– Обязательно! – пообещал Гуров, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться – Ложкомоя привезли и поместили в расселенном ветхом доме внутри квартала, буквально в двух шагах от главка.
Они быстро доели, и Лев пошел к Орлову.
– Петр! Мне тут поступила анонимная информация от одного очень сострадательного и доброго человека, что какие-то злые дяди насильно лишили свободы и удерживают Ложкомоя. Я смотаюсь по-быстрому, а?
Орлов снял очки и, закрыв глаза рукой, сильно засопел, потом помял лицо, словно оно от этого могло стать красивее и моложе, зачем-то подергал себя за нос и только после этого посмотрел на Гурова.
– Петр! Я очень догадливый! Я уже понял все, что ты хотел мне сказать, и принял это к сведению. Но цигель-цигель, ай-лю-лю! – постучал по часам Лев.
Орлов только обреченно махнул рукой, и полковник пулей вылетел из кабинета. Дожидавшийся его в приемной Павел при виде его подскочил, как пружиной подброшенный.
– Быстро! Быстро! – поторопил его Гуров, и они, сбежав вниз, сели в его автомобиль. – Проверь, наручники в бардачке есть?
Павел проверил, что они на месте, потом поинтересовался:
– А мы вообще-то куда едем?
– Заложника освобождать, – бросил Гуров.
– Черт! А я без оружия! – почти простонал парень. – Ну ничего! Я и так справлюсь!
– Я думаю, что оружия нам применять не придется. Скорее тебе придется тягловой силой поработать, – объяснил Лев, крутясь по дворам, и наконец остановился возле нужного дома.
На лавке у подъезда сидел бомж. Классический! Полупьяный! Не придерешься! Но Гуров готов был поклясться, что это такой же бомж, как он – тенор Большого театра. Просто сторож, оставленный на тот случай, если что-то сорвется.
– Эй, мужик! Ты тут никого не видел? – спросил Лев.
– Не-а! Только крысы в подвале шуршат! – заплетающимся языком ответил тот.
– Значит, нам туда и надо, – и они с Павлом осторожно спустились по лестнице в подвал.
Там-то и нашли Лошкарева, привязанного к каменному столбу. Грязный, избитый, всклокоченный, с отросшей щетиной, с заклеенным скотчем ртом, он сейчас ничем не напоминал того холеного, лощеного типа, каким его Гуров видел в последний раз.
– Павел! Посмотри на него, – сказал Лев. – Это сказочная сволочь! Хуже только одна гнида, которую я тебе позже, может быть, покажу. Поэтому, когда мы его развяжем, а я еще не надену на него наручники, он может попытаться сбежать. Бежать ему совершенно некуда и не к кому, но такова человеческая природа. Так вот – вырубай на хрен!
– Понял! Сделаю! – охотно согласился парень.
Они развязали удерживавшие Лошкарева веревки, и тот просто упал лицом вниз – ноги его не держали. Гуров защелкнул наручники на его по-прежнему заведенных назад руках.
– А вот теперь нам его нужно как-то доставить до машины, – задумчиво проговорил он. – Донести-то ты его донесешь, но ведь перепачкаешься же. Чем бы тебя закрыть?
Павел пошел бродить по подвалу и вдруг воскликнул:
– Лев Иванович! А тут большой кусок полиэтилена есть. Кто-то, наверное, его спер и припрятал.
«И я даже знаю, кто», – подумал Гуров, а вслух сказал:
– Давай грузиться!
Он закрыл плечо и голову Павла полиэтиленом, а потом помог взвалить ему на плечо Лошкарева. Со словами «Эх, дубинушка!», парень пошел вверх по лестнице. Бомжа возле дома уже не было – он свою функцию выполнил и слинял, а зря, потому что его помощь еще могла им понадобиться хотя бы для того, чтобы поддерживать прислоненного к стене Ложкомоя, который то и дело норовил упасть. В конце концов, оба дружно плюнули на гуманизм – пусть валяется на земле, если ему так нравится, и, застелив полиэтиленом заднее сиденье, затащили туда Лошкарева.
