— Никаких денег. И никакого свертка. Мне нужна девушка.
— Я думаю, — сказал Джимбо, — что нам лучше обсудить ситуацию немного более полно.
— Давай обсудим, — сказал я и сел в мягкое кресло.
Джимбо потянулся к сигаретнице. Когда он открыл крышку, заиграла какая-то мелодия. Он усмехнулся.
— “При свете луны”. А бачок в туалете играет “На Авиньонском мосту”. Это квартира Панды. Вам она нравится?
— Отличная девушка. К тому же, прекрасная пловчиха. Кстати, мне хотелось бы знать, как они узнали, что я нахожусь в шале Анзермо.
— Это очень просто. Они потеряли вас, поэтому позвонили в шале. Вы подошли к телефону. Помните, вы ответили звонившей женщине, что Макс в Каннах. Так они и узнали, что вы там. После этого они стали наблюдать за вами с безопасного расстояния. — Он улыбнулся. — Человек, который быстро путешествует и мечтает о деньгах, должен время от времени оглядываться назад.
— Тебе следует напечатать это на обороте одной их твоих визиток, — сказал я.
— Возможно.
Я встал.
— Хорошо, давай осмотримся. Ты пойдешь впереди и не будешь делать никаких резких движений.
Он провел меня по квартире. Она вся была обставлена во вкусе Панды и было несложно догадаться, что она использовала ее для своих профессиональных развлечений. Вероятно, квартира была снабжена подслушивающими и подсматривающими устройствами. Единственное, чего в ней не было, так это Джулии.
Я отвел Джимбо обратно в гостиную. Он сел, достал очередную музыкальную сигарету и махнул рукой в сторону бутылок, предлагая мне выпить.
С бутылкой в руке я сказал:
— Хорошо, ее здесь нет. Где она?
Он потер свой подбородок из черного дерева кончиками пальцев и сказал:
— Если бы я знал, я бы вам не сказал, но печальный факт в том, что я не знаю.
— Почему печальный?
— Потому что он показывает, что Наджиб, в высшей степени не по-братски, мне не доверяет. У меня также нет возможности установить с ним связь. Он сам звонит мне, когда я ему нужен. Поэтому, пожалуйста, не трудитесь прибегать к мерам физического воздействия, чтобы заставить меня говорить. Мне нечего сказать. Это самое честное заявление из всех, сделанных мною за последние недели.
Я внутренне усомнился, а затем решил поделиться с ним своим сомнением. Он понял это и одобрительно кивнул.
— Однако я должен сказать, мистер Карвер, что я уполномочен обсудить детали удовлетворительного для обеих сторон обмена. О какой цене вы думали?
— Ни о какой. Я не намерен заключать никаких сделок.
— Это не по-рыцарски. Она — очень красивая девушка и — сорока на хвосте принесла — питает к вам нежные чувства. Подумайте, за сверток, который не представляет для вас по сути никакой важности, вы можете получить, скажем, тысячу гиней и ее освобождение. Она будет в восторге и, несомненно, отблагодарит вас тем, о чем постоянно думают мужчины. Я, конечно, полагаю, что сверток все еще у вас и хранится в надежном месте.
— Ты правильно полагаешь. Но вы не получите сверток.
— Никто его не получит.
Он покачал головой.
— Ни мы, ни О'Дауда, ни Интерпол? — На его лице появилась широкая, полная недоверия улыбка. — Вы, как говорят, поддеты на рога дилеммы. Очень необычной, нужно сказать, так как это животное имеет три рога. Мне вас жаль. Не хотел бы я оказаться в таком переплете. Я говорю, она — очень красивая женщина. Мне кажется, у вас таких называют кельтским типом... нет, нет, скорее цыганским.
Он был, конечно, прав. Не только по поводу ее типа, но и по поводу дилеммы. В тот момент я не знал, на какой путь свернуть, что делать и куда идти. На какое-то мгновение я опять подумал о применении физической силы в надежде, что он, возможно, знает больше того, в чем он признался, но это было только на мгновение. Я мог бы поработать над ним, но я не думал, что прежде, чем отключиться, он заговорит. Джимбо был человеком твердым, непомерно гордящимся своей преданностью.
Я допил виски и направился к двери.
— Сиди на месте, — сказал я.
Он кивнул.
Я вышел из квартиры. Когда я закрывал дверь, ко мне, по крайней мере, пришел ответ на один вопрос. Я понял, что дверной звонок играл мелодию “Хэппи Бездей”.
Несколько минут спустя, когда я садился в “Фейсл Вегу”, припаркованную в тупике рядом с домом, Тиш Кермод ударил меня по затылку, а О'Дауда подхватил меня, как мешок с картошкой, прежде чем я успел удариться о мостовую. Я отключился безо всяких протестов.
