Я убрал со стола чашки с блюдцами, поставил на место чайник и сахарницу. Не знаю, зачем – возможно, в силу привычки, или чтобы чем-то себя занять. Потом пошел следом. Луис держала телефонную трубку, слушала и кивала. Она протянула мне руку, переплетя тонкие крепкие пальцы с моими.
– Все в порядке, мистер Бейкер, не стоит беспокоиться, сказала она в трубку, прижимаясь щекой к моей руке.
Я придвинулся ближе и ощутил аромат ее духов – тонкий и нежный, словно от свежесорванных цветов.
– Нет, мистер Бейкер, этим займутся адвокаты моего отца. Я только...
Бейкер продолжал что-то бубнить. Склонившись к ней, я нежно пощипал губами ее ухо, она подняла ко мне лицо.
– Да, мистер Бейкер, но дом все еще оформлен на его имя, поэтому я все равно не смогу ничего решить.
Она медленно провела моей рукой по своей груди, и сквозь тонкую блузку я отчетливо ощутил, как твердеют ее соски.
– Ну что ж, мистер Бейкер, если налоговая инспекция настаивает на ответе, пусть направят запрос в Соединенные Штаты. Сама я ничего не могу сказать.
Другая моя рука поползла ниже.
– Хорошо, мистер Бейкер. Звоните в любое время. Всего хорошего.
Она уронила телефонную трубку на столик, рванулась ко мне и жадно прижалась губами.
Все вышло прямо на ковре у телефона, быстро, неистово и грубо, хотя трудно сказать точно, кто кого насиловал. Спустя несколько минут мы уже медленно приходили в себя посреди груды наспех сброшенной одежды.
Луис томно спросила:
– Ты понял, что я просто соскучилась?
– Скорее изголодалась.
Она негромко рассмеялась, вздрогнула от холода и завернулась в край пушистого белого ковра.
– Ты включишь это в свой отчет?
– Я ни перед кем не отчитываюсь.
– Выходит, ты настолько частный детектив, что работаешь сам на себя?
– Я не детектив. Не хочешь выпить?
Разыскав брюки, я пошел с ними в гостиную. Там почему-то было светлее, чем на улице – казалось, стены большого зала светятся сами.
Слышно было, как Луис поднялась по лестнице. А минут через пятнадцать спустилась, бодрая и свежая. Она причесалась и надела тонкий темно-синий свитер и вытертые джинсы.
К этому времени я уже налил себе виски с содовой.
– Тебе что-нибудь приготовить?
– Нет, спасибо, Джим. Или Джимми? Или как-то еще? Конечно, раньше нужно было спрашивать, – она вдруг покраснела.
Я расхохотался.
– Джейми. Это шотландское имя.
– Давай пойдем куда-нибудь. Я не пила на людях... уже не помню сколько лет...
– А как соседи?
– Мы пойдем в маленькую деревенскую пивную, где меня никто не узнает.
И мы пошли. Уже на выходе она вдруг остановилась и прошептала:
– Поцелуй меня.
Я прижался к ее теплым губам, чувствуя, как ее бьет дрожь.
Мы сидели в уголке крошечной деревенской пивной, даже не пытавшейся пускать пыль в глаза, и разговаривали едва не шепотом. Мы оказались первыми посетителями, и уши хозяйки, точно антенны радара, постоянно нацеливались в нашу сторону.
Луис, заказавшая кружку сидра, с трудом удерживалась от смеха.
– Будь это супружеской изменой, нас бы обязательно запомнили. Мы здесь первые посетители, плюс мой акцент и наряд, да еще твой костюм – и можно не сомневаться, эта женщина в точности опишет нас в суде даже через год.
– Ей наверняка уже доводилось это делать. Неверных супругов вечно тянет в уединенные деревенские уголки.
Это и в самом деле был традиционный английский деревенский паб с простыми деревянными скамейками, скромным чугунным очагом, давно не знавшим огня, расписанием автобусов на стене и пластмассовыми цветами над стойкой.
Луис закурила.
– Где ты живешь, Джейми?
– У меня квартира в Лондоне – на Чок-Фарм.
Она кивнула.
– Представляю. А почему ты ушел из армии? Ведь ты был кадровым офицером?
– Был, целых шестнадцать лет. Но выше майора не поднялся. Мог бы и дальше тянуть свою лямку, но в разведке старшим офицером стать нелегко.
– Почему?
– Разведчикам не часто приходится командовать другими. А армии нужны командиры. Также как в авиации отдают предпочтение тем, кто умеет летать. Правда, там это все же имеет определенный смысл.
– А что сказала жена по поводу твоей отставки?
– Тогда мы с ней и расстались.
– Она не пыталась тебя удержать?
