— Не совсем так. Я задал ему этот же вопрос.
— Не намерен отвечать ни ему, ни вам, — твердо отозвался доктор Конверс. — У девочки и без того куча неприятностей.
— Вот я и стараюсь избавить ее от этих неприятностей.
— Довольно странным манером, не так ли?
Тогда я решил сформулировать вопрос несколько иначе.
— Она что, прошлым летом злоупотребляла наркотиками?
— Я не буду отвечать. — Но по его глазам я понял: «да».
— Психосоматическими средствами?
Любопытство взяло верх над врачебной этикой.
— Почему вы так думаете?
— Я слышал, что она пыталась покончить с собой. Неудачный экскурс с помощью ЛСД иногда может оказаться очень кстати. Вам это отлично известно, доктор, не сомневаюсь.
— Разумеется.
— Может, присядем и поговорим поподробнее?
— Нет, сэр, ни в коем случае. Я не имею права обсуждать личные дела моих пациентов.
— Личные дела Сэнди теперь стали достоянием гласности. И не забывайте, что я на ее стороне.
Конверс покачал головой.
— Прошу извинения, но мне пора в больницу на обход.
— Как себя чувствует Лупе?
— Поправляется.
— А Лупе злоупотребляет наркотиками?
— Откуда мне знать?
Резко повернувшись, Конверс вышел.
В гостиной меня ждал капитан Обри. Торндайк пересказал ему все, что услышал от меня, но у Обри было ко мне еще несколько вопросов.
— Вы ведь имели отношение к этому делу почти с первого дня, — сказал он. — С чего, по-вашему, все это началось?
— Началось это в тот день, когда Дэйви Спеннер познакомился с Сэнди Себастиан. Они оба чувствовали себя обиженными и испытывали неприязнь к своим семьям.
— Про Спеннера я кое-что слышал. Он человек психически неуравновешенный и состоит на учете. Ему не следовало гулять на свободе. — Его серые глаза смотрели холодно. — К счастью, долго гулять ему не удастся. Я связался с Родео Сити. Они нашли «дарт» дочери Себастиана. Машина сидела по брюхо в грязи к северу от ранчо. Полиция округа Санта-Тереса рассчитывает не позже чем сегодня взять Спеннера.
— И что потом?
— Это их забота. — Фраза Обри показалась мне странной, ее можно было понять по-разному. — Его обвиняют в убийстве без смягчающих вину обстоятельств, поэтому судьба его решена. Что же касается девочки, то тут вопрос более сложный. Прежде всего она несовершеннолетняя и никаких правонарушений за ней не числится. Кроме того, на ее счастье, она удрала от Спеннера до того, как он убил Флайшера.
— Сэнди — не преступница. Как только она увидела, что дело принимает серьезный оборот, она сбежала.
— Вам ведь, кажется, удалось с ней беседовать? Интересно, какой бес вселяется в такую девчонку? — Обри был искренне обеспокоен. — Моей дочери тоже шестнадцать лет. Хорошая девочка, но и эта была неплохой. Где у меня гарантия, что и моя собственная дочь в один прекрасный день не надумает разбить человеку голову?
— Мне кажется, Сэнди затаила обиду на Лупе. С того-то, вероятно, все и пошло.
— А в чем дело?
— Пока у меня нет доказательств, капитан, я лучше помолчу.
Он наклонился ко мне, лицо у него стало красным, наверное, он думал про собственную дочь.
— Он принуждал ее к сожительству?
— Мне об этом ничего не известно. Но каковы бы ни были их отношения, все это в скором времени прояснится. Люди из отдела по надзору за условно осужденными уж постараются прояснить все детали.
Обри недовольно взглянул на меня и направился к выходу.
— Я хотел поговорить с вами еще кое о чем, — остановил я его. — Пойдемте к вашей машине. Там нас никто не услышит.
Он пожал плечами. Мы вышли из дома. Обри сел за руль, я устроился рядом.
— Вы тот самый Обри, что когда-то служил в полиции Малибу?
— Да. Поэтому-то мне и поручили нынешнее дело.
— Я слышал, что это уже не первое серьезное преступление в семье Хэккетов?
— Совершенно верно. Мистера Марка Хэккета застрелили на пляже.
— Удалось ли вам хотя бы собрать сведения об убийце?
— Нет. Такие случаи, когда преступнику удается мгновенно скрыться, расследовать нелегко, — виновато признался Обри. — Вся беда в том, что мы не могли найти ничего общего между грабителем и жертвой.
— Разве причиной убийства послужило ограбление?
