С этим Реймондом Элвудом я уже беседовал о сестрах Банброк, но особого внимания на него не обратил. Я счел его просто одним из тех лощеных, прилизанных молодых людей, которых было немало в списке.
Я снова им занялся, теперь с интересом. Оказалось — не зря.
Как я уже сказал, у него была контора по торговле недвижимостью на Монтгомери-стрит. Мы не нашли ни одного клиента, воспользовавшегося его услугами, и даже признаков того, что такой клиент существовал. У него была квартира в районе Сансет, он жил один. Он появился здесь не далее как десять месяцев назад, родственников в Сан-Франциско у него, по-видимому, не было. Он состоял в нескольких модных клубах. По слухам, у него были «хорошие связи на Востоке». С деньгами он не жался.
Сам я не мог следить за Элвудом, поскольку недавно с ним разговаривал. Этим занялся Дик Фоли. В первые три дня слежки Элвуд редко бывал в своей конторе. Редко бывал в финансовых учреждениях. Он посещал свои клубы, танцевал, бывал на чаепитиях и так далее и каждый день наведывался в один дом на Телеграф-Хилле.
В первый день после обеда Элвуд отправился в дом на Телеграф-Хилле с высокой блондинкой из Берлингейма. На другой день — с пухленькой молодой женщиной, которая вышла из дома на Бродвее. В третий вечер — с совсем молоденькой девушкой, жившей, по-видимому, в том же доме, что и он.
На Телеграф-Хилле Элвуд проводил со своей спутницей от трех до четырех часов. Пока за домом наблюдал Дик, туда приходили — и выходили оттуда — другие люди, все, по-видимому, состоятельные.
Я поднялся на Телеграф-Хилл, чтобы поглядеть на дом. Он казался большим — просторный каркасный дом, выкрашенный в цвет желтка. Он стоял над головокружительной кручей: ниже по склону холма когда-то добывали камень. Казалось, что он вот-вот скатится на крыши других домов, далеко внизу.
Дом стоял на отшибе. Подходы были скрыты деревьями и кустарником.
Я основательно прочесал окрестности: посетил каждый дом в радиусе ружейного выстрела от моего желтого. Ни о нем, ни о его обитателях никто ничего не знал. На Телеграф-Хилле народ нелюбопытный — там почти каждому есть что скрывать самому.
Мое хождение вверх и вниз по холму было бесполезным, пока я не выяснил, кто владеет желтым домом. Дом был частью недвижимости, находившейся в руках трест-компании «Западное побережье». Я перенес мои изыскания в трест-компанию и частично был вознагражден. Восемь месяцев назад дом этот снял Реймонд Элвуд, действуя по поручению клиента Т. Ф. Максвелла.
Мы не смогли найти Максвелла. Мы не смогли найти ни одного человека, знавшего Максвелла. Мы не смогли найти никаких признаков того, что «Максвелл» — нечто большее, чем фамилия.
Один из оперативников отправился к желтому дому на холме и полчаса звонил в дверь — напрасно. Повторять опыт мы не стали, рано еще было поднимать волну.
Я еще раз отправился на холм в поисках жилья. В достаточной близости от дома я ничего подходящего не нашел, но мне удалось снять трехкомнатную квартиру, откуда можно было наблюдать за дорогой к дому.
Мы с Диком засели в квартире — Пат Редди заходил, когда был свободен от дел, — и наблюдали за машинами, которые сворачивали на заслоненную деревьями дорожку перед яичным домом. Машины подъезжали во второй половине дня и вечером. В большинстве из них сидели женщины. Таких, кого можно было бы счесть обитателем дома, мы не увидели. Элвуд появлялся каждый день, когда в одиночку, когда с женщинами, чьих лиц мы не разглядели из нашего окна.
За некоторыми гостями мы проследили на обратной дороге. Все без исключения были людьми состоятельными, и кое-кто занимал видное положение в обществе. С разговорами мы к ним не подступались. Играя вслепую, ты рискуешь раскрыться, даже если придумал самый удачный предлог.
Три дня наблюдений — и наконец забрезжило.
Был ранний вечер, только что стемнело. Позвонил Пат Редди и сказал, что два дня и ночь был на задании и собирается проспать полсуток. Мы с Диком сидели у окна в нашей квартире, наблюдали за автомобилями, сворачивавшими к желтому дому, и, когда они проезжали сквозь голубоватый конус света под дуговым фонарем, записывали их номера.
На холм пешком поднималась женщина. Высокая женщина, крепко сложенная. Темная вуаль, не настолько густая, чтобы сразу угадывалось ее назначение — скрывать лицо, — тем не менее лицо скрывала. Женщина шла вверх по склону, мимо наших окон, по другой стороне дороги.