– Ей нужно было только, чтобы я стал полковником. – Я сделал большой глоток воды, разбавленной пивом. – Хотя, может быть, я ошибаюсь, и нужно было ей совсем не звание, а чтобы я был похож на тех, из кого получаются полковники. Просто она вышла замуж не за того человека.
– Бывает.
– И с тобой тоже?
– Нет, Мартин меня вполне устраивал. Надеюсь, я его тоже.
– Но твоей отец думал иначе.
– Ну, отец...
– Чем ему не понравился Мартин?
– Он считал Мартина слишком напыщенным, слишком чопорным. Ведь он мечтал, чтобы я вышла замуж за преуспевающего адвоката. – Она отхлебнула сидра и сменила тему разговора: – А чем ты еще занимаешься, кроме работы?
– Навещаю милых дам.
Она звонко рассмеялась.
– А я-то думала, что это по работе.
– Исключительно сверхурочно. Но вот когда-нибудь я закончу свою работу о Вегетии.
– О чем?
Пришлось рассказать ей об этом римском военном писателе.
– А чем он интересен?
– Он дал самое полное описание древнеримской армии – той армии, которая служила для всех примером больше тысячи лет. Вегетия читали Карл Великий, Ричард Львиное Сердце, и все властители эпохи Возрождения.
– Он сам был известным военачальником?
– Возможно, он не был даже простым солдатом, Просто историк, и все. Когда он жил, той древнеримской армии уже не было, да и сама Римская империя почти распалась. В общем, это про него сказано – "нет пророка в своем отечестве".
– А когда ты закончишь работу, ее опубликуют?
– Да, конечно. Есть издатель, который собирается включить ее в особую военную серию. Но это еще нескоро.
– Но ты намерен добраться до конца?
– Разумеется.
Видимо, прозвучало это обиженно, потому что она тут же улыбнулась, прикрыла мою руку своей и сказала:
– Прости. Интересно, найдется здесь что-нибудь поесть?
– Думаю, найдется пакетик чипсов, соленый огурец и, если повезет, таблетка аспирина.
Она опять рассмеялась.
– Можем поесть где-нибудь в другом месте.
– Нет, лучше останемся здесь. Ты собираешься сегодня вернуться в Лондон?
С каким невинным лицом и детским простодушием она это спросила!
– Думаю, нет, – покачал я головой.
Теперь наши ласки были медленнее, мягче и спокойнее, мы осторожно изучали, привыкали и запоминали. Вначале она нервничала, то была ненасытной и жадной, то робкой и застенчивой, а порой даже неловкой и неопытной, хотя уж этого ожидать от нее никак не приходилось.
А потом мы просто лежали в постели, не касаясь друг друга. В доме и вокруг него царила мертвая тишина. И мне удивительно не хватало обыкновенного городского шума, который вечно слышишь, не замечая, пока он вдруг не пропадает – как птичий гомон с лесу.
Луис закурила, слабый огонек озарил ее бледное тело.
– Джейми...
– Да?
– Ты всегда носишь с собой пистолет?
Она видела, как я снимал револьвер с запястья, но не знала, что в пиджаке у меня есть еще "маузер".
– Нет, не всегда – только последнее время. Обстановка слегка напряглась... после Арраса.
– Зачем Мартин поехал в Аррас? Ты узнал?
– Его шантажировали, чтобы забрать тот самый судовой журнал.
– Чем его шантажировали? Мэгги Маквуд?
– Думаю, да.
Она это восприняла совершенно спокойно.
– Ну что же, Мартин был темпераментным мужчиной и отличным любовником.
Ничего себе время и место для подобных заявлений! Но я промолчал.
И тут она разрыдалась. Я обнял ее, но она даже не обратила внимания, оплакивая какие-то неведомые мне воспоминания.
Потом поднялась, прижалась ко мне и нежно поцеловала, коснувшись мокрой от слез щекой и шепнув:
– Я лягу спать в комнате Мартина. Спокойной ночи, Джейми.
Когда Луис ушла, я встал, поправил постель и снова лег. Она пожелала мне спокойной ночи. Прекрасно, ведь я привык спать один.
Тут я вспомнил, что прихватил с собой недопитый стакан виски, нашел его, допил, потом лег и заснул.
Было все так же темно и тихо. Не знаю, что меня разбудило, ер какая-то причина явно была, потому что я вдруг обнаружил, что не сплю, а к чему-то прислушиваюсь.
Где-то далеко взревел мотор грузовика и постепенно затих вдали. И снова тишина. Я поднес к часы. И тут щелкнул замок.
Это могла быть Луис. Или ветер. В незнакомом доме звуки могли издавать десятки вещей, о которых я даже не подозревал. Но я решил разобраться. Нашел свои брюки, туфли, прихватил "маузер". Вышел из комнаты и остановился, стараясь сориентироваться в темноте. Справа от меня начиналась лестница. Я шагнул на площадку и почувствовал, как снизу тянет холодом. Входная дверь стояла распахнутой настежь.
