И Сивана.
Да, особенно Сивана. И ее маленькая красная кнопка.
Эти все, слава богу, были живы.
А других, покойников, заметно прибавилось.
Их похоронили, закопали, откопали…
Нет, я говорю неточно: их хоронили, закапывали, переносили, передвигали, взрывали. Трупы преследовали меня везде и всюду. «Странствующие» трупы.
В этом стоило разобраться. Практически я сам был таким «странствующим» трупом. «Живым» трупом. Это нечто новое, но мне это не нравилось. Однако приходится считаться с фактами. Я выдохся, во всяком случае Сивана решила, что хотя я еще могу двигаться под действием собственного пара, но для нее в старом бойлере осталось его недостаточно.
Я хочу сказать, что с девушкой вроде Сиваны ты должен быть в лучшей форме.
Конечно, имеются и другие исполнительницы «танца живота», но многие ли из них способны отбросить рубин на шестнадцать футов и угодить в башмак мужчине?
Получилось, что о чем бы я ни думал, куда бы мои мысли ни устремлялись, они неотвратимо возвращались к несравненной, гибкой, соблазнительной ирано-египетской танцовщице.
Меня так и подмывало ей позвонить, в конце-то концов телефон находился совсем недалеко, у противоположного края дивана. Но нет, только не сегодня, после беготни по холмам, да еще с таким неудобным грузом, как Гизер, да атаки на парней Домино. Сегодня вечером я намерен вести себя разумно.
Я отдохну, расслаблюсь, немного подлечусь, добавлю пара в старый котел.
Я знаю, пока не следует заходить слишком далеко. Нужно трезво оценивать свои силы.
Зазвонил телефон.
«Отвечать или нет? — подумал я. — А почему нет? Что я могу потерять? Еще немного крови, потому что слишком резко поднимусь с места? Но, черт возьми, у меня же еще ее много…»
Я поднялся, сделал несколько шагов и взял трубку.
— Алло?
— Алло-о, Шелл?
Женский голос. Женственный, певучий, кокетливый, знающий, как обольстить мужчину.
— Лилли? — спросил я.
— Да. Это вы, Шелл?
— Да. Во всяком случае, я так считаю… если подумать, то от меня осталось все же больше, чем я предполагал…
— Шелл, я должна была тебе позвонить. Все говорят о тебе. Все, что произошло, показывали по телевидению, передавали по радио, описали во всех газетах.
— Ну, и что они говорят?
— Про тебя, что ты делал вчера и сегодня. На кладбище, а потом с Никки и все прочее. Я же видела тебя по телевизору. Новости в 23.00.
— Ох, я надеюсь, ты не смотрела двадцать четвертый канал и снимки, сделанные с вертолета. Боюсь, что они снова повторят это.
— Именно так они и поступили. Шелл, ты выглядел… ты выглядел таким храбрым.
— Да? — Я потряс головой. — Повтори-ка это еще раз.
— Ты выглядел таким смелым и храбрым!
— Значит, по-твоему, я не производил впечатления психа?
— Ну, что ты говоришь? Это было замечательно. У меня по всей коже побежали мурашки.
— Так уж и по всей?
— Ты с пистолетом, рычащий, и все такое…
— Вот-вот, я припоминаю, что я рычал, как самый настоящий псих!
Разве можно было всерьез относиться к словам Лилли.
Ах, до меня стало доходить. Должно быть, в фильме я походил на худа. Действительно, в моей внешности и поступках было что-то явно криминальное, если хорошенько подумать. А Лилли неравнодушна к типам такого плана. Вот и причина ее восторга… Она могла даже вообразить, что появился шанс мне постепенно примкнуть к таким типам.
— Шелл, — сказала она, — надеюсь, у тебя нет ко мне претензий из-за Сирила? Ты на меня не обиделся?
— У меня и в мыслях не было ничего подобного. Фактически единственное, с чем я считался…
— Понимаешь, это ровно ничего не значит.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, это не было что-то… ты понимаешь…
— Нет.
— Знаешь, вообще-то я даже рада… Мне кажется…
— Как прикажешь это понять?
— А ты не знаешь?
— Лилли…
— Ты бы заглянул в «Джаз Пэд», Шелл. Он полупустой.
Ага. Теперь я получил кое-что еще. Появилась надежда, что меня реабилитируют, ведь Сирил-то находился в тюрьме! Более того, все из ее потенциальных приятелей тоже угодили туда.
Ну что ж, я не имею ничего против, чтобы на пару часов меня реабилитировали. Не сегодня вечером, разумеется. Но, возможно, в скором времени…
— Как ты думаешь, сумеешь ли ты сейчас приехать в клуб, Шелл?
— Ну… не сегодня. Однако, довольно скоро. Даже очень скоро.
