– Покушение… удалось? – спросил Калужный, и, угадав ответ еще до утвердительного кивка Токмакова, задал вопрос потруднее: – Откуда, вы думаете, подполковник мог получить эту информацию?
– В девяностые годы Светозар Коряпышев служил в отделе военной контрразведки Южной группы советских войск в Венгрии. Помните, было такое нашумевшее дело по фирме «Антей»? Военную технику за кордон гнали.
– Еще бы, блин горелый! Мне из-за этого «Антея» звание задержали на полгода! А такая была перспективная разработка! Те движки авиационные, которые они за кордон отправляли, как раз Саратовское авиационное объединение клепало. Но… За «Антеем» большие шишки стояли – элита «капээсэс» и жирные генералы… Дали по рукам.
Калужный вскочил со скрипучего стула и несколько раз промерил комнату быстрыми шагами:
– Вот и Коряпышеву тоже дали, догнали и еще раз дали. Вылетел из Венгрии как пробка. В Южной группе войск строже наказания не было. Но, думаю, источники в Будапеште у него остались. Коряпышев агентурист от Бога был, телеграфный столб мог привлечь к сотрудничеству.
– Вы были с ним знакомы?
– Да. Коряпышев, после того, как его из контрразведки поперли, преподавал на курсах внешней разведки. Там как раз и проходил подготовку первый набор нашей службы «А». Можно сказать, он был моим учителем, – кивнул Токмаков коротко остриженной головой и глаза его, имевшие, по определению все той же Маши, цвет «натрия под керосином», чуть потеплели. Возможно, еще одной причиной этого стало появление прапорщика Фефелова с двумя большими тарелками бутербродов и начатой бутылкой «Хеннесси» под мышкой.
– Тогда у вас есть личные мотивы это дело докрутить до победного конца, – сказал генерал Калужный, разливая дорогой коньяк по бокалам с золотым ободком – для генеральской «кукушки» хозяйственники расстарались с посудой и выпивкой.
– Так точно, товарищ генерал, – поскучнел вдруг Токмаков. – Есть личные мотивы, и не только из-за Коряпышева. Понимаете, такая нескладуха вдруг поперла, что отец Маши Груздевой оказался директором той самой конторы, которая…
Калужный остановил его, плеснув коньяком в бокале:
– Первую поднимем, не чокаясь – за подполковника Коряпышева. У каждого из нас есть шанс так же, как он… И перестань меня называть генералом, мы же с тобой из одной шинели вышли, – Феликса Эдмундовича…
Токмаков понял, что Калужный запросил его личное дело, а еще проще – переговорил с Седовым по спецсвязи о его скромной персоне. Равным образом и Токмаков навел предварительно справки о Калужном – мужике крутом, но справедливом. Своих не сдававшим, в корыстолюбии не замеченном.
– Итак, за подполковника Коряпышева! – генерал одним духом опорожнил рюмку. – Кассета с его записью у тебя?
Токмаков покачал головой. Кассеты не было, и не известно, у кого она теперь. Прилетев в Санкт-Петербург, Маша сразу на такси поехала к Токмакову, а кассета осталась у оператора Дмитрия Никодимовича Сулевы. Из аэропорта Пулково он отправился на студию «Независимых телекоммуникаций», но, увы, не доехал: по пути телевизионный микроавтобус тормознули стопорилы. Кассета пропала вместе с сумкой, в которой была дорогущая цифровая камера, а Сулева с сотрясением мозга угодил в госпиталь.
Узнав о разбойном налете, Токмаков сразу рванул в аэропорт. Там как раз заканчивали опрашивать потерпевших, которые вместе с Сулевой напросились поехать в город.
– Кроме оператора были и другие «терпилы»? – уточнил Калужный, делавший пометки в кожаном блокноте с тиснением.
– Притом ваши земляки, Виктор Тихонович: артисты Саратовского академического театра оперы и балета. Возвращались с зарубежных гастролей. Ну и подчистую, конечно, все что было – валюта, драгоценности. Только вашей примадонне повезло. Она сидела не в салоне «Газели», а в кабине, и у нее ничего не взяли.
– А, Лизонька Заболоцкая, – глаза генерала неожиданно маслянисто заблестели, – как же, гордость Поволжья! Тут я не удивляюсь, ей всегда везет, уж такая она у нас колоратурное сопрано!
Токмаков не стал уточнять, что повезло Заболоцкой не случайно: за нее заступился кинооператор Сулева, позднее сполна воспользовавшийся плодами своей хмельной отваги.
– Когда это случилось? – продолжал расспросы генерал.
– Дней десять назад.
– Тогда спрашивать о результатах расследования бесполезно, – сказал генерал Калужный, откладывая темно-синий «паркер» с золотым пером. – Да и потом тоже. Как везде, где за дело берутся наши славные органы внутренних дел.
