— Мне ничего не надо объяснять, — процедил сквозь стиснутые зубы Лютый и, схватив её за руку, притянул к себе, взял на руки и понёс в спальню, бросил спиной на кровать, перевернул на живот, задрал подол платья, схватился за резинку её трусиков и резко дёрнул. Резинка лопнула, а вместе с ней и разорвалась лёгкая ткань трусиков.
— Ни хрена себе — жопу отрастила, — ухмыльнулся Лютый и, расстегнув ремень, приспустил до колен джинсы вместе с трусами, одной рукой раздвинул ягодицы своей бывшей невесты, второй рукой вставил снабжённый большими «шарами» член в её анус, и резко послал вперёд бёдра. Лена громко закричала от невыносимой боли. Ей показалось, что внутри у неё всё разорвалось.
— Серёженька, мне больно…очень больно! Пожалуйста, прекрати…умоляю тебя…прекрати, — громко стонала она, намертво вцепившись побелевшими пальцами в спинку кровати. По её щекам ручейками текли и падали на подушку крупные слёзы, перемешанные с не менее крупными каплями пота, а Лютый, не обращая внимания на её мольбы, продолжал полностью вгонять в неё, уже измазанный в крови член. Наконец, закончив, он с отвращением и брезгливостью посмотрел на то, как из кровоточащего анального отверстия изнасилованной им женщины начал медленно вытекать густой, пахучий коктейль — смесь его спермы, её крови и кала, вытер член подолом её платья, натянул на бёдра трусы и надел джинсы.
… — За что ты так жестоко обошёлся со мной? Посмотри, что ты сделал, у меня вся задница в крови. Ты стал очень грубым и жестоким. Мне было очень больно и обидно, — еле шевеля искусанными до крови губами, прошептала Лена. — Я думала, ты по-прежнему любишь меня.
— Да, я стал злым и жестоким — жизнь на зоне заставила меня стать таким. Теперь меня зовут — Лютый. А тебя за измену карал. За всё надо платить.
— Я не изменила тебе. Да, я обещала ждать тебя, но живого, а не мёртвого.
— Так я живой, — усмехнулся Лютый. — И только что это доказал тебе.
— Серёжа, это Борис сказал мне, что ты умер в лагере.
— Маслак сказал, что я умер!?
— Да. Он сказал, что ты в лагере работал в шахте и там произошёл взрыв — многие погибли, и среди погибших был ты. После этого мне стало всё в жизни безразлично и я приняла предложение Бориса — вышла за него замуж.
— Вот, сучонок, — процедил сквозь зубы Лютый. — Не думал, что Маслак окажется такой падлой.
— Я не люблю Бориса.
— Не любишь, но живёшь с ним.
— Живу…
— Ты ему изменяешь?
— Изменяю, — опустив голову, тихо сказала Лена.
— Ну вот, что и следовало доказать. Ты шлюха, так что «опустил» я тебя правильно, — с презрительной ухмылкой сказал Лютый и, выйдя из квартиры, громко хлопнул дверью. Едва за ним закрылась дверь, Лена закрыла лицо ладонями и зарыдала. Не менее получаса пролежала она без движения в постели, потом поднялась и медленно, превозмогая сильную боль в кровоточащем анусе, пошла в ванну, наполнила её водой, осторожно легла в неё и закрыла глаза…
— Что это было? — тихо сама себя спросила Лена. — Что это, явь, или страшный сон? Кто это был, кто так чудовищно надругался надо мной? Сергей? Нет, это не Сергей, это его двойник. Не мог мой любимый так поступить со мной. Не мог. Я же помню, каким он раньше был. Я помню, как я чуть с ума не сходила от его нежности и ласк, от безумного секса. А сегодня…Всё, как в страшном сне. Почему он так изменился, почему оказался садистом? За что так оскорбил и унизил меня? За что нанёс мне такую физическую и моральную травму? Почему оказался таким же подлым, как Борис. Нет, хуже, намного хуже Бориса. Господи, молю тебя, накажи его. Накажи их обоих. Ухожу, ни одной минуты больше не хочу оставаться в этом доме, где всё пропитано ложью и лицемерием. Как же мне больно, и как стыдно! Надо выбросить платье и постельное бельё, перемазанные в этой гадости…
— Здравствуй, подруга.
— Здравствуй, Настя.
— Ты чего уже второй день в офисе не появляешься? Заболела, или у тебя что-то случилось?
— Случилось. Сергей вернулся.
— Какой Сергей?
— Мой бывший жених.
— Откуда вернулся?
— Из заключения. Его девять лет назад посадили.
— А-а, припоминаю. Ты собиралась выходить за него замуж, а потом вышла за Бориса.
— Да, всё так и было. Борис сказал мне, что Сергей погиб в лагере, я поверила его словам и…вышла за него замуж.
