Я глянул на Френча в упор. Он смотрел на меня, как на пустое место.
Будто совершенно не видел.
Я пошел к выходу.
Имени его я не знал. Он был низковат и тонок для полицейского, хотя явно служил в полиции. Я решил так отчасти потому, что он вообще находился в участке, отчасти потому, что когда он потянулся за картой, я увидел кожаную наплечную кобуру и рукоятку служебного револьвера тридцать восьмого калибра.
Говорил он мало, но мягко и любезно. И улыбка его согревала всю комнату.
– Прекрасный ход, – заметил я, глядя на него поверх карт.
Мы раскладывали пасьянс. Вернее, раскладывал он. Я просто сидел и глядел, как его маленькие, очень аккуратные, очень чистые руки тянутся к карте, изящно поднимают и перекладывают ее. При этом он вытягивал губы трубочкой и насвистывал что-то безо всякой мелодии: это был легкий негромкий свист новенького, еще необкатанного паровоза.
Он улыбнулся и положил красную девятку на черную десятку.
– Чем вы занимаетесь на досуге? – спросил я.
– Много играю на рояле, – ответил он. – У меня семифутовый «стейнвей».
Главным образом, Моцарта и Баха. Я несколько старомоден. Большинство людей находят их музыку скучной. Я – нет.
– Отличный подбор, – сказал я и куда-то положил карту.
– Вы не представляете, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, – проговорил мой собеседник. – В хорошем исполнении они кажутся очень простыми.
– А кто хорошо исполняет Моцарта? – спросил я.
– Шнабель.
– А Рубинштейн?
Он покачал головой.
– Слишком мощно. Слишком эмоционально. Моцарт – это музыка и ничего больше. Никаких комментариев от исполнителя не требуется.
– Держу пари, – сказал я, – вы многих настроили на признание. Вам нравится эта работа.
Он переложил еще одну карту и легонько пошевелил пальцами. Ногти его были блестящими, но короткими. Видно было, что этот человек любит без особого смысла шевелить руками, совершать легкие, четкие, беглые (но в то же время ровные и плавные), невесомые, словно лебяжий пух, движения. Он воскрешал ими в памяти тонкое, но не слабое исполнение глубоких вещей.
Своего любимого Моцарта. Я это понимал.
Было около половины шестого, небо за окном с противомоскитной сеткой начало светлеть. Шведская конторка в углу была закрыта. Накануне днем я находился в этой же комнате. На краю конторки лежал восьмигранный плотницкий карандаш: кто-то поднял его и положил туда после того, как лейтенант Мэглешен запустил им в стену. Разложенная конторка, за которой сидел Кристи Френч, была усыпана пеплом. На самом краю стеклянной пепельницы лежал окурок сигары. Возле свисающей с потолка лампы с бело-зеленым абажуром, какие до сих пор висят в захолустных отелях, летал мотылек.
– Устали? – спросил мой собеседник.
– До изнеможения.
– Зря ввязались в эти запутанные дела. Я не вижу в этом никакого смысла.
– Не видите смысла кого-то убивать?
Он тепло улыбнулся.
– Вы же никого не убивали.
– Почему вы так думаете?
– Здравый смысл и большой опыт сидения здесь с людьми. Это ночная работа. Зато я имею возможность музицировать днем. Я тут уже двенадцать лет. Повидал много любопытных людей.
Он вытащил еще одного туза, и очень кстати. Мы были почти блокированы.
– Вы добились многих признаний?
– Я не выслушиваю признаний, – ответил собеседник. – Только настраиваю на них.
– Почему вы раскрываете это мне?
Он откинулся назад и легонько постукал картами о край стола. Снова улыбнулся.
– Я ничего не раскрываю. Нам давно ясна ваша роль в этом деле.
– Тогда зачем же меня задерживают?
Собеседник не ответил. Оглянулся на часы на стене.
– Теперь, думаю, можно перекусить.
Он встал и подошел к двери. Приоткрыл ее и что-то негромко сказал кому-то снаружи. Потом вернулся, сел и поглядел на карты.
– Бесполезно, – вздохнул он. – Поднять еще три, и мы блокированы.
Согласны начать снова?
– Я был бы согласен не начинать совсем. Не люблю карт. Шахматы – другое дело.
Собеседник бросил на меня быстрый взгляд.
– Что же вы не сказали об этом сразу? Я бы тоже предпочел шахматы.
Сейчас принесут поесть. Правда, не обещаю, что кофе будет таким, к какому вы привыкли.
– Черт возьми, я питаюсь где придется... Ладно, если не я застрелил его, то кто же?
– По-моему, это и выводит их из себя.
– Им бы радоваться, что он убит.
– Возможно, они и радуются, – ответил собеседник. – Только им не нравится, как это сделано.
