— Нет, просто хороший друг. И начальник.
— Он здорово смахивает на одного моего знакомого из клуба, что на первом этаже. У них есть номер в программе, когда этот парень писает на женщин.
— Это не я, — заверил ее Майрон. — Я стесняюсь отправлять нужду даже в общественных туалетах.
Люси повернулась к Эсперансе:
— Отлично выглядишь, Пончо.
— Спасибо.
— Забросила спорт?
— Навсегда.
— Но продолжаешь тренироваться?
— Как только выпадает свободная минутка.
— В «Наутилусе»?
— Ага.
— Оно и видно. — Люси шаловливо улыбнулась. — Ты по-прежнему все та же соблазнительная штучка.
Майрон откашлялся.
— Послушайте… — проговорил он.
Женщины не обратили на него никакого внимания.
— Ты продолжаешь снимать борцов на руках? — спросила Эсперанса.
— Все реже и реже. Я по уши увязла в порнографии.
Эсперанса посмотрела на Майрона и пояснила:
— Люси — на сам деле у нее другое имя, мы звали ее так за рыжие волосы — в свое время фотографировала начинающих армрестлеров.
— Я уже понял, — ответил Майрон. — Как ты думаешь, она сможет нам помочь?
— Что вы хотите узнать? — подала голос Люси.
Майрон протянул ей «Укус» и показал фотографию Кэти.
— Вот, — сказал он.
Люси глянула на снимок и спросила, обращаясь к Эсперансе:
— Кто он? Полицейский?
— Спортивный агент.
— Ага, — отозвалась Люси, но дальнейших расспросов не последовало. — Дело в том, что из-за этого снимка у меня могут быть неприятности.
— Почему? — осведомился Майрон.
— Потому что девчонка голая.
— Ну и что?
— А то, что это противозаконно. В рекламе девятисотых линий запрещено использовать фотографии обнаженных женщин. Если нас застукают, нам придется туго.
— Нас? — уточнил Майрон, вновь пуская в ход коварные приемы ведения следствия.
— Я совладелец нескольких компаний интимных услуг по телефону, — объяснила Люси. — Некоторые из указанных в рекламе телефонов установлены здесь, в этом здании.
— Я не пойму, почему вы говорите, что обнаженная натура запрещена, — недоумевал Майрон. — На мой взгляд, почти все девчонки в этом журнале голые.
— Но только не в объявлениях девятисотых линий, — подчеркнула Люси. — Пару лет назад вышел закон о том, что эти линии обязаны соблюдать приличия. Вот, посмотрите. — Она перевернула страницу и показала Майрону другое объявление. — Девчонка может принимать соблазнительные позы, но обязана быть одетой. И кстати, обратите внимание на названия линий. «Откровенная беседа», «Поговорите с девушками». А теперь взгляните на объявления восьмисотых линий. Тут все гораздо круче. «Поцелуйте меня между грудей» и тому подобное.
Майрон припомнил удивившее его обстоятельство: во время недавней беседы с Тони по девятисотой линии не было сказано ничего неприличного.
— Так, значит, настоящий секс по телефону доступен только на других линиях?
— Да. И для этого требуется разрешение. Так считает правительство. По девятисотой может позвонить кто угодно. Оплата ведется автоматически. Счетчик включается сразу после того, как вам ответили. Однако на восьмисотых и других линиях все по-другому. Там от клиента требуют сразу сообщить данные кредитной карточки либо немедленно повесить трубку.
— Значит, разговоры о якобы непристойных девятисотых линиях — это…
— …сущая чепуха, — закончила за него Люси. — На этих линиях нельзя произносить ни одного похабного слова. Девятисотые линии чаще всего используются в качестве приманки. Там ведутся беседы о щекотке да массаже с целью возбудить клиента. Вам понятно, о чем я?
— Кажется, да.
— Разумеется, клиент не преминет вставить соленое словцо. Видите ли, многие из них — грубые мужланы и не могут обойтись без сальностей. Это для них средство облегчиться и расслабиться. Мы всеми силами провоцируем их на пошлости, что, как правило, не составляет особого труда. Как только клиент достаточно распаляется, мы говорим: извините, мол, нам запрещено говорить неприличные слова, но вы можете перезвонить по такому-то телефону и сообщить номер своей кредитной карточки. Человек звонит, и счетчик запускается вновь.
— Неужели они не стесняются заносить в свой кредитный счет такие названия? — спросил Майрон.
Люси покачала головой и дразняще вильнула бедрами.
— Названия компаний подбираются тщательно и очень осторожно, — объяснила она. — На вашем счете появляется «Норвуд, инк.» или «Телемарк», и никаких «Сосущих губок» или «Бравых лесбиянок». Хотите взглянуть?
