По засыпанной гравием дорожке я добрался до дома и постучался в дверь. Открыла мне латиноамериканка в черном форменном платье и белой наколке с черным бархатным бантом на голове. Давно уже мне не доводилось видеть одетую в форму горничную.
Она начала было расспрашивать меня, кто я и что и зачем пожаловал, но ее перебил раздавшийся из комнаты женский голос:
— Пускай войдет. Я с ним поговорю.
Горничная ввела меня в комнату, обставленную резной викторианской мебелью и вполне соответствующую тому чувству, какое я испытал, когда приехал на север округа: мне казалось, что я вернулся в довоенные времена.
И при виде Мейми Хейдждорн это ощущение только усилилось. Она была миниатюрной женщиной, и, когда сидела на диване, ее ноги в золоченых туфельках не доставали до паркета. На ней было довольно строгого покроя платье со стоячим воротником. Ее высокая грудь вздымалась, как у зобастого голубя. Завершали портрет нарумяненное в мелких морщинах лицо и волосы, или парик, чудовищно рыжего цвета с переливами. Однако мне понравилась заигравшая на ее лице улыбка.
— Что вас интересует? — спросила она. — Садитесь и расскажите Мейми.
И подняв руку, на которой сверкнул бриллиант, указала мне на диван рядом с ней.
— Вчера вечером в Сентервиле я разговорился с неким Элом Симмонсом. Он сказал, что вы знали Лорел Блевинс.
— Эл зря так много болтает, — оживленно отозвалась она. — Но, по правде говоря, я очень хорошо знала Лорел. Она жила у меня после смерти мужа.
— Значит, под поездом погиб ее муж?
Она ответила не сразу.
— Насчет этого у меня нет уверенности. Официально это не было доказано.
— Почему?
Она обеспокоенно задвигалась. Платье ее зашуршало, и от него донесся запах лаванды. Нервы у меня были так натянуты, что само прошлое, казалось мне, зашевелилось в своем саване.
— Мне бы не хотелось портить Лорел жизнь. Мне она всегда нравилась.
— Значит, вас должно огорчить известие о ее смерти.
— Лорел? Но она же молодая женщина.
— Не все умирают от старости. Ее забили насмерть.
— Боже мой! — воскликнула она. — И кто же это сделал?
— Скорей всего Джек Флайшер.
— Но он ведь умер.
— Совершенно верно. Поэтому, если вы мне кое-что расскажете, то никому из них уже не причините зла, миссис Хейдждорн.
— Мисс. Я никогда не была замужем. — Она надела очки в роговой оправе, которые сделали ее похожей на строгую учительницу, и пристально вгляделась в меня. — Между прочим, кто вы такой?
Я объяснил ей. Затем она стала расспрашивать меня про случившееся. Я изложил ей все события по порядку, не утаив ни имен, ни мест действия.
— Большинство из этих людей я знала, — хриплым голосом сказала она, — начиная с Джо Крага и его жены Элмы. Джо мне нравился. Видный он был мужчина. Что же касается Элмы, то уж больно она была рыбой да все листала и листала свою Библию. Джо частенько навещал меня — я в ту пору, к вашему сведению, содержала дом в Родео Сити, и Элма никогда не простила мне того, что я порой сводила его с пути праведного. По-моему, главным образом из-за меня она и заставила его перебраться в Лос-Анджелес. Господи, да с тех пор прошло уже сорок лет! Как Джо?
— Он умер. А Элма жива.
— Она, наверное, очень старая. Элма старше меня.
— Сколько вам лет?
Она невесело улыбнулась.
— Я никому не говорю, сколько мне лет. Я старше, чем выгляжу.
— Да что вы?
— Не надо мне льстить. — Она сняла очки и вытерла глаза кружевным платочком. — Джо Краг был хороший человек, но в наших краях ему не везло. А в Лос-Анджелесе незадолго до смерти, я слышала, ему чуть-чуть подфартило.
— Чем же?
— Появились деньги. Чем еще? Он нашел себе работу в какой-то большой компании и выдал замуж свою дочь Этту за самого босса.
— Генриетту. Ее звали Эттой. Сначала она вышла замуж за Элберта Блевинса. Он был отцом Джаспера Блевинса, который женился на бедняжке Лорел. — Старуха вроде гордилась знанием чужой генеалогии.
— Кто убил Джаспера, мисс Хейдждорн?
— Точно не знаю. — Она посмотрела на меня долгим хитрым взглядом. — Если я расскажу вам то, что мне известно, что вы сделаете с этими сведениями?
— Открою сундук с тайнами на всеобщее обозрение.
Она чуть печально улыбнулась.
— Похоже на слова из старого гимна. Меня ведь, знаете, когда-то уговорили принять новую веру. И ходила я в ту церковь, пока мальчишка-евангелист не сбежал, прихватив собранные за неделю деньги и мою лучшую подругу. А вам чего нужно, мистер Евангелист? Денег?