Ночной бриз с Тихого океана дергал со скрипом вывеску бакалейщика внизу, раскачивал дуговой фонарь наверху. Когда женщина миновала наш дом и вышла на голое место, ветер набросился на нее. Пальто и юбка облепили ноги. Она повернулась спиной к ветру, придерживая шляпу. Ветер отбросил вуаль от ее лица.
Это было лицо с фотографии — лицо Майры Банброк.
Мы с Диком узнали ее одновременно.
— Наша девочка! — крикнул он и вскочил на ноги.
— Подожди. Она идет в дом над обрывом. Пусть идет. Когда войдет, двинемся за ней. Будет повод обыскать малину.
Я вышел в соседнюю комнату, к телефону, и набрал номер Пата Редди.
— Она не вошла, — крикнул от окна Дик. — Миновала дорожку.
— За ней! Чепуха какая-то! Что она вытворяет? — Меня даже возмутила эта неожиданность. — Она должна войти! Давай за ней. Договорюсь с Патом и найду тебя.
Дик убежал.
Трубку сняла жена Пата. Я назвался.
— Можете вытащить Пата из постели и послать сюда? Он знает, где я. Скажите, что он нужен срочно.
— Скажу, — пообещала она. — Через десять минут явится к вам, где бы вы ни были.
Я вышел на дорогу и стал искать Дика и Майру Банброк. Они пропали. Я прошел мимо кустов, заслонявших желтый дом, и двинулся дальше по каменистой тропинке, которая огибала дом слева. По-прежнему — ни его, ни ее.
Повернув назад, я увидел Дика, возвращающегося в нашу квартиру, и последовал за ним.
— Она в доме, — сказал Дик. — Прошла по дороге дальше, потом через кусты, к обрыву и — ногами вперед в подвальное окно.
Это меня обрадовало. Чем чуднее ведут себя люди, за которыми ты следишь, тем, как правило, ближе конец твоим хлопотам.
Пат прибыл минутой или двумя позже, чем обещала жена. Он вошел, застегивая на себе одежду.
— Ты что там наболтал Алтее? — ворчливо спросил он. — Она сунула мне пальто, велела надеть на пижаму, остальные вещи кинула в машину, и мне пришлось одеваться за рулем.
— Поплачем с тобой позже, — прервал я его жалобы. — Только что Майра Банброк влезла в дом через подвальное окно. Элвуд уже час как там. Делаем облаву.
Пат — человек основательный.
— Но даже на это нужна бумага.
— Ну ясно, — согласился я, — оформишь после. Для того тебя и позвали. Округ Контра Коста разыскивает ее — может быть, чтобы судить за убийство. Вот тебе и предлог для обыска. Мы идем туда за ней. Если еще на что-нибудь наткнемся — тем лучше.
Пат наконец застегнул жилет.
— А, черт с тобой, — кисло сказал он. — Будь по-твоему. Но если меня вышибут за обыск без ордера, ты будешь устраивать меня в свое уголовное агентство.
— Буду.
Я повернулся к Фоли:
— Дик, ты останешься снаружи. Следи за выходом. Никого не трогай, но, если выйдет наша девушка, проследи за ней.
— Так я и знал, — взвыл Дик. — Только начинается что-нибудь интересное: будь любезен, торчи на углу!
По дорожке, обсаженной кустами, мы с Патом Редди подошли к парадной двери дома и позвонили. Дверь открыл большой черный человек в красной феске, красной шелковой кофте, рубашке в красную полоску, в красных шароварах и красных туфлях. Он загородил собой весь проем; в холле за ним было темно.
— Мистер Максвелл дома? — спросил я.
Черный покачал головой и произнес что-то на непонятном языке.
— А мистер Элвуд?
Снова мотание головой. Снова непонятные слова.
— Тогда поглядим, кто есть, — настаивал я.
Ответом была тарабарская тирада, в которой я разобрал три исковерканных слова: «хазаин», «нет» и «дома». Дверь стала закрываться. Я припер ее ногой. Пат показал свою бляху.
Мавр плохо знал английский, но полицейские значки узнавал.
Он топнул ногой позади себя. В глубине дома оглушительно ударил гонг.
Черный навалился на дверь.
Опираясь на ту ногу, которая тормозила дверь, я наклонился в сторону, чтобы достать черного. Я ударил его снизу в живот. Редди бросился на дверь, и мы ввалились в холл.
— Черт, коротышка толстый, — кряхтя произнес негр с чистейшим вирджинским выговором. — Ты меня ушиб!
Мы с Редди уже шли по холлу, погруженному во тьму. Я споткнулся о ступеньку лестницы.
Наверху раздались выстрелы. Стреляли, кажется, в нашу сторону. Пули в нас не попали.
Многоголосый гвалт — визг женщин, крики мужчин — то усиливался, то затихал; усиливался и затихал, словно там открывали и закрывали двери.
— Наверх, мой мальчик! — рявкнул мне в ухо Редди.
