– Хотите пари?
– Только если ставки будут достаточно высокими, – ответил я ей.
Она встала и сделала несколько шагов вперед, потом остановилась спиной ко мне, голова склонилась набок. Это была прямо классическая поза из немого кино, не хватало только субтитров: «Я думаю, я думаю!»
Я воспользовался этой паузой, чтобы допить свой бурбон, и поставил бокал на спинку тахты рядом с ее бокалом.
– Если вы устоите против меня, Бойд, – сказала она внезапно, – я отпущу вас, и вы прихватите с собой свою маленькую секретаршу.
– А если нет?
– Тогда один из моих ребят проведет остаток этой ночи там, внизу, в подвальной комнате, с ней! – Ее злобный смех разорвал установившуюся на миг тишину. – В чем дело, Дэнни? – грубо подталкивала она, продолжая стоять спиной ко мне. – Что, язык проглотили, или, может, ставки слишком высоки для вашей лиги робких игроков?
– Получается не совсем деликатно по отношению к Фрэн, если я проиграю, только и всего, – пробурчал я. – Не совсем честно по отношению к ней.
– Вы недостаточно уверены в себе, чтобы рискнуть? – В ее голосе появились язвительные нотки. – Как вы будете себя чувствовать, если упустите такую возможность уйти отсюда вместе со своей девчонкой? Да только вы попадетесь, как птенчик.
– Ладно, – прорычал я ей в спину, – по рукам!
– По рукам, – повторила она низким голосом. Ее руки медленно задвигались, но из-за спины нельзя было видеть, что она делает, пока наконец они не поднялись до уровня шеи. – Я готова, Дэнни! – Голос ее звучал с первобытной страстью.
Послышалось слабое шуршание спадающего шелка, заблестели мягкие атласные плечи, открылся сужающийся изгиб спины до тонкой талии, плотно охваченной шелком, затем резко оголились ее широкие бедра и высокие упругие округлости белоснежных ягодиц. Падающий прозрачный шелк на миг задержался в ногах, пока, наконец, его шуршание не затихло, словно недолговечность пустых слов в последнем шепоте обожания. Ее бедра качнулись, сначала совсем незаметно, потом ритмичные покачивания быстро переросли в неистовый языческий танец – танец любви, который резко оборвался, и ее тело застыло в полной неподвижности. Еще один непроизвольный прыжок, и я едва удержался, чтобы не застонать во весь голос. Она начала медленно поворачиваться ко мне, совсем медленно, так, что я сначала увидел ее грудь, скульптурно выступившую на один захватывающий миг, пока она не встала ко мне лицом. Она расставила ноги, напрягла бедра и нетерпеливым обдуманным движением прогнулась вперед так, что ее кремового цвета груди свободно покачивались и их твердые коралловые соски казались тяжелыми и манящими. Она протянула руки ко мне, откровенно приглашая.
– Я твоя, Дэнни, – прошептала она севшим голосом, – возьми меня.
Я встал с тахты и с завороженным видом шагнул в ее сторону. За мгновение до того, как я приблизился к ней, Полночь засмеялась, широко раскрыв рот, и этот шедший из нее звук был звуком ее победы, полной и окончательной.
– Кто знает? – Груди ее дергались тем сильнее, чем громче она смеялась. – Может быть, твоя маленькая секретарша даже насладится сюрпризом, который мы ей приготовили, так же как и ты своим, Дэнни?
– У меня есть для тебя маленький сюрприз, милая, – сказал я.
Она все еще продолжала смеяться, когда мой правый кулак нанес ей сокрушительный удар в челюсть. В ее глазах промелькнули недоумение и страх, прежде чем они остекленели, и, потеряв сознание, она свалилась на пол. Я постоял, глядя на нее, пока мое тело содрогалось в приступе неудовлетворенного желания. Кое-как я дотащился до стойки с алкоголем и сделал несколько больших глотков, празднуя победу над собой. Осушив бокал, я почувствовал себя намного лучше, и мне стало совсем легко, когда я увидел тяжелое серебряное ведерко для льда. Я высыпал оставшиеся кубики на ковер и подошел с ведерком к двери. Громила, как я и ожидал, стоял напротив двери.
– Полночь попросила, чтобы ты принес еще льда, – сказал я и ткнул ведерком прямо в его массивный живот.
– Что? – Его руки машинально схватили ведерко, глаза с подозрением сузились.
– Если не верите мне, спросите ее сами. – Я указал большим пальцем через плечо и отступил назад, давая ему возможность войти в комнату.
Два решительных шага, и он рядом со мной. И тут он увидел Полночь, растянувшуюся во весь рост на спине, ее обнаженную грудь, бедра, челюсть у него отвисла в тупом непонимании. Заторможенность его реакции, непонимание, почему это Полночь лежит без движения, работали на меня, так же как и то, что тяжелое серебряное ведерко занимало его руки. Я должен был действовать наверняка и не теряя времени. Мне отнюдь не светило превратиться под его руками в нечто, напоминающее отбивную. Недолго думая, я крепко сжал кулак и, нацелившись прямо в правое ухо, вложил в удар всю свою силу. Он хрюкнул и зашатался, затем слепо сделал шаг вперед, ведерко выпало из рук, но он все же устоял. Тогда я сцепил пальцы обеих рук и с замахом из-за головы вмазал ему по шее. Еще один хрюкающий звук был единственной реакцией гориллы. В моей голове истерично и сумбурно пронеслась мысль: есть ли у него вообще нервная система? Но тут он опустился на колени, как раб, отдающий последний долг своей обнаженной госпоже, и, наконец, свалился на ковер лицом вниз.
