— Я не наказываю, Бобби. Наказывают другие. Но я сделаю для нее все, что смогу. Обещаю тебе.
— Если я скажу вам, где она, вы не пойдете в полицию?
— Нет, но ее отцу мне об этом рассказать придется. И полиции рано или поздно — тоже.
— Почему?
— Потому что совершено преступление.
— Ее посадят?
— Это будет зависеть от ее состояния, а также от разряда преступления. Ведь убийство убийству рознь. Бывает непреднамеренное убийство, убийство с отягчающими обстоятельствами, убийство при самозащите. Кроме того, Фебу могут признать невменяемой.
— Так оно и есть. Этой ночью я сам убедился, в каком она плохом виде. Несла что-то невразумительное, смеялась, плакала.
— А что говорит доктор, Бобби?
— Мне он ничего толком не сказал, ведь он думал, что это я подбил ее убежать из клиники. А было все наоборот: уйдя из больницы, Феба сама позвонила мне из автомата и попросила приехать в этот мотель. — И он оглядел комнату с таким отвращением, словно в этих стенах ему предстояло провести всю оставшуюся жизнь. — Увидев эту дыру, я решил немедленно увезти ее отсюда, но она боялась, что ее выследят. Целую ночь я уговаривал ее вернуться, а сегодня доктор сам ее разыскал, и мы с ним увезли ее обратно.
— Ты еще не сказал мне, где эта больница находится.
— И не скажу.
И Бобби в который уже раз подозрительно посмотрел на меня. Как и многие подростки, даже самые примерные, в обществе взрослых он чувствовал себя очень неуютно.
— Не упрямься, Бобби. Мы теряем драгоценное время.
— Ерунда. Я бы, например, с удовольствием сейчас принял снотворное, чтобы проснуться через десять лет.
— А я бы с удовольствием принял такое снотворное, чтобы проснуться десять лет назад. Впрочем, может, и к лучшему, что это нереально, ведь тогда бы я по второму разу совершил все те же ошибки. Или почти все.
Как видно, я попал в точку.
— Я тоже совершал непоправимые ошибки, — признался Бобби.
— В твоем возрасте это простительно. Но сейчас самое время, по-моему, остановиться.
— А что с нами будет?
— Не будем загадывать. Сейчас многое зависит от тебя. Отвези меня к ней, Бобби.
— Ладно, — согласился наконец он, в последний раз оглядевшись по сторонам. — Давайте поскорей уедем отсюда.
Я запер свою машину и пересел в «форд». Перекрикивая шум мотора, Бобби сообщил мне, что больница отсюда недалеко и что возглавляет ее психиатр Шерилл из Пало-Альто, тот самый, у кого консультировалась Феба, когда еще училась в Стэнфордском колледже.
— Она легла в больницу по собственной инициативе?
— Наверно. С ней ведь никого не было.
— А как она попала сюда из Сакраменто?
— Я даже не знал, что Феба в Сакраменто. Она так мне и не рассказала, чем занималась последние два месяца.
— Когда она вернулась на Полуостров?
— Вчера утром. По словам доктора Шерилла, в больнице она была в восемь утра.
— А когда сбежала из больницы?
— Вчера же, во второй половине дня. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения — она в безопасности.
Бобби остановился на светофоре, свернул направо в сторону Бейшора, и я вспомнил, что недалеко отсюда еще совсем недавно Стэнли Квиллан, зажмурившись от удовольствия и застыв в кресле, слушал у себя в магазине эстрадную музыку.
— У Фебы был с собой пистолет?
— Господь с вами! У нее нет оружия.
— Ты в этом уверен?
— У нее вообще ничего с собой не было. Только то, что на себе. Да и это чужое.
— Откуда ты знаешь?
— Платье висело на ней, как на вешалке. За последнее время она очень потолстела, но платье все равно было ей велико.
Оно Фебе не шло, старило ее очень. В нем она была похожа на свою мать, когда...
Машина дернулась. В это время мы ехали по тихой тенистой улочке, названной в честь поэта Каупера[14]. Бобби съехал на обочину и так резко затормозил, что я вынужден был оставить на ветровом стекле отпечатки пальцев.
— Ее мать лежала перед камином совершенно голая, — проговорил он срывающимся шепотом. — Толстая, белая... Мы завернули ее в одеяло и положили на заднее сиденье «фольксвагена». Мне пришлось согнуть ей ноги... — Он уронил голову на руль и стиснул его обеими руками с такой силой, что побелели суставы. — Вспомнить страшно...
— Зачем ты это сделал?
— Они сказали... Феба сказала, что иначе тело в машину не влезет. Нам ведь нужно было увезти труп. Не могла же она все это делать одна.
— А разве она была одна?
Он повернул склоненную на грудь голову в мою сторону:
— Нет, с ней был я.