Появление Анжелины Джоли в роли вооруженной до зубов и в скудном одеянии Лары Крофт не произвело бы в главке такого же фурора, как этой троицы. Гуров и Павел, подхватив Лошкарева, с заклеенным ртом и в наручниках, под мышки, каждый со своей стороны, волоком тащили его в кабинет, а сотрудники, смолкнув на полуслове, испуганно жались к стенкам – то, что у Гурова тяжелый характер, знали все, но не до такой же степени! Наконец Лошкарева доставили в кабинет, где усадили на стул и отодрали скотч.
– Воды дай! – потребовал он.
– Запросто! – охотно согласился Гуров. – Павел! На подоконнике стоит банка, из которой мы цветы поливаем. Сбегай в туалет, набери воды из унитаза и дай этой скотине напиться – не звери же мы, в конце концов.
Парень схватил банку и выбежал из кабинета, а Ложкомой хрипло рассмеялся:
– Тебе конец, Гуров! Тебе конец! Ты даже не представляешь себе, что с тобой сделают!
– У меня вообще небогатая фантазия, – кивнул Лев.
Тут вернулся Павел с банкой, полной воды.
– Из унитаза набирал? – уточнил Гуров.
– Из-под крана, Лев Иванович, – ну не звери же мы, в конце концов! – ответил Павел.
– Ох, Паша! Погубит тебя твоя доброта!
– Лев Иванович, только как он пить будет? Руки-то у него за спиной.
– Будем менять положение тела. – Лев достал ключ от наручников и вкрадчиво попросил: – Ложкомой! Я тебя очень прошу – окажи сопротивление! – Лошкарев в ответ зло ощерился. – Не хочет человек сотрудничать со следствием! – вздохнул Гуров и вручил ему банку с водой.
Тот долго и жадно пил, а потом, поставив ее у своих ног, спросил:
– Я задержан?
– В порядке статьи 91–92-й УК РФ.
– Ну, и что ты мне можешь предъявить?
– Ох, много, Ложкомой! Так много, что твой срок в далеком далеке теряется!
– Да я еще сегодня вечером отсюда выйду, – не скрывая угрозы в голосе, пообещал Лошкарев. – Ты вообще понимаешь, на кого попер?
– А-а-а! Так ты еще не знаешь, что Сучок арестован, причем всерьез и надолго! – воскликнул Гуров. – Ну, так я тебе это сообщаю!
– Врешь! Не верю! – усмехнулся тот.
– Хорошо! Какой у Сучка номер домашнего телефона?
Ложкомой, недоумевая, назвал, и Лев набрал его, поставив телефон на громкую связь. После многочисленных длинных гудков трубку наконец сняли, и в ней раздался плачущий женский голос.
– Это Лошкарев! – крикнул Ложкомой. – Сергея позови к телефону!
– Его арестовали! У нас везде обыски, и дома, и на даче. Я тебя прошу, сделай что-нибудь!
– Где он? – настаивал Лошкарев.
– Сказали, что в Лефортово, – прорыдала женщина.
– А Юрка где?
– Он кое-какие вещи собрал и, как только обыск закончился, тут же куда-то уехал. Я пыталась его остановить, но ты ведь его знаешь. Он меня просто послал и исчез. Я тебя прошу, найди его – у тебя ведь такие возможности! Я за него боюсь!
– Я тебе перезвоню, – пообещал Лошкарев, и Гуров отключил телефон.
– Знаешь, Ложкомой, я очень люблю удивляться! Как дети! Я всегда знал, что ты сволочь! Хитрая, подлая и беспринципная, но недалекая! А теперь с удивлением вижу, что ты оказался полным идиотом. Против кого играть вздумал? Против меня? Ты что, меня не знаешь и никогда обо мне не слышал? Да я все твои шаги на сто ходов вперед просчитал! Ты себя кем возомнил? – Лошкарев угрюмо молчал. – Ну, свезло тебе! Попал ты на теплое место! Так служи хозяину честно! Зарплата там у тебя небось аж под высь была! Так какого черта ты с криминалом связался? Все от старых дел никак отойти не мог? А против Болотина зачем пошел? Какой хозяин такое потерпит? Вот он и разгневался! И теперь по твоей и Сучка милости все министерство ходуном ходит! Всю Москву как в лихорадке трясет! В ИВС такая проверка, что они о неполном служебном молятся! Так что после всего этого вы с Сучком на ментовскую зону даже не надейтесь! Вам «красная» за великое счастье будет! Только и до нее еще дожить надо!