Я на секунду задумался.
— Между прочим, Лилли, как у тебя дела с полицией? Принимая во внимание плачевное положение Сирила и…
— Ох, я вроде бы получила испытательный срок. Должна хорошо вести себя.
— Да, трудная задача.
— Мне нельзя водить дружбу с… ну, ты сам знаешь.
— Да, понятно.
— Я сегодня ездила в управление и долго беседовала с полицейским начальством. Однако, они держались очень мило. Фактически я-то сама ничего плохого не сделала. Все это дело рук Сирила. Ну, а я перепугалась, почувствовала себя такой беззащитной…
— Представляю.
— Поэтому они даже не собираются сажать меня в тюрьму или как-то по-другому наказывать. Как мне теперь кажется, полицейские не такие уж страшные.
— Полицейские тоже люди…
Я закрыл глаза.
— Как ты была одета, когда разговаривала с ними?
— Точно так, как сейчас. В своем золоченном платье. Ты его не видел? У меня не было времени переодеться.
— Естественно. Опиши мне свое платье, Лилли.
Она описала довольно подробно. Должно быть, что-то сногсшибательное. Да, декольте впереди до самого пояса.
Потом она сказала:
— Мне нужно бежать, Шелл. Уже пора выступать. Обязательно приходи, когда сможешь. Я понимаю, что сегодня ты должен чувствовать себя ужасно усталым.
— Да, вроде того. Но настроение у меня начинает… подниматься.
— Пока, Шелл.
— Пока, Лилли.
Положив трубку на место, я обнаружил, что улыбаюсь. Это немного причиняло боль, но я улыбался.
Я прикончил свой бурбон и принялся смешивать новый, но тут вспомнил о графине с мартини, который приготовил вечером в воскресенье. Вот чего мне хотелось! Ничто не сравнится с мартини, если ты уже начал улыбаться.
Собственно, почему графин? Ведь я тогда разлил его по стаканам. Они уже замерзли, ведь я успел сунуть их на несколько минут в морозильник. Вечером в воскресенье. Понятно, что с той минуты я даже не заглядывал в него.
Теперь я вытащил один стакан. Эти стаканы существовали у меня для ночей «полнейшего безумия».
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда я собирался сделать первый осторожный глоточек «Безумия» двухдневной давности.
На этот раз я поднялся к телефону куда быстрее. Разумеется, нужно хоть немножко двигаться, что за идиотизм сидеть на одном месте, дожидаясь, когда онемеют руки и ноги!
— Слушаю!
— Шелл? Это Зазу.
— Правда? Какими судьбами?
Она тоже была хорошо информирована обо всех новостях, включая телепередачи, и сразу же мне об этом сообщила.
Потом я услышал:
— Шелл, я вас прощаю.
— Вы что?
Я передвинул свой едва не отмороженный язык в другую сторону рта:
— Вы прощаете меня? Это мило, надо думать. За что?
— За то, что вы сделали папе… Вы как-то странно говорите. У вас поврежден рот?
— Нет. Откровенно говоря, я выпил переохлажденного мартини.
Она ничего не ответила. Потом сказала:
— Он в тюрьме, но это все равно должно было случиться. Мы с мамой знали об этом.
— Мама тоже, да?
— Да. И в конце концов, вы же спасли ему жизнь… Бомба… начиненный динамитом труп…
Новая пауза.
— Шелл?
— Да?
— А вы меня прощаете?
— Ну…
Мне пришлось немного подумать. В действительности я давно простил, хотя по ее милости мне пришлось пережить один из самых ужасных моментов в своей жизни. Однако, если встать на ее сторону…
— Почему нет? — сказал я. — Черт побери! Конечно, я вас прощаю. Ведь вам в действительности двадцать два, верно?
— Да.
Это прозвучало очень вкрадчиво. И не менее вкрадчивым голосом был задан новый вопрос:
— Полагаю, я была ужасной, Шелл?
— Ну…
— Но, в конце концов, он мой отец. И я должна была бороться за него, верно?
— Полагаю, да. Вот что я вам скажу, Зазу. Если я когда-нибудь окажусь в настоящей беде и мне понадобится человек, чтобы выручить меня, я надеюсь, вы будете на моей стороне?
— Я и так на вашей стороне, Шелл. В известном смысле.
— Да? В каком?
— О… Вы сами знаете.
Опять это проклятое «сами знаете».
Мы поговорили еще несколько минут. Когда она повесила трубку, для меня многое прояснилось.
Я прошел на кухню и вернулся со своими стаканами. Усевшись на диван, сделал еще осторожный глоток и поморщился. Напиток был все еще холодным. И потом в нем чего-то не хватало. Чего?..
Говорят, что улучшает вкус опущенная в вино маслина.