“Ни один человек, каким бы великим
и могущественным он не был,
никогда не обладал той свободой,
которой обладают рыбы”
Джон Раскин
Это был “Роллс Ройс”. Кермод был за рулем, а я сидел сзади, рядом с О'Даудой. Я попытался нащупать в кармане пистолет, который я одолжил у Денфорда. Его не было. Когда О'Дауда заметил, что я выплыл на поверхность, он молча передал мне флягу. Я сделал несколько глотков, содрогнулся и сощурил глаза на дорогу, извивавшуюся в свете фар. Мы круто поднимались через сосновый лес. Вероятно, подумал я, это была дорога к шато.
Кермод, в сдвинутой на бок шоферской кепке, что-то тихо насвистывал, полный счастья от мысли о предстоящем веселье. На О'Дауде был костюм из мохнатого харрисского твида. На его правом виске виднелся большой синяк.
Довольно долго мы ехали молча. Затем, смотря прямо перед собой, О'Дауда сказал:
— Ты — ублюдок.
Это было не слишком хорошим началом разговора, поэтому я ничего не сказал в ответ.
— Ты — ублюдок, — повторил он. — И Денфорд тоже, но он — пьяный ублюдок. Если тебя это интересует, я выгнал его.
— После того, как вывернул ему руку и он сказал, где я?
— Обе руки, — сказал Кермод через плечо.
Они оба весело рассмеялись.
Думая о ближайших нескольких часах, я не получал ни малейшего удовольствия. О'Дауде нужен был сверток и он не пойдет, я был уверен, ни на какую сделку, даже если бы я мог что-либо предложить.
— Терпеть не могу терять время, — сказал он. — Кто-то всегда должен платить за это, парень.
Я зевнул, закрыл глаза и откинулся на обтянутое натуральной свиной кожей сиденье.
— Почему ты думаешь, что сможешь спать? — спросил О'Дауда.
— Попробуйте помешать мне. — Я опустился ниже и издал сонное ворчание.
— С ним должно быть весело, сэр, — сказал Кермод.
— Да. Стоит ожиданий, — сказал О'Дауда.
Краем полузакрытого глаза я видел, что он достал сигару и закурил. Несмотря на сильную пульсирующую боль в голове, я заснул.
Проснулся я, когда мы повернули на подъезд к шато.
— Чувствуешь себя лучше? — спросил О'Дауда.
— Спасибо.
— Отлично. Я хочу, чтобы ты был в боевой форме. И в этот раз я не держу никакого пари.
Мы проехали километра два, но шато не показалось. Мы свернули на боковой проезд и поднимались примерно еще километр, затем остановились. Кермод потушил фары. Снаружи я увидел большое водное пространство, серо-голубое в лунном свете. Похоже, это было озеро, и в голове возникли неприятные воспоминания.
На берегу озера находился небольшой коттедж, к которому прилегал эллинг. Они отвели меня к дому, мы вошли и оказались в большой комнате.
— Мое рабочее помещение, — сказал Кермод.
У одной из стен располагался длинный верстак, в дальнем углу находилась открытая печь, а в центре, на небольшом постаменте стояла неодетая безголовая восковая фигура в человеческий рост.
— Когда она будет закончена, — сказал О'Дауда, — это будешь ты. Мы воспользуемся твоим настоящим костюмом, поэтому давай, снимай его. — Он посмотрел на Кермода. — Включи обогрев, Кермод, чтобы он не замерз.
Кермод прошел по комнате и включил три или четыре электрообогревателя. О'Дауда зажег очередную сигару, подошел к шкафчику и налил себе бренди.
— Это для тебя, — сказал он, — когда ты снимешь костюм.
Я снял свой костюм. Что еще я мог сделать? Если бы я отказался, они бы с удовольствием сделали это за меня.
Неся мне бренди, О'Дауда обратился к Кермоду:
— Нам нужны его туфли?
Кермод покачал головой.
— Слишком потрепанные.
О'Дауда протянул мне бренди.
— Не слишком растягивай, — сказал он. — Нам нужно завязать тебе руки за спиной.
— Вы уже нашли мне место в галерее негодяев? — спросил я.
— Еще нет, — сказал О'Дауда.
— Сделайте мне одолжение, поставьте меня подальше от полицейского. У меня аллергия на них.
— Еще бы. Я полагаю, Интерпол говорил тебе, что ты должен передать сверток им, или что-нибудь еще?
— Что-то в этом роде.
— Власть, правительства, — сказал О'Дауда. — Я должен знать, ведь мне, фактически, принадлежит парочка. Я также плачу двум ребятам из Интерпола. Кстати, с этого дня ты исключен из списка людей, которым я плачу. Более того, я не собираюсь платить тебе ни копейки из того, что я должен тебе за твою работу, пока ты не отдашь мне сверток.