– Лично я считаю это очень аккуратной работой.
Собеседник молча глянул на меня. В руках у него была колода карт. Он выровнял ее и стал быстро раздавать на двоих. Карты лились из его рук сплошным потоком.
– Если вы так же быстры с пистолетом... – начал было я.
Поток карт внезапно прекратился. Их место занял пистолет. Собеседник легко держал его в правой руке, ствол глядел в дальний угол комнаты. Потом пистолет исчез, и карты заструились снова.
– Вы губите здесь свои способности, – сказал я. – Ваше место в Лас-Вегасе.
Собеседник взял одну из стопок, слегка потасовал ее и сдал мне флеш-рояль из пик.
– Со «стейнвеем» мне безопаснее, – улыбнулся он.
Отворилась дверь и вошел полицейский с подносом.
Мы ели тушенку с овощами и пили горячий, но некрепкий кофе. Уже окончательно рассвело.
В восемь пятнадцать вошел Кристи Френч в сбитой на затылок шляпе, с темными пятнами под глазами, и встал у двери.
Я перевел взгляд на сидевшего напротив меня маленького человека. Но его уже не было. Карт не было тоже. Не было ничего, кроме аккуратно подвинутого к столу стула и составленных на поднос тарелок, с которых мы ели. У меня даже мурашки побежали по коже.
Кристи Френч зашел за стол, резко отодвинул стул, сел и потер подбородок. Снял шляпу и взъерошил волосы. Угрюмо, жестко уставился на меня. Я снова был в полицейской цитадели.
– Окружной прокурор ждет тебя в девять, – сказал Френч. – А потом, что ж, отправляйся домой. Если только он не арестует тебя. Извини, что тебе пришлось всю ночь просидеть на этом стуле.
– Ничего, – сказал я. – Мне нужно было попрактиковаться.
– Да, снова войти в колею, – пробурчал Френч и угрюмо глянул на поднос с тарелками.
– Лагарди взяли? – спросил я.
– Нет. Кстати, он в самом деле врач. – Френч глянул мне в глаза. – Практиковал в Кливленде.
– Не нравится мне, что здесь все слишком четко, – сказал я.
– Что ты имеешь в виду?
– Молодой Квест подбирается к Стилгрейву. И по чистой случайности находит единственного в Бэй-Сити человека, который может Стилгрейва опознать. Вот это и кажется мне слишком четким.
– А ты ничего не забываешь?
– От усталости я способен забыть собственное имя.
– Я тоже, – кивнул Френч. – Он ведь должен был еще от кого-то узнать, Кто такой Стилгрейв. Когда делался этот снимок, Моу Стейн был еще жив. Что проку в этой фотографии, если не было известно, что за птица этот Стилгрейв.
– Мисс Уэлд, по-моему, знала, – сказал я. – А Квест был ее братом.
– Ты говоришь ерунду, приятель, – устало усмехнулся Френч. – Стала бы она помогать брату шантажировать любовника, да и себя тоже?
– Сдаюсь. Может, этот снимок оказался внезапной удачей. Другая его сестра – моя бывшая клиентка – говорила, что он любил делать внезапные снимки. Чем внезапней, тем лучше. Не погибни он, вам пришлось бы взять его за вмешательство в личную жизнь.
– За убийство, – равнодушно уточнил Френч.
– Вот как?
– Мэглешен нашел ту пешню. Только не сказал при тебе.
– Одной пешни мало.
– Он раскопал еще кое-что, но это пустяки. Клозен и Неуловимый Марстон отбывали срок. Квеста нет в живых. У него респектабельная семья. Он был слегка неуравновешен и связался с дурной компанией. Не стоит марать его семью только ради показа, что полиция способна раскрыть какое-то дело.
– Благородно с вашей стороны. А как со Стилгрейвом?
– Меня это не касается. – Он стал подниматься. – Долго ли длится расследование, когда гангстер получает свое?
– Пока о нем пишут в газетах, – сказал я. – Но тут стоит вопрос об установлении личности.
– Нет.
Я уставился на Френча.
– Как это нет?
– А так. Мы знаем наверняка. – Френч уже был на ногах. Пригладил волосы, поправил галстук, надел шляпу и негромко проговорил одной стороной рта:
– Строго между нами – мы всегда знали это наверняка. Только у нас не было ни единой улики.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Болтать об этом не буду. А как насчет пистолетов?
Френч опустил взгляд на стол. Потом медленно поднял голову и глянул мне в глаза.
– Оба принадлежали Стилгрейву. Более того, у него было разрешение на ношение оружия. Полученное в другом округе. Не спрашивай, почему. Из одного пистолета... – он сделал паузу и уставился на стену поверх моей головы, – был убит Квест. И Стейн, кстати, из того же.