– Гуров! То, что ты красиво говорить умеешь, я всегда знал, только давай по существу. Что ты собираешься мне вменить?
– Хорошо! – согласился Лев. – Вот здесь, – похлопал он по папке, – заявление судмедэксперта Марка Исааковича Шульца о том, что ты, запугав его, заставил дать заключение, будто Лариса умерла в результате падения с высоты собственного роста.
– Так и было! – решительно сказал Лошкарев. – Она действительно упала с высоты собственного роста! А я его не запугивал, а очень вежливо поинтересовался причиной ее смерти.
– Господи! Столько лет в органах, а так ничему и не научился! – воскликнул Гуров. – Что ж ты не поинтересовался, а не брал ли Марк у нее анализы, и какие? А вдруг он подногтевое содержимое собрал? А? – Схватившись за голову, Ложкомой глухо застонал. – А он взял! И с перепугу припрятал, но содержимое законсервировал! Сейчас все это в лаборатории. И работают над всем этим с великим тщанием, так что анализ ДНК мы получим очень скоро! И все твои с Сучком труды полетят коту под хвост! Потому что Ложкомой, ты и есть Ложкомой! Дальше сам рассказывать будешь или мне продолжать?
– Ты любишь удивляться, а я люблю сказки слушать, – криво усмехнулся Лошкарев.
– О собственной дурости и подлости? – уточнил Лев. – Да пожалуйста! Потому что Сучок тебя до полковника дотянул, да только ни ума, ни опыта ты не нажил! Ты, Ложкомой, на пустой крючок попался! У меня не было ни-че-го! Никаких доказательств! Только мои логические умозаключения, что за всей этой историей мохнатая лапа скрывается! И я стал противника провоцировать: и в морг съездил, и в камеру вещдоков, и в СИЗО, и в клуб этот гребаный. Тут-то ты и прокололся! Думаешь, я не засек машину, которая за нами туда и обратно ехала? Я на старости лет с ума сошел, что ребят у метро высадил, а сам дальше один поехал? Да они на метро раньше меня до моего дома добрались и в засаде ждали. И тех четырех придурков они вырубили, а не я! Я даже пальцем не пошевелил! Скажи мне, Ложкомой, каким нужно быть идиотом, чтобы отправить на дело этих уголовников, причем двое – в федеральном, с удостоверениями службы безопасности Болотина? Это уже клиника, Ложкомой! Это не лечится! Да, четверых в ИВС отравили, но один-то выжил! И назвал того, кто удостоверения принес, и опознать его сможет! Пошли дальше. Ты обнаглел до того, что своего шефа ко мне заряженным отправил! Ты что себе думал? Что я с ним в кабинете Орлова разговаривать буду? Ты вообще за кого меня держишь? За лоха? И если до этого я еще в чем-то сомневался, тот тут понял, что это именно твои уши из этой истории торчат! Только не знал: ты убийцу Ларисы покрываешь или шефа на бабки разводишь. Тогда я поехал к Марку и забрал у него анализы, а у него дома оставил надежную охрану. И опять ты вляпался, как навозная муха, всеми четырьмя лапами в дерьмо! Ты туда трех человек отправил, чтобы они, я полагаю, не только Марка, но и всю его семью кончили, а их повязали! Еще троих на «Тойоте» отправил меня кончить, но вот незадача, их тоже повязали! А потом я про Юрку Сучкова, в дальнейшем именуемого Сучонок, узнал – тут-то все и срослось! Ты сына своего другана-подельника выгораживал.
