– А ты сам не догадываешься? Эти ребята платят хорошие деньги.
– Но обычно она не защищает крупных мафиози. Это не ее амплуа.
– Именно поэтому Саламандра и нанял ее. Посмотри на нее. Разве она похожа на тех жирных стряпчих, что обычно ведут такие дела? Хорошенькая скромная ирландская школьница-католичка. Как раз то, что и нужно Саламандре, чтобы обелить его. Кроме того, на ней написано, что она не вылезет с таким бешеным счетом, как другие адвокаты, защищающие мафию. Это еще раз подтверждает его версию – он всего лишь простой невинный бизнесмен, которого приняли за крупного торговца наркотиками только потому, что он родом с Сицилии.
Тоцци был раздражен.
– Знаешь, сейчас ты сам выступаешь как адвокат. У тебя на все готов ответ.
– Да брось. Я просто объясняю тебе что к чему. Такие процессы – как кино. Каждый играет свою роль.
– Пожалуй, так оно и есть.
– Не стоит мрачно смотреть на мир только потому, что у тебя нелады на любовном фронте. И не говори мне, что мисс Хэллоран первая женщина в твоей жизни, которая обошла тебя своим вниманием.
– Что ты прицепился ко мне со своей мисс Хэллоран? Я же сказал, она мне не нравится.
– Конечно же она тебе не нравится. Но только потому, что ты ей не нравишься. Если бы ты думал, что нравишься ей, так уж точно влюбился бы. Я не прав? Судя по всему, это у вас давно началось. Ты, кажется, говорил, что вы вместе учились в школе или еще где-то? И что же произошло? Она отвергла твое предложение?
Тоцци наклонился вперед, уперся локтями в колени. И косо взглянул на своего напарника.
– Нет, в одну школу мы не ходили. Она жила на другом конце улицы, в Вейлсбурге.
– Ага! Но ты знал ее.
– Нет, не знал. Не по-настоящему.
– Что значит «не по-настоящему».
Тоцци засопел – он начал раздражаться.
– Я знал, кто она такая, и, возможно, она знала, кто я. Она ездила автобусом в какую-то новомодную школу для девочек в Саут-Орандж. У них была своя форма и все такое. Ее старик был капитаном полицейского управления в Ньюарке, потому-то им и пришлось туда переехать. Но она мнила себя чем-то особенным, гораздо выше всех обитателей Вейлсбурга.
– Правда?
– Правда. Она вела себя так, словно явилась из Бернардсвилля или из какого другого действительно приличного места. Помню, как она шла домой от автобусной остановки – ножки в ботиночках, нос кверху, книжки прижаты к груди, волосы стянуты толстым жгутом на затылке, – настоящая воображала. Она была единственным ребенком в округе, ходившим в эту школу. Все остальные учились кто в обычной, кто в церковной школе. Помню эту ее пижонскую походочку. Шла, будто она совсем из другого теста, не такая, как все.
Она определенно нравилась Тоцци. И он ненавидел ее за это. Гиббонсу было знакомо это чувство. Большинство парней сталкиваются с этим рано или поздно.
– Гиб, посмотри, кто здесь!
Тоцци смотрел в сторону обвинителей.
– Уж не твой ли старый приятель Джимми Мак-Клири?
– Кто?
– Джимми Мак-Клири.
Гиббонс вслед за Тоцци посмотрел в сторону стола обвинения. Он пытался украдкой рассмотреть лицо человека в коричневом твидовом спортивном пиджаке. Да, это был он, чертов ирландец Джимми Мак-Клири. Он стоял, сложа на груди руки, и, как всегда, нес какую-то чепуху одному из молодых ясноглазых обвинителей. Удивительно, что молодой человек слушал его и не падал с ног. Обычно от Мак-Клири так разило виски, что и лошадь бы не выдержала. Но некоторые находили в его речах особое очарование. Вот сукин сын.
– Я слышал, что Мак-Клири ушел из ФБР. Говорят, он работает сейчас в прокуратуре США в качестве следователя по особым делам, – сказал Тоцци.
– Мак-Клири не годится и улицы подметать. Непонятно, как ему удалось стать агентом ФБР. Слава Богу, что он, наконец, ушел.
Тоцци покачал головой.
– Не могу понять, что ты против него имеешь?
– Он – самое последнее дерьмо. Для меня оскорбителен сам факт его существования.
– Помнится, вы как-то работали вместе, пока я был в отпуске. Когда я вернулся, он всем говорил, что работать с тобой – все равно что провести пару недель в аду. Ты никогда не рассказывал мне, что же произошло.
Гиббонс молчал, мрачно уставившись на Мак-Клири.
– Эй, Гиб, ты где? Ответь мне.
Гиббонс посмотрел на свои часы.
– Какого черта они так задерживаются? Суд должен был начаться десять минут назад.
– Ты уходишь от ответа, Гиб.