— А еще кто?
— Больше никого. В доме мы были одни.
— Ты же сам сказал «они». Не могла же убитая посоветовать тебе согнуть ей ноги.
— Я просто оговорился.
— Так я тебе и поверил. Скажи лучше, кого еще ты пытаешься выгородить?
— Только не его.
— Значит, это был мужчина. Назови его.
На лице Бобби опять застыло упрямое выражение.
— Хочешь, я сам тебе его назову, — предложил я. — Уж не забрел ли в атертонский дом Бен Мерримен?
— Он не сказал, как его зовут.
Я порылся в кармане и достал изрядно помятую фотографию Бена Мерримена на блокноте.
— Этот?
— Да.
— Почему же ты раньше его не назвал?
— Вчера вечером Феба предупредила меня, чтобы я этого не делал.
— И даже не объяснила почему?
— Нет.
— И ты послушался невменяемую, даже не спросив ее, чем она руководствуется?
— Если честно, то мне и без всяких вопросов все было ясно, мистер Арчер. Я ведь во вчерашней газете видел фотографию этого человека. Его избили до смерти в том же самом доме. А теперь получится, что во всем виновата Феба.
Больница, вытянутое одноэтажное здание, похожее на большое ранчо, была окружена старыми массивными деревянными особняками и современными многоэтажными домами и находилась в глубине квартала за колючей проволокой, протянутой за живой изгородью. Дорожка вилась вокруг большой изумрудной лужайки с расставленными на ней шезлонгами и пестрыми зонтами от солнца. В одном из шезлонгов посреди лужайки одиноко сидела седая женщина и смотрела на небо с таким видом, словно видит его впервые в жизни.
С аллеи к входной двери плавно подымался пандус для инвалидных колясок. В дверях было проделано окошечко, а рядом, на стене, — кнопка звонка. Я вылез из машины, а Бобби остался сидеть за рулем.
— Тебе нехорошо?
— Нет, все в порядке, но лучше я здесь вас подожду. Не хочу показываться на глаза доктору Шериллу — я ему не нравлюсь.
— Нет, ты мне понадобишься.
Бобби нехотя вылез из машины и вслед за мной поднялся по пандусу. Я нажал на кнопку звонка, и вскоре из окошечка в дверях выглянула медицинская сестра в белой шапочке:
— Что вы хотите?
— Поговорить с доктором Шериллом.
— По поводу пациента?
— Да, Фебы Уичерли. Я представитель ее отца, меня зовут Арчер. А это, — добавил я, сам удивляясь собственным словам, — ее жених, мистер Донкастер.
Сестра приоткрыла дверь, и мы оказались в длинном темном коридоре с зелеными стенами, куда выходило больше десятка дверей. Из дальнего конца коридора по направлению к нам, еле подымая ноги, словно водолаз по морскому дну, шел молодой человек в халате. У входа мы простояли несколько минут, а он так к нам и не приблизился.
— Входите, джентльмены, — позвал нас, распахнув одну из дверей, мужчина в белом халате.
Он вежливо пропустил нас вперед и закрыл за нами дверь. На первый взгляд доктор Шерилл мне «не показался»: длинные холеные усы, в темных карих глазах под толстыми стеклами — что-то женственное.
Маленький кабинет психиатра также оставлял желать лучшего: дубовый, совершенно пустой письменный стол с вращающимся стулом, кожаное кресло, кожаный диван — вот и вся мебель. Вся стена была завешена полками с книгами. Чего там только не было — от «Анатомии» Грея до подборки журналов «Психические болезни».
Бобби опустился было на диван, но боязливо вскочил и пристроился на ручке кресла; на диван же сел я, хотя, честно говоря, больше хотелось лечь.
Шерилл молча наблюдал из-под очков за нашими перемещениями.
— Слушаю вас, джентльмены.
Бобби обхватил руками колено и, подавшись вперед, спросил:
— Как Феба?
— Вы же расстались с ней всего два часа назад, молодой человек. Я уже говорил вам и могу повторить еще раз: девушке необходим полный покой на протяжении по крайней мере двух дней. Сегодня, мистер Донкастер, я вас к ней не пущу. — Говорил Шерилл спокойно, не повышая голоса, но очень твердо.
— Он приехал сюда со мной, — вступился за Бобби я. — Дело в том, что парень рассказал мне историю, которая может иметь самые серьезные последствия. Возможно, кое-что знаете уже и вы.
— Вы адвокат? — спросил меня Шерилл.
— Нет, частный сыщик. Гомер Уичерли, отец девушки, несколько дней назад нанял меня ее разыскать. До сегодняшнего разговора с Бобби я считал, что Фебы нет в живых, что ее убили, а теперь выясняется, что девушку следует отдать под суд.
