Я почувствовал, как меня бросило в жар, потом в холод.
– Это для меня нечто новое, – небрежно бросил я.
– Ну-ну. Она гроза мужчин. Ладно, я признаю, у нее все при всем: глазки типа «иди сюда», внешность, формы, при виде которых ожил бы и труп, но беда в том, что она может втравить парня в историю. Не будь Чалмерс самой крупной силой в газетном деле, вся пресса Нью-Йорка по меньшей мере раз в неделю давала бы о ней подвалы. Она избегает огласки только потому, что ни одна газета не хочет ссориться со стариком. Она вляпывается в любое дерьмо, какое только есть на свете. И только потому, что она оказалась замешанной в убийстве Менотти, она смылась из Нью-Йорка и примотала сюда.
Я сидел очень тихо, уставившись на него. Менотти был известным нью-йоркским гангстером, невероятно богатым, влиятельным, в прошлом убийцей. Он занимался профсоюзами, публичными домами, и знакомства с ним лучше было не заводить.
– Какое она имела отношение к Менотти? – спросил я.
– По слухам, она была его любовницей, – ответил Максуэлл. – Ее везде видели с ним. Один тип сказал мне, что именно в квартире Хелен его и угрохали.
Около двух месяцев назад Менотти зверски убили в трехкомнатной квартире, снятой для любовных свиданий. Приходившая туда женщина скрылась, и полиция не могла отыскать ее. Убийца тоже сбежал. Все считали, что Менотти убит по приказу Фрэнка Сетти, соперничавшего с ним гангстера, которого выслали из США, как посредника в торговле наркотиками, и который, как полагали, жил теперь где-то в Италии.
– Какой тип? – спросил я.
– Эндрюс, который, как ты знаешь, всегда в курсе дела. Он обычно знает, что говорит. Возможно, на этот раз он ошибся. Одно я знаю наверное: она везде ходила с Менотти, а в Рим улетела вскоре после того, как его убили. Швейцар многоквартирного дома, где удавили Менотти, дал Эндрюсу довольно точное описание замешанной в этом деле женщины: оно полностью соответствует внешности Хелен Чалмерс. Наши люди заткнули этому швейцару рот, прежде чем до него добралась полиция, так что огласки удалось избежать.
– Ясно, – произнес я.
– Ну, если ты не можешь поделиться со мной смачными подробностями ее римской жизни, тогда, похоже, она перепугалась и взялась наконец за ум. – Он осклабился. – Честно говоря, я разочарован. По правде сказать, когда я услышал, что сменю тебя, то решил и сам попробовать к ней подкатиться. Она действительно стоящая баба. Поскольку тебе велели присматривать за ней, я рассчитывал услышать, что вы уже не старые друзья, а нечто гораздо большее.
– Неужели ты думаешь, я настолько глуп, чтобы путаться с дочерью Чалмерса? – разгорячился я.
– А почему бы и нет? С ней стоит позабавиться, а когда она берется за такое дело, то следит, чтобы старик никогда ничего не узнал. Она таскается по мужикам с шестнадцати лет, а Чалмерс до сих пор ничего не знает. Если ты не видел ее без этих очков и этой мерзкой прически, считай, что ты ничего не видел. Она потрясная деваха, более того, как я слышал, безмерно страстная.
Каким-то образом мне удалось увести его от темы Хелен и вернуться к делам. Побыв еще час в его обществе, я отвез его обратно в гостиницу. Он сказал, что наутро придет в корпункт, чтобы утрясти все дела, и поблагодарил меня за угощение.
– Ты и впрямь счастливчик, Эд, – сказал он при расставании. – Иностранный отдел, можно сказать, лучшее место в нашей газете. Есть ребята, которые руку бы отдали на отсечение, только бы заполучить его. Я-то нет, мне он не нужен. Очень уж он похож на каторгу, но для тебя… – Он оборвал себя на полуслове и улыбнулся. – Парень, который упускает таких девчонок, как Хелен… Да на что ты еще способен, кроме как заведовать иностранным отделом, черт возьми!
Довольный своей шуткой, он хлопнул меня по спине и направился, посмеиваясь, к лифту.
Я сел в машину и поехал домой по забитым транспортом улицам. Во время поездки я о многом передумал. В правдивости Максуэлла я нисколько не сомневался. Я знал, что Эндрюс отвечает за каждое свое слово. Значит, она путалась с Менотти. А с кем же она путается здесь? Если в Нью-Йорке ее тянуло к мафии, вполне возможно, что и тут дело обстоит так же. Неужели в этом и кроется объяснение ее шикарной жизни? Неужели кто-то содержит ее?
– Нет, – произнес я вслух. – Пусть едет в Сорренто одна. Я туда не поеду. Пусть ищет себе какого-нибудь другого дурака. Я поеду в Искию.