— По всей вероятности. У Хэккета пропал бумажник, а он имел обыкновение носить при себе много денег. Что оказалось, как видите, большой глупостью. На берегу у него был коттедж, где он любил проводить вечера. Вот его и поймали на этой привычке, сумев сорвать немалый куш.
— Кого-нибудь арестовали?
— Мы задержали с десяток подозрительных лиц. Но никого из них обвинить в преступлении не сумели.
— Вы кого-нибудь из них помните?
— Через столько лет? Нет, конечно.
— Я назову вам одного человека. Джаспер Блевинс.
— Нет, не помню, — покачал он головой. — А кто такой этот Джаспер Блевинс?
— Отец Дэйви Спеннера. Если верить старой газете, выходившей в Санта-Тересе, он попал под поезд возле Родео Сити через три дня после убийства Марка Хэккета.
— И что же?
— Интересное совпадение.
— Возможно. Но такие совпадения встречаются на каждом шагу. Иногда они действительно что-то значат, но чаще — ничего.
— Это, по-моему, значит.
— Вы хотите сказать, что существует связь между этими двумя преступлениями, то есть между убийством Марка Хэккета и похищением его сына?
— Какая-то связь определенно есть. В газете также упоминалось, что вы нашли револьвер, из которого был убит Марк Хэккет.
Обри повернулся и с уважением посмотрел на меня.
— Вы недурно поработали, а?
— Удалось вам установить, кому принадлежал этот револьвер?
Обри ответил не сразу.
— Самое странное было то, — наконец сказал он, — что этот револьвер в некотором роде принадлежал самому Хэккету…
— Что дает возможность предположить, не внутрисемейное ли это дело?
Обри поднял руку, останавливая меня.
— Дайте мне закончить. Револьвер принадлежал Хэккету в том смысле, что был куплен одной из его нефтяных компаний. И лежал у них в конторе в Лонг-Биче в незапертом ящике стола. О нем забыли, и он исчез, по-видимому, за несколько дней до убийства.
— Не мог ли это быть служащий, которого когда-то обидели?
— Мы произвели довольно тщательную проверку. Но ничего представляющего интерес не обнаружили. Беда в том, что у Хэккета оказалось немало обиженных среди служащих. Он тогда только перебрался сюда из Техаса и погонял их, как стадо кнутом на техасский манер. Только в Лонг-Биче у него было около пятисот служащих, и добрая половина из них питала к нему жгучую ненависть. Но найти доказательств тому, что его убил кто-нибудь из них, мы не смогли.
— А как называлась его компания?
— «Корпус Кристи ойл энд гэс». Марк Хэккет родился в Корпус Кристи. Не стоило ему оттуда уезжать.
Обри дружески ткнул меня в плечо и включил зажигание. Я вернулся в дом.
В картинной галерее я увидел Герду Хэккет: она стояла, задумавшись, перед картиной, изображавшей человека в путанице геометрических фигур, что, по-видимому, должно было означать единство человека и путаницы.
— Вы любите живопись, миссис Хэккет?
— Да. Особенно Клее. Это ведь я продала эту картину мистеру Хэкке… Стивену.
— Правда?
— Да. В Мюнхене я работала в картинной галерее, в очень хорошей галерее. — В ее голосе слышалась тоска по прошлому. — Там я и познакомилась с моим мужем. Но будь все сначала, я бы не уехала из Германии.
— Почему?
— Мне здесь не нравится. С людьми происходят такие страшные вещи.
— Но вам же вернули вашего мужа.
— Да. — Но веселее она от этого не стала. Она повернулась ко мне, голубые глаза ее были затуманены. — Я очень благодарна вам, честное слово. Вы спасли ему жизнь, большое вам спасибо.
Она притянула меня к себе и поцеловала. Случилось это как-то неожиданно даже для нее самой. Хотела, наверное, выразить каким-то образом свою благодарность, а завершила чем-то другим.
Я поспешил сменить тему разговора.
— Я слышал, вы дружите с Сэнди Себастиан?
— Нет, мы раздружились. Я помогала ей в языках. Но она оказалась неблагодарной.
— Она проводила много времени с Лупе?
— С Лупе? А почему вы спрашиваете?
— Потому что это может оказаться важным. Она часто с ним виделась?
— Конечно, но не в том смысле, что вы имеете в виду. Он иногда привозил ее сюда, а потом отвозил домой.
— Как часто?
— Много раз. Но Лупе женщинами не интересуется.
— Откуда вы знаете?
— Знаю, — вспыхнула она. — Почему это вас так волнует?
— Можно посмотреть его комнату?
— Зачем?
— К вам это никакого отношения не имеет. У него есть комната в доме?
— Нет, он живет над гаражом. Я не знаю, открыто ли там. Подождите, я возьму ключ.