Я достал из кармана его брюк связку ключей, а из-за пояса револьвер калибра 38, затем вынул ключ из замка и запер дверь снаружи. Неслышно ступая, я спустился в подвал, как сказочная фея, несущая спасение, и открыл комнату, в которой находилась Фрэн Джордан.
Она лежала на кушетке в состоянии полной подавленности, граничащей с отчаянием, когда вдруг вошел я. Ее зеленые глаза едва не выскочили из орбит, она села, повторяя только одно: «Дэнни? Дэнни!»
– Кем же я еще могу быть? – проворчал я. – Подъем! Джордан, уже подошел последний автобус, и он не будет ждать даже такое сексуальное пугало, как ты.
Когда я открывал адскую розовую камеру Бенареса, Фрэн уже полностью пришла в себя и стояла за моей спиной. Я широко открыл дверь и крикнул:
– Бенарес! Черт возьми, выходи, и быстрее.
И снова бесформенный бугор в середине соломенного матраца судорожно дернулся, а потом медленно пополз к двери.
– Вставай на ноги, старина Джонни, – сказал я. – Конница подоспела вовремя.
Бенарес поднял голову и непонимающе уставился на меня.
– Это снова ваши хитрые уловки, – пробормотал он. – Вы хотите, чтобы я встал, и она снова начнет меня бить.
– Никаких уловок, – выпалил я. – Ты будешь выходить или нет?
Внезапный проблеск надежды засветился в его глазах.
– Но как вам…
– Давай оставим вопросы на потом, – прервал я его, – нам предстоит еще много сделать, прежде чем мы выберемся с этой свалки. Мне нужна твоя помощь.
За моей спиной вскрикнула Фрэн, разглядев на спине Бенареса рубцы и видя, с каким трудом он поднимается на ноги.
– Это она сделала? – спросила она ошеломленно.
– Нам нельзя терять ни минуты, пока Полночь не очухалась, – проворчал я вместо ответа, хватая Бенареса за руку и помогая ему выйти из комнаты.
– Я подумал, что ты один из ее парней, – тихо произнес он. – Это не так?
Он прислонился к стене, часто моргая, и я понял, что даже слабый свет в подвале режет ему глаза после десяти дней, которые он провел в тусклом красном кошмаре.
– Давай я тебе все сейчас объясню, Джонни, – сказал я, преодолевая пронзительные вопли моего рассудка о неотложности действий. – Две гориллы привезли меня сюда несколько часов назад. Один из них закрыт сейчас в спальне наверху вместе с Полночью. Эти оба были без чувств, когда я уходил, но они скоро придут в себя. Другая горилла, должно быть, где-то в доме. Кто еще, кроме него, может находиться поблизости?
– Луис, – его рот исказился в злобном рычании. – Мой старый приятель Луис, паршивый предатель.
– Так, Луис, – проворчал я. – Кто еще?
– И, похоже, еще один «крепкий кулак». Все время, пока я здесь, ко мне, сменяя друг друга, заходили трое.
– Луис и две гориллы, – произнес я уныло. – Ты ориентируешься в доме?
– Меня сильно ударили сзади, когда я вошел в комнату, – пробормотал он. – Затем я очнулся в этой крысиной норе.
– Итак, нам предстоит играть без нот, – печально вздохнул я. – Ты можешь передвигаться?
– Приятель, – мрачно ответил Бенарес, – я смогу взлететь, лишь бы выбраться отсюда.
Мы снова поднялись наверх: я впереди, Бенарес следующий в цепочке, замыкала шествие Фрэн. Я остановился на мгновение возле спальни и прислушался: изнутри не доносилось ни звука. Похоже, Полночь и ее раб продолжают мирно спать, но как долго это продлится, трудно представить. Коридор пересекал вестибюль под прямым углом, я остановился и сначала осторожно высунул голову и ствол своего 38-го. Никого не было видно, только чье-то бормотание доносилось из широко раскрытой двери. Нам нужно было пройти мимо нее, чтобы добраться до выхода. Я нервным шепотом объяснил ситуацию остальным, затем предложил план дальнейших действий, который был прост до гениальности, а может, и нет, время покажет, как сказал восьмидесятилетний старец, женившийся на девятнадцатилетней актрисе. Других предложений не было, поэтому мы решили осуществить план Бойда. По плану Бенарес должен зайти в комнату, и пока головорезы еще не придут в себя от неожиданного появления старины Джонни, наслаждающегося свободой, появлюсь я с револьвером. Тем временем Фрэн, как послушный резервист, будет ждать в вестибюле, пока ситуация не прояснится.
