К восьми тридцати я уже был в номере и даже распаковал вещи. Позвонил Шепарду. Он ждал меня. Оушен-стрит находилась в пяти минутах ходьбы от мотеля. Она являлась продолжением Си-стрит, и главной ее примечательностью было огромное количество выгоревших панелей на стенах и синих ставен. Дом Шепарда не являлся исключением. Большой, в колониальном стиле, панели из белого кедра, выгоревшие до цвета серебра, синие ставни на всех окнах. Он расположился на пригорке, на океанской стороне Оушен-стрит. Перед домом стоял белый «кадиллак» с опущенным верхом. Плавно изгибающаяся, мощенная кирпичом дорога вела к центральному входу, дом обрамляли маленькие вечнозеленые кустики. Входная дверь была синяя. Я нажал на кнопку и услышал, как внутри раздался звонок. Дверь открыла светловолосая девушка в крошечном сочно-зеленом купальнике. На вид ей было лет семнадцать. Я попытался не пялить на нее глаза и произнес:
— Меня зовут Спенсер, и я хотел бы повидаться с мистером Шепардом.
— Входите, — сказала девушка.
Я вошел в переднюю, и она оставила меня там, а сама отправилась за отцом. Я закрыл за собой дверь. Пол в передней был выложен камнем, а стены производили впечатление изготовленных из кедров панелей. По обе стороны располагались двери, еще одна была на задней стене, на второй этаж вела лестница. Потолок был белым и равномерно грубым, на такой потолок штукатурка наносилась струёй, и не было видно следов рук человека.
Вернулась дочь Шепарда. Я незаметно поедал ее глазами из-за солнечных очков. Совсем иное дело, нежели открыто пялиться. Быть может, она была слишком молода, но возраст подчас трудно определить точно.
— У моего отца сейчас посетитель, он просил вас подождать немного.
— Хорошо.
Она ушла, оставив меня стоять в передней. Я не претендовал на бокал портвейна в гостиной, но такой прием показался мне чересчур холодным. Быть может, она находилась в смятении из-за исчезновения матери. Но она не выглядела такой. Она выглядела сердитой. Возможно, из-за того, что пришлось открывать дверь. Вероятно, хотела заняться педикюром, а я оторвал ее. Бедра, однако, сногсшибательные. Для такой маленькой девочки.
Из двери за лестницей появился Шепард. Вместе с ним высокий негр с бритой головой и крутыми скулами. Он был одет в свободный зеленовато-голубой костюм покроя «Ливайс» и розовую рубашку с большим воротником. Рубашка расстегнута до пояса, видимая часть груди и живота производит впечатление твердого, необработанного черного дерева. Он достал из нагрудного кармана небольшие солнечные очки, нацепил, долго смотрел на меня поверх них, затем стекла медленно упрятали его глаза, и он уставился на меня. Я глядел на него.
— Хоук, — сказал я.
— Спенсер.
— Вы знаете друг друга? — спросил Шепард.
Хоук кивнул.
— Да, — сказал я.
— Я попросил Спенсера разыскать мою жену, — сказал Шепард Хоуку.
— Готов поспорить, у него это получится, — сказал Хоук. — Он просто огнем горит, когда нужно что-нибудь найти. Все готов разыскать. Правда, Спенсер?
— Ты тоже всегда был одним из моих самых любимых героев, Хоук. Где остановился?
— Я постоялец «Холлидей Инн», маса Спенсер.
— Мы так больше не говорим, Хоук. Кстати, тебе удается говорить на этом идиотском диалекте не лучше, чем всегда.
— Возможно, но тебе стоило бы послушать «Рассыпчатый хлеб» в моем исполнении.
— Не сомневаюсь.
Хоук повернулся к Шепарду:
— Еще увидимся, мистер Шепард.
Они пожали друг другу руки, и Хоук ушел. Шепард и я наблюдали через дверь, как он идет к «кадиллаку». Его походка была грациозной и легкой, крепкие мышцы — будто дольки тугого мяча, отчего казалось, что он вот-вот взлетит в воздух.
Хоук посмотрел на мой «шеви» шестьдесят восьмого года, обернулся, и лицо его расплылось в довольной улыбке.
— Как всегда, самая крутая тачка, а?
Я пропустил это мимо ушей. Хоук сел в «кадиллак» и уехал. Хвастливо.
— Откуда ты его знаешь? — спросил Шепард.
— Двадцать лет назад выступали за одну команду, иногда тренируемся в одних и тех же залах.
— Разве неудивительно, что через двадцать лет ты встречаешь его именно здесь?
— А я не однажды встречался с ним с тех пор. По роду наших занятий.
— Правда?
— Да.
— Понимаю. По-моему, вы совсем неплохо знаете друг друга. Привычка торговца оценивать людей, я думаю. Входи. Выпьешь кофе или еще что-нибудь? Мне кажется, для выпивки слишком рано...
Мы прошли на кухню.
— Растворимый сойдет? — спросил Шепард.