— А твой бывший жених оказался живой?
— Живой. Лучше бы он…не возвращался.
— Он тебя избил?
— Хуже. Гораздо хуже. Он изнасиловал меня — грубо и жестоко. Настя, если бы ты только видела, что он сделал со мной. Он мне…задницу разорвал.
— Как — разорвал!? Чем!? — вскрикнула Настя.
— Членом.
— Неужели у него такой большой член?
— Он в лагере вставил под кожу члена большие пластмассовые шарики.
— О, Боже! Это же садизм! А чего ты в милицию не заявила?
— Лучше уж с разорванной задницей ходить, чем в могиле лежать. Он мне пригрозил, — тихо сказала Лена и беззвучно заплакала. Плечи её судорожно вздрагивали.
— Вот урод, — обнимая плачущую подругу и прижимая её голову к своей груди, тихо сказала Настя. — Ему это даром не пройдёт.
— Я молю Бога, чтобы он их покарал. Обоих. И Сергея, и Бориса.
— А Бориса за что?
— За то, что девять лет назад обманул меня и до сих пор продолжал врать.
— Бог не Яшка, он видит, кому тяжко. Отольются им твои слёзы.
— Да, я знаю. Скоро они умрут. Оба. Бог мне пообещал. За всё надо платить…
… Виктор вошёл в подъезд, поднялся по лестнице на третий этаж, несколько секунд в раздумье постоял у двери, потом решительно нажал на кнопку дверного звонка. К двери долго никто не подходил. Виктор позвонил ещё раз, и собрался было уже уходить, но, услышав за дверью шаги, остановился.
— Кто там? — спросил хриплый мужской голос, и Виктор, услышав его, почувствовал, как комок подкатил к горлу.
— Товарищ полковник, я вернулся, — негромко сказал Виктор, настороженно оглядываясь на двери соседских квартир.
— Виктор?! Жив?! — распахивая настежь дверь, вскрикнул хозяин квартиры, и бросился обнимать Виктора. — А я ни секунды не сомневался в том, что мы с тобой ещё обязательно увидимся, и не на том, а на этом свете. Таких, как ты, убить невозможно. Я, тогда эти слова и генералу Турецкому сказал. Где же ты пропадал почти три года? Как спасся и остался жив? Генерал Турецкий говорил, что вертолёт запоздал к вам на помощь всего на несколько минут. Вернувшийся экипаж доложил ему — подлетая к месту посадки, видели, что вас атаковала сотня душманов. И что вы геройски дрались и все погибли в неравном бою. С вертолёта накрыли «духов» ракетным огнём, но вас спасти не удалось.
— Это генерал так рассказывал? — спросил Виктор, высвобождаясь из объятий своего бывшего командира и проходя в прихожую.
— И, не только рассказывал, но и отразил всё в рапорте по команде. Всех представили к посмертному награждению орденами. Тебя — к ордену Ленина и к званию — подполковника, — всё ещё взволнованным голосом, сказал хозяин квартиры, закрывая за дорогим и неожиданным гостем входную дверь.
— Вот за это ему спасибо, — процедил сквозь зубы Виктор и сжал кулаки с такой силой, что пальцы побелели. — Это ему зачтётся.
— Останки ребят, потом, вертолёт вывез и всех похоронили с воинскими почестями на их родине.
— Хоронили, наверное, в цинковых гробах?
— Естественно. Извини, за такую подробность, но останки ваши собирали по кускам. В рапорте генерала Турецкого говорилось, что душманы трупы заминировали и взорвали. Так что, сам понимаешь, опознавать там было нечего.
— А генерал Турецкий по-прежнему служит в «конторе»?
— Нет, не служит. После расформирования «конторы» уволился в запас и, по слухам, уехал на постоянное место жительства в Израиль.
— В Израиль? — удивился Виктор. — Почему в Израиль?
— Он же еврей. Видимо, потянула на землю предков.
— Понятно. Михалыч, а ты случайно, ничего не слышал о группе «Омега»? Ты же в «конторе» ближе всех к верхушке.
— Была такая группа, но очень засекреченная. Её создали в конце восемьдесят восьмого года. А почему ты спросил про эту группу, и откуда узнал о её существовании? Информация об этой группе была засекречена.
— Узнал. Чем она занималась?
— Я не в курсе дела, знаю только, что руководил этой группой генерал Турецкий, а подчинялась она непосредственно кому-то из ЦК и выполняла особо секретные поручения.
— Понятно, — процедил сквозь зубы Виктор.
— А экипаж той «вертушки», которая летала снимать вас с точки, погиб в авиакатастрофе буквально на следующий день, — вздохнув, сказал полковник. — Говорили потом, что в воздухе двигатель отказал.
— Всё ясно, зачистили свидетелей. Командир, а ты продолжаешь служить, или уже в запасе?