— Мне платят.
— Кто?
— Люди, которые живут к югу от вас.
— А за что они вам платят?
— Чтобы объяснить, потребуется целый день.
— Тогда почему бы не оставить все, как есть? Пусть мертвые покоятся с миром.
— Их что-то становится слишком много. И началось это уже давно. Пятнадцать лет назад. — Наклонившись к ней, я тихо спросил — Лорел убила своего мужа? Или его прикончил Джек Флайшер?
Она же размышляла над вопросом, который ей хотелось задать мне:
— Вы сказали, что Лорел умерла. Откуда мне знать, что вы говорите правду?
— Позвоните в лос-анджелесскую полицию и попросите соединить вас с участком на Пэрдью-стрит. Позовите к телефону сержанта Принса или сержанта Яновски.
Я назвал ей номер телефона. Она с помощью скамеечки, сиденье которой украшала ручная вышивка, слезла с дивана и вышла из комнаты. Я слышал, как в холле хлопнула дверь. Через несколько минут та же дверь отворилась.
В комнату она вошла более медленно. На ее обвисших щеках резко выделялись румяна. Она опять залезла на диван, на секунду напомнив мне маленькую девочку, одетую в найденный на чердаке бабушкин наряд и нахлобучившую на себя бабушкин парик.
— Да, значит, Лорел умерла, — мрачно признала она. — Я разговаривала с сержантом Принсом. Он намерен прислать сюда кого-нибудь для беседы со мной.
— Я уже здесь.
— Я знаю. Поскольку Лорел умерла, да и Джек тоже, я готова ответить на ваш вопрос. Да, она убила Джаспера Блевинса, размозжив ему голову обратной стороной топора. Джек Флайшер положил тело под поезд. А в своем рапорте зафиксировал несчастный случай, пострадавший неизвестен.
— Откуда вы все это знаете?
— Мне рассказала сама Лорел. Когда она жила у меня, у нас были такие близкие отношения, какие бывают только у матери с дочерью. Она поведала мне, как убила Джаспера, и объяснила почему. Я никогда не считала ее виноватой. — Мейми Хейдждорн тяжело, с дрожью вздохнула. — Но бросать ребенка она не имела права. За это ее простить нельзя. Хотя идти по жизни ей следовало налегке, если она хотела уютно устроиться. Ребенок только мешал.
— В конечном итоге она вернулась к нему, — заметил я. — Но сделала это слишком поздно для них обоих.
— Вы думаете, ее убил ее собственный сын?
— До сих пор я этого не думал. Зачем? Но если он узнал, что она убила его отца… — Я не закончил своей мысли.
— Она его не убивала.
— Но вы же только что сказали, что это сделала она.
— Нет. Я сказала, что она убила своего мужа Джаспера Блевинса. Он не был отцом ее ребенка.
— А кто?
— Какой-то богач из Техаса. Лорел оказалась в положении еще до приезда сюда. Его семья дала ей денег, и ее отправили в Калифорнию. Джаспер, польстившись на эти деньги, женился на ней, но мужем ей так и не стал. Я никогда не относилась с уважением к мужчинам, которые за деньги…
— Откуда вам все это известно? — перебил ее я.
— Мне рассказала Лорел, после того как убила его. Он с ней вытворял такое, на что ни одна женщина не согласится. Поэтому она его и прикончила. И я ее понимаю.
Я поблагодарил Мейми Хейдждорн и вышел к машине. Да, некоторый свет пролит на всю эту историю, но многое еще остается непонятным.
Я поехал через перевал в сторону ранчо Крагов. Там-то все и началось, когда Элберт Блевинс швырнул в свою жену лампой (или, наоборот, она — в него), чем сгубил свой дом, свой брак и своего сына Джаспера, там завершился убийством брак Джаспера, там родился Дэйви Спеннер и погиб Джек Флайшер. Я решил взглянуть на это место другими глазами.
Я проехал через Сентервиль, свернул и мчался, не останавливаясь, пока не добрался до Баззард-Крика.
На обочине стоял фургон Генри Лэнгстона. Ручей превратился в мелкий ручеек, который в несколько рядов бежал через проселок по им же принесенной с гор грязи.
Я пошел по следам, оставленным в грязи скорее всего Лэнгстоном, и очутился на каменистой дорожке, что вела вверх к ранчо. Кругом тянулись поля, яркие и свежие после дождя. Каждая травинка, каждый листок сверкали в лучах солнца. Небо было ярко-голубым, и даже разбросанные по нему облака, казалось, тоже несли с собой свет.
Следы Генри Лэнгстона вели за амбар к развалинам дома. Но не успел я приблизиться к дому, как в дверях появился он сам с пистолетом тридцать второго калибра в левой руке и с обрезом на правом плече. На мгновенье мне даже показалось, что он вот-вот в меня выстрелит.
