— Садись уж…
Голос начальника штаба — «энша» по-военному — не предвещал грозы. Мезенцев присел на краешек стула, уронил руки на колени.
— Что, плохо, Петро?
— Хуже некуда…
Энша прошелся по кабинету.
— Ладно, Петро, — постарался сказать он как можно мягче. — Мы на войне, а здесь всякое бывает…
Это настолько не соответствовало образу энша, что Мезенцев удивленно поднял на того глаза. Всегда наглый, жесткий, требовательный до придирчивости, нахрапистый, ругатель и матерщинник…
Начштаба понял этот взгляд. И решил немного подыграть подчиненному.
— Что, другого ожидал?
Мезенцев ничего не ответил, опять опустил глаза, уставился в пол. А начальник штаба прошел в угол кабинета, гулко громыхнул дверцей сейфа и протянул Мезенцеву заблаговременно наполненный стакан. В нос старшему лейтенанту ударил сладковатый дух нагревшегося на жаре спирта.
— Выпей, старлей… — почти с искренним участием фамильярно произнес начальник. — А то еще не переживешь, чего доброго, сегодняшний день…
Мезенцев понимал, что надо бы отказаться. Но по шее уже алчно прошелся кадык. Да ладно, махнул он мысленно рукой, после такого дела и в самом деле не мешало бы дернуть стаканчик…
— Давай-давай, чего уж там, не бойся… — увидев колебания подчиненного, поторопил начальник штаба. — Помяни своих ребят…
Молодой офицер проглотил сушащий губы и рот спирт и припал к кружке с водой, которую ему подал энша. По телу крупно прошла судорога неприятия, от желудка в виски сразу ударила горячая волна.
— Ну а теперь — к делу!
Мезенцев глядел на начальника настороженно. Что значит «к делу»? Мелькнула совершенно идиотская мысль: а что, если тот прямо сейчас, преследуя какие-то свои цели, в таком вот состоянии поведет его к командиру?.. Не случайно же начштаба в части так не любили и считали способным, если ему это выгодно, на любую подлость…
— Я тебе, Мезенцев, за твое преступление… — уже иначе, жестко заговорил начальник штаба, убирая в стол стакан и кружку. — А ведь ты, именно ты, и в самом деле совершил сегодня преступление, кто бы тобой ни командовал и чьи бы распоряжения ты ни выполнял… Так вот, за твое преступление я придумал тебе такое наказание, что ты, только чтобы избежать его, сам согласился бы в цинковый ящик залечь…
Он еще не закончил свою речь, а Петр уже понял, что именно тот имел в виду.
— Не надо! — прошептал он.
Наверное, Мефистофель и тот не смог бы улыбаться с более дьявольской улыбкой, чем это сделал энша.
— Надо! — твердо и высокомерно проговорил он. — Только ты, и никто иной!
Мезенцев схватил его за руку, заговорил горячо, жарко выдыхая спиртовые пары:
— Не надо, прошу вас, все что угодно, но только не это! Я согласен до самой замены во все наряды за всех подряд ходить!.. Я вашим личным адъютантом буду… Я у вас полы в кабинете буду мыть…
Энша брезгливо отдернул рукав своего новенького «камуфляжа» от прокопченных рук подчиненного.
— Мезенцев, это вопрос уже решенный. «Борт» сегодня в двадцать часов. Так что собирайся, подписывай документы — и вперед! Времени осталось слишком мало…
Только теперь в полной мере оценил Петр все коварство начальника. Он сейчас сделал бы все, лишь бы избежать выполнения данного ему задания. Однако от него сейчас разило спиртом, как из винного погреба, а потому он уже не мог пойти к командиру и попытаться упросить того избавить его от этой страшной командировки.
Делать ничего не оставалось, как только покориться приказу.
— Есть! — обреченно бросил он ладонь к козырьку форменного кепи.
— Погоди…
Все еще надеясь на какое-то чудо, подчиненный поднял глаза на начальника. Однако тот не оставил ему и последнего шанса.
— Садись! — кивнул он на стул, теперь уже стоящий возле стола.
Мезенцев присел.
— Подпиши-ка тут кое-что…
Подавленный происходящим, чувствуя, как от выпитого в голове путаются мысли, потея от жара, который растекался от желудка по всем жилочкам, старший лейтенант ставил одну свою подпись за другой в каких-то документах, в графах, на которые указывал энша.
— Ну а теперь все, — собирая бумаги в папку, кивнул ему начальник. — Можешь идти!
Когда за старшим лейтенантом закрылась дверь, энша поднял трубку полевого телефона, резко крутанул ручку.
— «Линзу»! — коротко назвал он позывной вышестоящего штаба. — Срочно!
