чтобы охранница проверила, все ли в порядке в камере, все ли на местах. И постель, на которой она спала, была мягкой, и окна, прикрытые плотными шторами, не пропускали уличного света. Что-то ей приснилось тревожное, что-то такое, отчего она проснулась. Но сон уже улетучивался и только какие- то смутные обрывки неосознанно тревожили. Саша поплотнее натянула одеяло, картины недавних дней не отступали.
…Вот Надя-цыганка, укладывая сумку, уныло мурлычет, переиначивая слова песни, которую они здесь распевали вместе: «Ехала цыганка из Кургана, пятерик везла до Магадана».
— Типун тебе на язык, дура, — ругает ее кто-то из девчонок, — Тебе же четыре года впаяли.
— А мне довесят, я же непокорная, — вроде как шутит цыганка, только смех у нее невеселый, горький смех. А каким он еще может быть после объявленного приговора?
… А вот — добрая подружка Василиса. Как она заботилась, как оберегала Сашу весь этот год. На прошлой неделе Ваську привезли после суда. «Ну как?» — нетерпеливо спросила Саша, зная, что сегодня Дунаевой должны зачитать приговор. Не в силах ответить, Василиса безутешно разрыдалась и только спустя несколько минут сумела вымолвить: «Десять». Ночью, после отбоя, они шептались.
— Ну ты подумай, они же ничего не доказали, да даже и не доказывали. Как будто эти наркотики с неба упали. Так никого из нашей фирмы и не нашли, да я думаю, и не искали. А зачем искать, если есть на кого все повесить. Ты только подумай — десять лет, Васька уже совсем большой будет.
Снова уснуть, в ту первую ночь дома, ей удалось с трудом. Но засыпая, уже в полудреме, Саша подумала: вот оно, счастье. Дом, тишина, всё родное и все родные — рядом.
***
— Ну что, генерал, к чему привели ваши хитроумные комбинации? — не скрывая иронии, спрашивал Патрон.
Они сидели все в той же завешанной коврами комнате и так же потрескивали в камине березовые поленья. — Ваш Михей, насколько я осведомлен, так и не приполз на коленях, и в тюрьму в обмен на дочь, добровольно, как вы рассчитывали, не отправился. Мне кажется, что если этим делом по-прежнему будут заниматься те же самые дуболомы, то в итоге их ждет бесславное поражение.
— Вам кажется, или вы уверены, — спросил Мингажев, лишь бы не сидеть молча, как провинившийся первоклашка.
— Если мне кажется, значит, я уверен. И хватит об этом. Вам было поручено важное дело, а вы увлеклись удовлетворением собственных амбиций. — и видя, что Чингисхан хочет возразить, требовательно спросил. — Где Аникеев?
— Думает, что скрывается от нас, на самом деле мне известен каждый его шаг, все разговоры тоже под контролем…
— «Известен каждый шаг», «под контролем» — все э то ерунда! — передразнил Патрон, и, не скрывая больше раздражения, оборвал своего собеседника. — Почему он до сих пор не в тюрьме?
— По мне, так жизнь в бегах хуже любой тюрьмы.
— А мне надо, чтобы было по мне, — повелительно рыкнул Патрон. — В тюрьму его! И немедленно.
— Считайте, что он уже на нарах в следственном изоляторе. Но в таком случае полагаю необходимым передать дело из области в Следственный комитет.
— Я уже просил вас однажды избавить меня от ваших тактических манипуляций. Считаете — действуйте, мне нужен результат. У вас для этого достаточно полномочий и возможностей.
Несмотря на явную выволочку, Мингажев покидал загородный особняк в прекрасном расположении духа. По сути, он получил карт-бланшна передачу материалов дела в инстанцию, где никаких просчетов не допускают по определению. «Нет худа без добра, коварно рассуждал генерал. Посмотрю, как завертится Михей, когда его доченьку выдернут из тепленькой домашней постельки снова отправят на тюремную «шконку»…
ОТЕЦ
«Бывали хуже времена,
Но не было подлей»
Николай Некрасов
Нет, положа руку на сердце, не почувствовал он беды. Беспокойство, даже тревога — да, возникли. А ощущения беды — нет, не было. Телефонный звонок жены застал Сергея на теннисном корте. Он любил эти ранние тренировки — заряд бодрости потом на весь день сохраняется. Когда вышел из душевой в раздевалку, услышал, как надрывается телефонный звонок. Машинально глянув на дисплей, увидел, что от Люси пропущенных вызовов уже не меньше десятка. Даже не успев спросить, что случилось, услышал ее встревоженный голос:
— Сережа, у Саши дома полиция, обыск делают, она до тебя дозвониться не может, ей адвокат срочно нужен.
— Адвокату я сейчас позвоню. А ты успокойся. Ну посуди сама: что такого могла сделать наша Шурочка? Наверняка какое-то недоразумение. Сейчас юристы во всем разберутся и все уладят, — Михеев отсоединился и тут же набрал номер адвоката Адаркова.
Часа через полтора Виталий Михайлович отзвонился и сообщил, что у Саши дома обнаружены черновики двух старых доверенностей на приобретение земельных участков, изъяты телефон и ноутбук, а теперь они едут, судя по всему, в следственное управление. Услышав про доверенности, Сергей совсем успокоился. Историю с несостоявшимся приобретением земли он, разумеется, знал, при его великолепной памяти вспомнить детали не составляло труда. Еще тогда, когда четыре года назад его друг Саша Аверьянов предложил дочери приобрести дешевую землю под кладбище для животных, он, Сергей, воспринял все это несерьезно. Перечить, однако, не стал, зная, что дочь — натура увлекающаяся, животных обожает…
Днем Адарков позвонил еще раз. Рассказал, как однообразно — знаешь — не знаешь? — проходит допрос, сообщил, что, поскольку Александре предъявлять совершенно нечего, скоро ее, безусловно, и отпустят.
Время, как всегда, когда приходится ждать, тянулось нескончаемо медленно. Лишь около одиннадцати вечера снова позвонил адвокат и сообщил, что Сашу… оставили в ИВС — изоляторе временного содержания — и эту меру пресечения может теперь изменить только суд.
Это было невероятно. Так же невероятно, как… Да какая разница, как что. Просто невероятно, и все тут! Понимая, что сейчас не время поддаваться эмоциям, что нужно действовать, что-то делать, Сергей в то же время понимал, что сейчас, ночью, вряд ли удастся что-либо предпринять. Да и что, собственно, предпринимать? В любом случае нужно дожидаться решения суда.
Как часто, вспоминая о событиях, резко изменивших или нарушивших обычный уклад жизни, мы говорим: все было как в тумане. Никакого тумана у Сергея Михеева в голове не было. Происходящее в те дни — суд, СИЗО, обвинение по статье о мошенничестве по предварительному сговору и нанесении крупного ущерба государству — весь этот маразм, всю эту, совершенно очевидно, кем-то состряпанную гнусную галиматью, он анализировал, стараясь не поддаваться эмоциям. В такой момент эмоции могли только повредить. Еще
