Он поднялся с места.
— Погоди, Сараби!.. — попытался остановить его Азиз. — Погоди!
Он вдруг понял суть комбинации, которую провернул тот человек. Он понял, что от его имени кто-то где-то убит и обвинен в глазах его компаньонов именно он, Азиз. И оправдаться теперь будет невероятно сложно.
— Погоди!
… — Сейчас, — буднично проинформировал товарища парень на соседней скамейке
Он аккуратно — потом, мол, допью — поставил баночку «колы» на скамейку и сунул руку в пакет, который лежал у него на коленях.
— Вижу, — отозвался напарник.
Рука у него покоилась на поясе под джинсовой курткой.
… — Внимание! Готовность один!
— Есть готовность один!
Группа захвата и без напоминания была в готовности. Только не знали эти крепкие опытные парни в масках и камуфляже, что не доведется им сейчас продемонстрировать свое мастерство.
— Осторожно только, мамашу случайно не зацепите! — обронил старший.
По аллейке медленно шла женщина и катила перед собой колясочку.
…Все остальное произошло в мгновение ока, почти одновременно.
Сараби только поднял руку в сторону Азиза. Короткая зазубренная стрела, со слабым звоном выброшенная мощной пружиной из рукава куртки киллера, впилась в грудь человека, лишь полчаса назад обретшего свободу, отшвырнула его тело обратно на скамейку, пригвоздив к ее спинке.
Киллер не стал дожидаться, пока тело перестанет дергаться, — он знал, что не промахнулся: из такого оружия на расстоянии попасть трудно, а в упор — надежно и бесшумно. Он повернулся и неторопливо побрел в сторону парней, которые должны были его страховать, а потом подтвердить факт убийства Азиза. Сараби слишком хорошо знал нравы среды, в которой пребывал уже не один год. Он знал, что данному ему слову — грош цена. И просто шел, понимая, что его сейчас вполне могут пристрелить и он абсолютно ничего не сможет этому противопоставить.
Парни поднялись навстречу. Плечо к плечу, ждали, пока он к ним подойдет. Сараби остановился перед ними.
— И что дальше? — спросил, готовый к любой развязке, глядя прямо на них.
— Ничего, поехали.
…Им, всем троим, так и не дано было узнать, жертвой насколько сложной интриги они стали…
Они еще стояли друг против друга, когда вдруг неподалеку ослепительно грохнула граната.
— Стоять! — загремело над сквером. — Милиция!
Все трое невольно оглянулись в сторону взрыва.
И в то же мгновение торопливо простучала короткая автоматная очередь. Отброшенные пулями тела всех троих повалились на скамейку, на которой так и осталась недопитая баночка «колы». Наверное, ни один из них не успел заметить, что их расстреляла та самая «мамаша», которая теперь стояла возле коляски и сжимала в руках короткий пистолет-пулемет.
Женщина тоже не знала, что не успеет воспользоваться машиной, которая находилась совсем рядом, в десятке метров отсюда, на тротуаре. Потому что коляска, та самая коляска, которая должна была отвлечь внимание от своей хозяйки, коляска, где и лежало оружие, эта коляска… вдруг взорвалась. Страшной силы удар отбросил женщину в другую от убитых ею людей сторону.
…Когда парни из группы захвата через несколько секунд оказались на месте трагедии, они увидели лишь разбросанные изуродованные тела. Один из парней еще шевелился, но не было сомнения, что его уже не спасти — слишком умело, профессионально прошила всех троих очередь. Сама же женщина, истерзанная чудовищным взрывом, не дышала и не шевелилась.
Старший группы стянул с головы «сферу», потом маску. И длинно, витиевато выругался.
— Я не понял, что это тут произошло… — спросил кто-то из подчиненных.
— Как это что? — глухо сказал старший. — Просто кто-то заметает следы. А мы опять опоздали…
Офицер повернулся и побрел в сторону решетчатого забора, за которым они только сегодня утром так тщательно планировали захват группы мафиози.
Вот теперь все — можно завершать работу…
Книжка моя к тому времени представляла собой еще сырой полуфабрикат. В основном это были только отдельные фрагменты, кое-где ничем еще не связанные, не соединенные между собой никем, кроме центрального героя. Мне бы по большому счету еще недельки две над ней посидеть, потом перепечатать набело, снова перечитать, нещадно себя черкая и переставляя эпизоды в более последовательном порядке, поубирать из текста все спорные исторические и, главное, современные политические экскурсы, справочные материалы, которые никак не уместны в художественном произведении, «причесать», в конце концов, все это, лирики добавить, характеров, угрызений совести, кровушки чуточку подлить на странички…
Короче говоря, много еще чего надо было сделать. Однако все это оборвалось совершенно неожиданно, совсем не так, как планировалось изначально, как думалось мне.