— Конечно, — ответил я, и Шепард поставил воду в красном фарфоровом чайнике разогреваться.
Кухня была длинной, разделенной надвое: в одной ее части готовили пищу, в другой — ели. В столовой грубый стол — с лавками по четырем сторонам — цвета топляка, что приятно контрастировало с голубым полом и голубой же стойкой.
— Значит, ты был боксером?
Я кивнул.
— Значит, нос тебе еще тогда сломали?
— Ага.
— А шрам под глазом тоже с тех времен, готов поспорить.
— Ага.
— Черт, неплохо выглядишь, готов поспорить, даже сегодня ты смог бы выдержать несколько раундов, правильно?
— В зависимости против кого.
— Ты выступал в тяжелом весе?
Я снова кивнул. Вода закипела. Шепард разложил кофе из большой банки «Тестерс Чойс» по чашкам.
— Сливки, сахар?
— Нет, спасибо.
Он поставил кофе на стол и сел напротив меня. Я надеялся получить к кофе пончик или сладкую булочку. А Хоука, интересно, угостили?
— На здоровье, — сказал Шепард и поднял свою чашку.
— Харв, — сказал я, — у тебя значительно более серьезные неприятности, чем сбежавшая жена.
— Что ты имеешь в виду?
— Имею в виду то, что знаю Хоука, знаю, чем он занимается. Он выжимает деньги, таких ребят на моем углу обычно называют костоломами. Он работает по найму и последнее время довольно часто работает по найму на Кинга Пауэрса.
— Погоди минуту. Я нанял тебя для поисков моей жены. Какими бы делами я ни был занят с Хоуком, они касаются одного меня. А не тебя. Я плачу тебе не за то, чтобы ты совал нос в мои дела.
— Все верно. Но если ты имеешь дело с Хоуком, ты имеешь дело с болью. Хоук всем причиняет боль. Ты должен Пауэрсу деньги?
— Я не знаю никакого Пауэрса. Не волнуйся о Пауэрсе, или Хоуке, или еще о ком-нибудь. Я хочу, чтобы ты искал мою жену, а не рылся в моих финансовых счетах, понятно?
— Да, понятно. Но я уже много лет имею дело с людьми, подобными Хоуку. Знаю, как все бывает. На этот раз Хоук пришел просто поговорить с тобой, любезно объяснить, сколько ты должен, на сколько времени просрочил платежи по процентам и к которому дню ты обязан все выплатить.
— Откуда, черт возьми, ты знаешь, о чем мы говорили?
— А в самом конце разговора он пояснил с достаточно дружеской улыбкой на лице, что произойдет, если ты не расплатишься. Потом появился я, он вежливо попрощался и уехал.
— Спенсер, ты собираешься тратить время на подобные разговоры, или займемся делом, для которого я тебя нанял?
— Харв, Хоук не болтает попусту. Он достаточно скверный человек, но всегда держит слово. Если ты должен деньги, расплатись. Если у тебя нет денег, расскажи мне обо всем, чтобы мы могли заняться решением этой проблемы. Но не пытайся обмануть меня и не обманывай себя. Если дело дошло до Хоука, значит, тебя уже засосало с головой.
— Не о чем говорить. Все. Оставим этот разговор.
— Возможно, не хватит даже моего роста, чтобы тебя вытащить.
У меня возникло чувство, назовите его интуицией, что Шепард не хочет говорить о своих делах с Хоуком, Кингом Пауэрсом или еще с кем-либо. Он хочет говорить о своей жене.
— Твою жену зовут Пам, верно?
— Верно.
— Девичья фамилия?
— Какое это имеет значение?
— Она могла вспомнить о ней после побега.
— Пам Нил. — Он произнес по буквам.
— Родители живы?
— Нет.
— Родственники?
По какой-то непонятной мне причине он вдруг смутился.
— Братья или сестры?
— Нет. Она была единственным ребенком.
— Где она росла?
— Белфаст, штат Мэн. На побережье, рядом с Сиэрспортом.
— Я знаю, где это. У нее там остались друзья, к которым она могла бы поехать?
— Нет. Она уехала оттуда сразу после окончания колледжа. Вскоре после этого умерли ее родители. Она не возвращалась туда уже лет пятнадцать, мне кажется.
— В какой колледж она ходила?
— Колби.
— В Уотервиле?
— Да.
— Как насчет друзей по колледжу?
— Выпуск пятьдесят четвертого года, мы оба. Были влюблены друг в друга еще тогда.
— Так как насчет друзей по колледжу?
— Понятия не имею. Мы и сейчас встречаемся с людьми, с которыми учились вместе. Думаешь, она поехала к кому-нибудь из них?
— Ну, если она отсюда выбежала, то должна куда-то и прибежать. Когда-нибудь работала?
— Никогда. — Он покачал головой. — Мы поженились вскоре после выпускного вечера. Я поддерживал ее материально с той поры, когда это перестал делать ее отец.