– Вообще какие-то зацепки были, – сказал Токмаков, закусывая – нечестивец! – французский коньяк черным хлебом с розовато-белым ломтем сала.
Да, зацепка была, и еще какая! Спустя несколько дней после ограбления Токмаков, дабы улучшить отчетные показатели, проверял один левый магазинишко, в котором не просто торговали пивом и сигаретами, но скупали золотишко и меняли валюту. В этом-то «филиале Центробанка» по одной приметной безделице – браслету с нотными знаками – Вадим узнал вещи с «гоп-стопа».
Услыхав об этом, генерал Калужный не удивился, только еще раз пристальнее посмотрел на Токмакова. Калужному было знакомо понятие «оперативная удача», и он знал, что абы кому она в руки не дается. Ведь удача не просто слово женского рода, она и по характеру капризуля вроде «птицы цвета ультрамарин», о которой часто поют на «Волне Поволжья». Отловить эту птицу на шермачка браконьерскими сетками не очень-то получается. Зато щедро дарит свои перышки тем, кто честно пашет на своей делянке.
Не смутило генерала и печальное завершение ларечной проверки. Один из задержанных застрелил другого («Понятно, убирал свидетелей», – кивнул Калужный), после чего благополучно смылся. Такой финал подтверждал еще одну непреложную истину: хочешь добиться успеха, – все делай сам. А Токмаков положился на молодого оперка из милицейских. Правда, и по закону должен был его привлечь, ведь разбойное нападение подследственность милицейская. А парень из ментовки не только облажался по полной схеме, но и получил «маслину» в лоб…
– Не все так просто было, Виктор Тихонович, – встал на защиту Токмаков. – Задержанный показал Глебу милицейское удостоверение, убедил, что якобы внедрен в банду. А Глеб-то в органах всего полгода был…
– Достаточно, чтобы поддельную ксиву суметь различить, – поморщился генерал. – Что ж они, блин, пацанов-то набирают!
– А что ж они… – Токмаков пустым бокалом указал куда-то вверх, на потолок, кстати, потрескавшийся, что, было вовсе неприлично для генеральской «кукушки». – Что ж они сотрудникам платят, как уборщице в метро? Поэтому есть то, что есть. А Глеб Черных не из последних был, светлый мальчуган, привык верить казенным бумажкам. Удостоверение-то ему бандит настоящее показал, на фамилию Водопьянова Евгения. Был такой сотрудник уголовного розыска в Приморском РУВД. Был, да сплыл – по реке Неве, без головы, спеленутый скотчем, как муха паутиной. Почерк такой у этого бандита: прежде чем убить, заматывает скотчем с ног до головы. И ведь главное – в руках у меня был, сидел в этом ларьке с валютой вот так, как вы сейчас…
Прежде чем ответить, генерал секунду помедлил, а его ответ показал, что он не зря служил в КГБ:
– По первому пункту, о соотношении зарплаты уборщицы метро и нашего сотрудника, мне ответить сложно, потому что в Саратове… нет метро! А что касается погибших при исполнении товарищей, – то и второй тост нам придется поднять, не чокаясь…
Прапорщик Фефелов, чертов жмот, опять плеснул в бокалы по чайной ложке, так что благородный генеральский напиток не дошел до голодного токмаковского желудка – рассосался по дороге. Деликатно закусив столь же экономным бутербродом с рыбкой, Вадим Токмаков пообещал генералу Калужному:
– Извините, Виктор Тихонович, боюсь, это еще не все. Боюсь, что и в третий раз нам не услышать, как звенят эти замечательные бокалы.
– Однако вы меня заинтриговали, Вадим Евгеньевич! Что же это за монстр, что же это за контора такая?
– Название у нее тоже мама не горюй – ФСО!
Для человека родом из спецслужб эта аббревиатура могла означать только одно – Федеральная служба охраны. Причем каждый еще мысленно добавлял «президента», представляя кавалькаду черных джипов «Мерседес», и зная, что ребятам из этих машин дано право без предупреждения открывать огонь по любой подозрительной цели.
Вероятно, эти мысли промелькнули и в седой голове генерала Калужного. Выдержка изменила старому служаке, и подцепленный им на вилку маленький кальмарчик плюхнулся обратно в плошку с консервированными собратьями.
Токмаков подумал: или Калужный не патриот великой реки Волги и ее даров, или же икра и белорыбица ему просто обрыдли!
Глава четвертая Личные мотивы
1. Аутодафе на льду
Морозный ветер выжимал слезы из глаз, и спрятаться от него было некуда. Карел Бредли вместе с другими почетными гостями стоял на трибуне, сооруженной прямо на льду Волги, и смотрел, как пожарные обкладывают вязанками дров высокий столб. Им помогали молодые люди в черных куртках с одинаковой надписью: «Идущие рядом». На лед с отлогого берега съехали несколько закрытых машин. Из них санитары вытолкали десятка полтора-два наркоманов и наркоманок. «Идущие рядом» погнали их к костру.