и предпочитает разделить судьбу разыскиваемого преступника. Вы можете усмотреть здесь хоть какую-то логику?
— К сожалению, могу! — Его голос звучал жалобно-ворчливо, возможно потому, что тампон в носу делал его высоким и пронзительным. — Причина во мне. Я ей физически противен.
— Она когда-нибудь вам это говорила?
— Это говорю я! Другого объяснения нет. Она вышла за меня ради денег, но даже они не смогли ее удержать.
Я искоса взглянул на него. Страдание ухмылялось сквозь плоть его лица, точно череп.
— Я был просто грязным старикашкой, который ее лапал. У меня нет на нее никаких прав.