— На что?
— Как мы работаем, как отвечаем на звонки. У нас много надомников, но в этот самый миг у меня наверху трудятся человек шесть-семь.
Майрон пожал плечами:
— Почему бы и нет?
По лестнице, заполненной тошнотворной вонью, они поднялись на четвертый этаж. На площадке Люси открыла ключом одну из комнат, впустила их внутрь и тут же захлопнула дверь.
— Компания «Вечные фантазии», — сообщила она. — Рядом находятся «Дик-лизунчик», «Шлюхерслайн», «Веселый телефончик» и с десяток других.
У Майрона отвисла челюсть. Он ожидал увидеть все, что угодно, — уродливых женщин, толстых женщин, даже старух. Но только не это.
У аппаратов сидели мужчины. Среди них была лишь одна женщина.
— Линия для педерастов? — спросил Майрон.
Люси улыбнулась и покачала головой:
— Гомосексуалисты редко обращаются к нам. От силы один звонок на сотню.
— Но… ведь это мужчины. Майрон Болитар, Всевидящее Око.
Один из мужчин произнес хриплым голосом водителя грузовика:
— Ах, какой ты сильный. Давай же, засовывай поглубже. Вот это другое дело.
Люси улыбнулась мужчине, и тот добавил, закатив глаза:
— Ты настоящий Сталлоне. Не останавливайся, вздрючь меня как следует.
Майрон с удовлетворением отметил, что Эсперанса смущена ничуть не меньше.
— Что здесь происходит, Люси? — спросила она.
— Веяние времени, — объяснила Люси. — При нынешнем состоянии экономики самой дешевой рабочей силой оказались мужчины. Женщины и девушки трудятся на улицах, а это их братья, кузены и приятели.
— А как же голоса?
— Мы используем преобразователи голоса, — ответила Люси. — Их можно купить в «Шарпер имидж». С помощью преобразователя вы можете сделать из девчонки Луиса Армстронга, и наоборот. В зависимости от пожеланий заказчика наши парни притворяются кем угодно — невинной девственницей, стервой с хриплым голосом, певицей с грудным контральто.
— А клиенты знают об этом? — ошеломленно спросил Майрон.
— Нет, конечно. — Люси повернулась к Эсперансе и добавила: — Твой приятель малость туповат. Но выглядит неплохо.
Помещение ничем не отличалось от любого пункта по оказанию телефонных услуг. Сложные ультрасовременные аппараты. Десятки кабелей. Таблички, поясняющие назначение каждой линии: «Робососок», «Жрица саванн», «Домохозяйка с грубыми ножищами». У каждого работника был второй телефон для проведения операций с карточками «Виза» и «Мастер-кард».
— По линиям, отмеченным буквой «П», разрешается вести только приличные разговоры, — продолжала Люси. — У нас работает еще около сотни человек. Они трудятся на дому. Большинство из них — женщины.
— Домохозяйки с грубыми ножищами?
— Только некоторые. Остальные — просто домохозяйки. Надеюсь, теперь вы понимаете, отчего я сочла странным объявление в том журнале. На девятисотых линиях голые девчонки запрещены.
Они покинули телефонный узел и спустились в кабинет. По пути Майрон едва не споткнулся о пьяного парня, которому вздумалось подняться именно тогда, когда Майрон занес над ним ногу.
— Скажите, нет ли среди компаний там, наверху, фирмы под названием «Эй-би-си»? — спросил он.
— Есть.
— Насколько нам известно, вам вчера звонил Гэри Грейди. Зачем?
— Кто?
— Гэри Грейди.
Люси недоуменно покачала головой:
— Не знаю такого.
— А Джерри?
— Ах, вот вы о ком. — Люси чуть заметно улыбнулась. — Я так и знала, что это не настоящее его имя. Джерри всегда был чересчур скрытен.
— Зачем он звонил?
Люси кивнула с таким видом, будто ей в голову пришла какая-то мысль.
— Теперь мне все ясно, — сказала она.
— Что именно?
— Он расспрашивал меня о фотографии, которую я сделала пару лет назад.
— Об этой? — спросил Майрон, показывая снимок Кэти.
— Да, на ней одна из его девчонок.
Майрон и Эсперанса обменялись взглядами.
— А что, были и другие?
— Да. Человек шесть или больше.
Майрон вновь почувствовал, как его охватывает гнев.
— Девчонки-малолетки?
— Откуда мне было знать?
— А вы не спрашивали?
— Кто я — полицейский? Послушайте, приятель, зачем вы сюда пришли? Читать мне проповеди?
