– Ну пошли.
Мы следуем за ним. У комнаты 309 он останавливается, и Майк входит внутрь. Я переступаю порог следующей.
– До скорого! – кричит нам Шутц, удаляясь. Охрана его коридоров весьма серьезна. С тех пор как мы спустились вниз – ни одной живой души.
В комнате меня ожидает чертовски красивая барышня, огненно рыжая.
– Привет, – говорит она. – Вы, по крайней мере, из серии 8?
– Я вольный стрелок, – заявляю я. – Работаю только на себя.
Кажется, она слегка удивлена.
– А как вы здесь очутились?
– Всякое случается, – говорю я. – Если бы в жизни не было тайн, она была бы не такой забавной.
Я направляюсь к смежной комнате и вхожу без стука.
Майк сидит на кровати. Перед ним – точная копия моей подруги.
– Ну как, Майк, – говорю я. – Вы уже ощущаете последствия?
– Мне начинает надоедать, – отвечает он. – Во–первых, я этого ужасно боюсь, и потом – одного раза в неделю мне вполне достаточно. Что, если мы оставим их объясняться наедине?
– Прекрасная мысль, – говорю я. Я возвращаюсь в другую комнату.
– Пошли, Салли, – говорю я. – Мы сейчас будем играть.
– С удовольствием.
Она на ходу прижимается ко мне и начинает обычную возню. Я остаюсь безучастным.
– Я вам не нравлюсь? – спрашивает она.
– Да нет же, лапочка, – отвечаю я. – Но я – гомосексуалист.
– Что это значит?
– Это значит, что я люблю только себе подобных. Так вот, если вас это не очень шокирует, вы порезвитесь немного с Мэри.
– Почему вы нас так называете? – спрашивает она.
– Не люблю номера, – отвечаю я.
Она смотрит на меня с беспокойством, но все же идет. Завидев ее, Майк издает возглас удивления.
– Не может быть, – говорит он. – Чертовщина какая–то. Не могут они быть похожими до такой степени.
– Почему же? – протестует Мэри. – Мы близняшки из одной серии. Вы же прекрасно знаете.
– Это возмутительно, – говорит Майк. – Жениться на такой вот и все время думать, что она вам изменяет.
– Но нас двое, – возмущается Салли. – Двое, вы понимаете?
– По крайней мере, вы знаете, чем могут заняться две хорошенькие девушки наедине?
– Это строжайше запрещено, – говорит Мэри.
– Скажу вам вот что, – заявляет Майк. – Я не могу с вами спать, потому что мне запрещают это врачи. Я очень слаб здоровьем и все время должен отдыхать.
– Вы вовсе не хотите отдыхать. Это весьма заметно.
– Не обольщайтесь, – говорит Майк. – Это всего лишь рефлекс, вроде трупного окоченения. Так что это ровным счетом ничего не значит. Подойдите сюда, вот вы.
Он хватает Салли.
– Я хочу, – говорит он, – как–нибудь пометить вас для различия.
Он сажает ее себе на колени, и она прилагает максимум усилий, чтобы это к чему–нибудь привело, но он довольствуется тем, что сильно кусает ее в левое плечо. Она кричит и вырывается Он засасывает кожу и отпускает ее. Получился весьма живописный синяк.
– Таким образом, мы вас больше не спутаем. Теперь, Мэри, ложитесь–ка на кровать.
Он хватает ее и заставляет лечь. Тяжело дыша, она уступает. Он берет за руку Салли, разворачивает и кладет сверху.
Они отстраняются друг от друга, розовые от смущения.
– Но. – мы никогда этого не делали, – смущенно говорит Салли.
– Многие люди прекрасно этим занимаются, – заверяет Майк. – Обнимитесь. Это очень приятно, вы увидите.
Он садится на корточки и притягивает их друг к другу.
Мэри начинает уступать и уже готова поцеловать Салли. Вскоре с помощью Майка они приходят в полную активность. Время от времени Майк с размаху шлепает их по задницам.
– Давайте, давайте, дорогие мои, – приговаривает он. – Это никому не причинит вреда, и вдобавок у вас не будет детей.
Надо заметить, довольно приятно смотреть, как две хорошенькие девушки занимаются любовью. Для меня это зрелище в новинку, но я очень быстро к нему привыкаю. Волосы Мэри обвивают атласную кожу Саллиных ляжек… Салли первой размыкает объятия и откидывается, кудахтая от удовольствия… У второй на этот счет другое мнение.
– Давай дальше, уродина. Я разве останавливаюсь? – Ну, малышка, не расстраивайся, – говорит Майк, – В конце концов, мой доктор, должно быть, не совсем прав.
Он ложится на кровать и, обняв Мэри, притягивает ее к себе. Она извивается и прижимается спиной к животу Майка. Тот действует с поразительной точностью.