Пока все шло по плану.
…В Ташкенте Мезенцева встречали. Едва самолет, зарулив на стоянку военного аэродрома, перестал крутить винтами, к нему подкатил «ГАЗ-66». Из кабины выпрыгнул молодой крепкий парень, подошел к «борту» и остановился рядом, нетерпеливо наблюдая за тем, как летчики открывают дверь, как к образовавшемуся проему пристраивают трап- «стремянку»…
И едва Петр спустился на плиты аэродромного бетона, парень шагнул к нему навстречу.
— Добрый вечер! Вы «жмуриков» привезли?
Он весело скалил зубы, этот откормленный «качок», привыкший к спокойной и устроенной жизни… Как же Петр ненавидел таких самоуверенных наглецов, у которых в душе ничего святого! Он их ненавидел всегда, а теперь, когда вынужден сопровождать этот страшный «груз 200», ненавидел еще больше.
Потому что он и его парни там, «за речкой», страдали, умирали, болели, воевали, воду иной раз делили «по булькам»… А эти здесь…
— Я не привез «жмуриков»! — процедил сквозь зубы Мезенцев в улыбающуюся физиономию. — Я сопровождаю своих погибших подчиненных! Все ясно?
Встречающий улыбку чуть пригасил, но не стушевался, как того ожидал офицер.
— Да ладно тебе, лейтенант, не заводись, — сказал парень примирительно. — Я же не знал, что это твои…
Петру в полете летчики еще налили спирта. И теперь ему, захмелевшему, было неимоверно жаль себя.
— Знал — не знал… — с тоской произнес он. — Тебе этого не понять…
— Ну почему же? — спокойно возразил парень. — Я тоже своих ребят оттуда отправлял.
— Ты? — удивился Мезенцев. — Ты что же, был там, «за речкой»?
— Был, как положено, полтора года оттрубил, — опять спокойно подтвердил встречающий. — Меня здесь так и зовут — Шурави. А так я Вячеслав. А тебя, если не ошибаюсь, Петром зовут?
— Петром, — по-прежнему удивленно подтвердил Мезенцев. — А ты откуда знаешь?
— От верблюда, — незамысловато отшутился Самойлов. — Я у тебя один цинк сейчас заберу.
— Но как же…
Старший лейтенант ничего не мог понять. И единственное, на что он мог списать свою непонятливость — так это на выпитый спирт.
— Не переживай, все в порядке, Петя.
Вячеслав достал из кармана бумагу, протянул ее офицеру. Тот тупо уставился на отпечатанный текст, заверенный несколькими печатями.
— Что это? — несмотря на яркое освещение аэродромного поля, Петр никак не мог вникнуть в содержание бумаги. — Не пойму.
— Это документ на право получение ящика с одним «жмуриком», — терпеливо объяснял Самойлов. — То есть с павшим в бою воином-интернационалистом. Мы с тобой сейчас заберем один цинк и едем ко мне.
— Какой цинк?
— Там, где написано «Махмудов».
Мезенцев печально покивал:
— Да, Рустам… Прямо в машине сгорел. Хороший был парень… Механик-водитель.
— Вот и отлично, — по всему было видно, настроение Вячеслава далеко от лирического. — Его и забираем.
— А ты ему кто?
— Кто-кто… Хрен в пальто! Какая тебе разница, если документ в порядке?
Петр впервые сопровождал «двухсотых». До сих пор ему удавалось избегать подобных командировок. Это же ужас — передавать с рук на руки родителям или семье останки погибшего на войне, смысла которой никто не мог понять! Потому и воспринял приказ начальника штаба с таким неприятием. И теперь не знал, что делать. Его проинструктировали о том, как действовать по прибытии на место. А о том, как поступить в такой ситуации, когда кто-то хочет гроб получить раньше…
Но вот бумага. Печати. Да и кто посторонний станет возиться с покойником?
…Через полчаса они уже мчались по темной дороге по направлению к городу. КПП миновали беспрепятственно, проскочили мимо стайки «частников», которые тут дежурили едва ли не круглосуточно, вырулили на трассу и прибавили газу. Вячеслав сидел в кабине. Петр устроился в кузове, вместе с парнями. На полу между откинутыми лавками стоял ящик с телом Рустама Махмудова. Мезенцев старался на ящик не смотреть, он глядел назад, где в проеме поднятого брезента была видна убегающая назад дорога.
Постепенно дома стали мельчать, появились дувалы, из-за которых курчавились деревья. Возле одного из них машина и остановилась.
— Ну что, командир? — подошел к нему Вячеслав. — Нормально доехал?
— Да разве с таким грузом можно нормально ехать? — вздохнул офицер.