И кровушка пролилась отнюдь не на страницах, а прямо у меня на глазах. И была она не просто описана черными буквами на белом листе бумаги. Горячая, алая, с густым запахом, она пульсировала, вытекая из ран, расползаясь по тугой крахмальной поверхности простыни. Она сочилась густыми рубиновыми каплями, скатываясь на белоснежную рубашку, на которой в этот момент так нелепо выглядела франтоватая «бабочка» с жемчужной заколкой. Она размазывалась по полу стройным полуголым телом, с которым упорно никак не желала расставаться душа. Кровь со свистом пузырилась багровой пеной в уголках красивого чувственного рта, в то время как из еще живых васильковых глаз безостановочно катились слезинки…
И я была одна-одинешенька среди этого царства насильственной смерти.
Как я не сошла с ума в те несколько минут — не могу даже объяснить!
Ну ничего себе Летка загнула! Ну ничего себе в сюжете понакрутила!.. В конце концов, если все это она сама придумала, то это не смешно, пошло и глупо, в конце концов! Ну а если все это правда…
Должен сказать, что только в этот момент, когда я прочитал предыдущие строчки, у меня зародилась тревога за Виолетту. Что-то очень уж все складывалось тревожаще. Чтобы опытный мафиози вдруг ни с того ни с сего да решился посвятить начинающую писательницу средней руки в свои дела! Ради сомнительной геростратовой славы? Чтой-то не верится, братцы мои, чтой-то тут не вытанцовывается.
Но допустим, допустим, что такое случилось. Но что это тогда за ужастики вдруг выплыли у нее в конце предыдущей главы? Что еще за разборки намечаются?
…Из спальни вдруг приглушенно донесся величавый Гимн Советского Союза. Не то чтобы я был оголтелым патриотом саморазвалившейся страны — просто встроенный в телефон будильник как-то раз настроил на эту мелодию, да так и не стал сбивать ее.
Машинально взглянул на часы. Ну ничего себе засиделся! Уже семь часов. А я еще и не ложился.
Более того, теперь знал уже совершенно точно, что спать не лягу, на работу не поеду, пока не дочитаю Леткину исповедь до конца.
За спиной вновь раздалось привычное шарканье шлепанцев.
— Ты что, так и не ложился?
Свой вопрос жена завершила громким зевком.
— Делать тебе нечего, — проворчала супруга. — Не молоденький ведь уже, чтобы всю ночь сидеть… Или работа какая-то срочная?
— Мгм, — неопределенно пробурчал я. И тут же добавил — Кофе вскипит — позовешь.
— Так ты уже сколько его за ночь-то выглушил? Опять на сердце будешь жаловаться…
Она еще немного задержалась и спросила, тщательно стараясь не слишком демонстрировать свое любопытство:
— А все-таки, что это?
— Я же говорю тебе: рукопись, которую надо срочно оценить, стоит ли браться ее редактировать, — почти не обманул я спутницу жизни.
— Ну и как?
— Как видишь, сижу.
— Вижу… Ну а если оценишь положительно, редактировать ее дадут тебе?
Не сдержавшись, я хмыкнул.
— Надеюсь, что мне. А на гонорар я себе хороший компьютер куплю.
— Я тебе покажу компьютер… — привычно было взвилась жена, но тут же поняла, что я ее подначиваю.
— Ладно, все, иди, а то на работу опоздаешь, — сказал я. — Кофе принести не забудь.
А с кухни уже доносилось наглое мяуканье кота, требовавшего свой завтрак.
Я уже привыкла, что Настоятельница обычно приходит примерно в одно и то же время. Наверное, Вячеслав Михайлович ее строго-настрого проинструктировал, чтобы она мне лишний раз не мешала. Потому если случалось, она приходила в неурочный час, всегда заранее извещала об этом по внутреннему телефону.
А тут просто вошла, даже не постучавшись в дверь, вскоре после обеда, когда я обычно или работаю, или же отдыхаю перед «видиком».
В тот день я лежала в легком коротеньком халатике на необъятной кровати, стоявшей в комнате, и просматривала вырезки из газет и журналов, которые были в папке Вячеслава Михайловича, пыталась отыскать что-нибудь годное на роль лыка в строку.