Черт побери… а как же я. Я, кажется, слегка переборщил. Отворачиваюсь и ухожу в другую комнату. Развлекайтесь, дети мои. Я же немного подремлю. Я вытягиваюсь на кровати и закрываю глаза.
Пять секунд. Я сплю…
XXVII. Немного философии
Я пробуждаюсь от мощного удара кулаком Открываю глаза. Рядом со мной, тяжело дыша, стоит Майк. Он весь в поту.
– Рок, – говорит он, – помогите мне. Мне с ними не управиться. Давайте поколотим их как следует, иначе они нас в покое не оставят.
– Дорогой Майк, – я еще толком не проснулся, – это ведь ваша вина.
– Ну помогите же мне, Рок, – просит он.
– Вы вполне можете справиться без меня, – отвечаю я. – Все, что вы говорите – россказни старого импотента, скрытое самобичевание.
– Рок, клянусь вам, когда я прибыл на этот остров, я был девственником. Я читал книги и знал теорию, но никогда не прикасался К женщине.
– Ну и что! И вам не стыдно! – говорю я.
Я с трудом удерживаю смех, глядя на его расстроенную физиономию.
– Стыдно, – говорит Майк. – Но меня интересует физическая культура.
– Мальчик мой, – говорю я. – Это не единственное, что есть в нашей жизни.
Я встаю. Майк распахивает дверь в соседнюю комнату, и две фурии тут же набрасываются на него.
Я хватаю одну из них за то место, которое мне попадает под руку, кладу себе на колено и обрушиваю на ее задницу целую серию затрещин, прямо как в Священной Истории. Потом приподымаю ее и вмазываю кулаком в глаз. Это Салли… Я узнаю отметину на плече. Она все еще дрыгается. Я отвожу ее в свою комнату и запираю на ключ. Возвращаюсь и застаю Майка сидящим верхом на Мэри. Та лежит животом вниз на кровати и не подает признаков жизни.
– Страшно не люблю бить женщин, – признаки я. – Но можно ли назвать их женщинами?
– Нет, – соглашается Майк. – По–моему, пора сваливать.
– Так вот прямо и вернемся? А что же мы расскажем Энди?
– Ничего, – говорит Майк. – Все и так известно. Сигмен располагает полными сведениями о деятельности Шутца, и этого хватит, чтобы написать целый тон вроде Вебстера.
Я сажусь рядом с ним на ноги Мэри. Они теплые Мэри в это время, видимо, решает, что наш разговор слишком затянулся – она начинает шевелиться и пытается скинуть нас на пол.
– Спокойно! – Майк звонко шлепает ее по заднице.
– О–ля–ля, – стонет она. – У меня такое чувство, будто по мне каток проехал.
– У меня тоже, – парирует Майк. – Так что заткни пасть.
Он продолжает.
– Вы отдаете себе отчет, сколько людей придется уничтожить, Роки? Это ужасно.
– Но если они уроды, – говорю я. – Зато как прекрасно будет потом.
– Но они нужны, уроды, – отвечает он. – Боже мой, что же мы будем без них делать? Вы не отдаете себе отчета, еще раз вам говорю. Кто будет ходить в кино, если все будут прекрасны, как Аполлон?
– Ну так будем смотреть на уродов, – говорю я. – Оставим несколько десятков – этого вполне достаточно.
– Вы понимаете, что в таком случае нужно будет стать уродом, чтобы иметь успех у женщин, – продолжает Майк отчаянным голосом. – Кривобокие будут торжествовать, а нам до конца дней придется развлекаться в одиночку. Прекрасно, а? Вы ведь именно так сказали?
– Да, – соглашаюсь я. – Это чертовски убедительный аргумент, тем более что он ad hominem. Очевидно, что при теперешнем положении мы имеем успех у женщин. Ну и что нам с этого? Мы остаемся девственниками до двадцати лет и больше…
– Получается, что из–за таких мудаков, как мы, общество должно погибнуть, даже если оно состоит из еще больших мудаков.
– Замечательная профессия – сыщик, – говорю я, потягиваясь Должно быть, уже часов шесть утра, и я ощущаю зверский голод. – А что, Шутц действительно сделал то, о чем вы говорили? Эта история с Поттаром и Капланом? Чего же он добивается?
– Он хочет стать президентом Соединенных Штатов, – говорит Майк.
– Но ведь каждый американский гражданин может стать президентом, – удивляюсь я. – В книгах так написано. Так почему бы и не он? По крайней мере, нашими сенаторами будут красивые парни.
– Вы, – возмущается Майк, – занимаете позицию наших врагов. Припомните–ка таблички «Дефект внешности» и веселенькие истории на улицах Лос–Анджелеса, девиц, которых он похитил…
– Ну и черт с ними, – говорю я. – Банда гнусных извращенок. Если все они такие, как Мэри Джексон – собрать их да преподнести ему в подарок.