Гиббонс свирепо посмотрел на него.
– Ты прав, я на самом деле ухожу от ответа.
– Господа!
Главный прокурор на этом процессе, Том Огастин, стоял у деревянного заграждения, повернувшись лицом к своре.
– Господа, прошу внимания. – Хозяин, золотисто-красный сеттер, обращался к дворняжкам. – Мы вынуждены на некоторое время отложить процесс. Не знаю, надолго ли. Я понимаю, у всех вас есть и другие дела, но прошу все-таки не расходиться далеко, пока не выяснится, когда мы сможем начать слушание дела. Спасибо.
Огастин вернулся на свое место. Дворняги заворчали, стали скрести когтями.
– Вот черт, – пробормотал Тоцци. – Проклятые законники.
– Брось, Тоц. Огастин неплохой парень. С ним работать проще, чем с большинством ослов из его конторы.
– Законник – это законник. Все они ни на что не годятся. Огастин не исключение. Посмотри на него. Сама респектабельность: квадратный подбородок, румяные щеки, густые светлые волосы. Стопроцентный янки. Такие вот и нравились всегда Лесли Хэллоран.
Гиббонс усмехнулся.
– И ты еще скажешь, что в твоем отношении к Огастину нет ничего личного?
Тоцци сердито на него посмотрел.
Гиббонсу хотелось засмеяться. Этот парень ничего не может скрыть.
– Всем встать! – неожиданно прокричал судебный пристав, заглушая гул голосов. – Суд идет. Председательствует его честь, судья Ирвин Е. Моргенрот.
Судья Моргенрот в черной мантии, шуршащей за ним, вывернул из своих апартаментов. Он взлетел на ступеньки, ведущие к судейской кафедре, запрыгнул в большое кожаное кресло и окинул взглядом свой суд. Это был маленький, абсолютно лысый человек в очках с толстыми стеклами, с бледной, желтоватого оттенка кожей. Пожалуй, он похож на чихуахуа. И, как у большинства маленьких собачек, у него был пронзительный голос и острые зубы.
Судья пробежал глазами по адвокатским столам, пересчитывая головы адвокатов и кивая при этом.
– Не все на месте, – резко произнес он. – Где мистер Джордано и его защитник, мистер Блюм?
– Ваша честь?
Все повернулись назад, чтобы увидеть того, кто только что ворвался в зал суда.
– Ваша честь, могу я сделать заявление?
Это был Марти Блюм. Он с трудом переводил дыхание.
– Делайте ваше заявление, мистер Блюм. Вы опаздываете.
– Я постараюсь сделать его как можно скорее, ваша честь.
Марти Блюм, прихрамывая, заковылял вдоль центрального прохода. Портфель и пиджак он держал в одной руке, книги и бумаги были зажаты под мышкой, очки сползли набок, рубашка торчала из брюк. Несмотря на свою изрядно поредевшую седую курчавую шевелюру, Блюм, несомненно, играл роль овчарки в этом представлении. Свалив все свои вещи на стол, он подошел к судейской кафедре. Моргенрот наклонился к нему, и несколько минут они тихонько переговаривались. Косящий взгляд чихуахуа становился все более недоверчивым и раздраженным.
Затем судья поднял голову и указал костлявым пальцем на Тома Огастина:
– Подойдите к столу. Это касается вас.
Блюм и Моргенрот вводили главного прокурора в курс дела, тот внимательно слушал, кивая и при этом поглаживая подбородок. Сеттер держался очень прямо, высоко подняв голову, – превосходный образчик своей породы. Пожалуй, Тоцци прав – было что-то даже слишком уж величественное в облике Огастина. Но что поделаешь, так уж этот парень воспитан. Везунчик с самого рождения. Наверняка Огастин всегда на правильной стороне, но он все равно хороший малый. И что с того, что он принадлежит к высшему обществу?
– В чем дело? – прошептал Тоцци.
Гиббонс пожал плечами.
– Откуда я знаю?
Судья подозвал остальных защитников. Восемнадцать недоверчивых псов окружили маленького чихуахуа и слушали. Затем послышался ропот. Он быстро нарастал. Стоявшие сзади адвокаты начали громко выкрикивать свои возражения через головы тех, кто был впереди. Моргенрот быстро навел порядок – он стучал своим молотком до тех пор, пока не установилась тишина.
– Прошу всех собраться в моем кабинете через десять минут. Суд распускается до двух часов.
Он еще раз ударил молотком, сложил свои бумаги и соскочил с помоста.
– Ну и что теперь? – недовольно спросил Тоцци.
– Господа! – Огастин вновь был у заграждения. – Вы можете идти. Сегодня вы нам не понадобитесь. Сожалею, что не имел возможности предупредить вас заранее.
Дворняжки зарычали.
Огастин пожал плечами.
– Сожалею, но мы не располагали информацией.