Однако через два дня я сидел в пригородном поезде Неаполь – Сорренто. Я все еще твердил себе, что я дурак и ненормальный, но это был напрасный труд. Я ехал, и мне казалось, что поезд идет слишком медленно.
Прежде чем сесть на поезд в Неаполь, я заглянул на службу, чтобы еще раз все проверить и посмотреть, нет ли мне каких личных писем. Это было часов в десять. Максуэлла не оказалось на месте, Джина разбирала кипу телеграмм.
– Есть что-нибудь для меня? – спросил я, усаживаясь на край ее стола.
– Никаких личных писем. Со всем этим может разобраться господин Максуэлл, – отозвалась она, перебирая телеграммы аккуратно наманикюренными пальцами. – Тебе вроде бы полагается быть в дороге. Я думала, ты хочешь выехать пораньше.
– У меня уйма времени.
Мой поезд отправлялся в Неаполь только в полдень. Джине я сказал, что еду в Венецию, и мне стоило трудов не позволить ей заказать для меня место на экспресс Рим – Венеция.
Тут зазвонил телефон, и Джина взяла трубку. Я наклонился и принялся праздно разглядывать телеграммы.
– Кто это? – спросила Джина. – Миссис… кто? Одну минуточку, пожалуйста. Я не уверена, что он на месте. – Джина хмуро посмотрела на меня, и я увидел по ее глазам, что она озадачена. – Тебя просит какая-то миссис Дуглас Шеррард.
Я уже было хотел сказать, что никогда о такой не слыхал и не хочу говорить с ней, когда вдруг это смутно знакомое имя зазвенело у меня в мозгу. Миссис Дуглас Шеррард! Это была фамилия, которой воспользовалась Хелен при найме виллы в Сорренто. Неужели на проводе Хелен? Неужто она до того безрассудна, что станет звонить мне сюда?
Я потянулся и взял у Джины трубку. Повернувшись к ней спиной, чтобы она не могла видеть моего лица, я тихо сказал:
– Алло? Кто это?
– Привет, Эд. – Да, это была Хелен. – Я знаю, что мне не следовало бы звонить тебе на работу, но я пыталась дозвониться на квартиру, а там никто не отвечает.
– Что такое? – резко спросил я.
– Нас слушают?
– Да.
В довершение ко всему дверь отворилась и в комнату влетел Максуэлл.
– Боже милостивый! Ты все еще здесь? – воскликнул он, увидев меня. – Я думал, ты давно уже катишь в Венецию.
Я сделал ему знак молчать и сказал в трубку:
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Да, будь добр. Ты не мог бы привезти мне светофильтр для моей камеры? Оказывается, без него не обойтись, а в Сорренто я его найти не могу.
– Разумеется, – ответил я. – Будет сделано.
– Спасибо, милый. Мне так не терпится поскорее увидеть тебя. Тут такой великолепный пейзаж…
Я прервал ее:
– Я это устрою. Пока. – И положил трубку.
Максуэлл вопрошающе уставился на меня.
– Ты всегда так обращаешься с женщинами, которые звонят тебе? – спросил он, просматривая телеграммы на столе. – Это звучало резковато, ты не находишь?
Я постарался не выказать тревоги, но знал, что озадаченная Джина смотрит на меня. А когда отодвинулся от стола, Максуэлл тоже уставился на меня.
– Я забежал узнать, нет ли для меня каких личных писем, только и всего, – сказал я ему, закуривая сигарету, чтобы скрыть свой конфуз. – Пойду, пожалуй.
– Тебе надо научиться расслабляться, – посоветовал Максуэлл. – Не будь ты таким солидным, серьезным газетчиком, я бы, судя по выражению твоего лица, сказал, что ты замышляешь какую-то проделку. Это правда?
– А, не болтай чепухи! – отмахнулся я, не в состоянии подавить резкости в голосе.
– Э-э, да ты сегодня что-то не в духе, а? Я же пошутил.
Я промолчал, и он продолжал:
– Ты берешь с собой машину?
– Нет. Я путешествую поездом.
– Ты путешествуешь не один? – спросил он, проказливо глядя на меня. – Надеюсь, ты запасся какой-нибудь приятной блондинкой, которая будет утешать тебя, если пойдет дождь?
– Я путешествую один, – ответил я, стараясь казаться спокойнее, чем был.
– Ну еще бы! Уж я-то знаю, что бы сделал, если бы отправлялся в месячный отпуск.
– Вероятно, мы мыслим по-разному, – сказал я, подходя к Джине. – Присматривай за этим парнем. Не давай ему делать слишком много ошибок, да и сама особенно не утруждайся. До встречи двадцать девятого.
– Желаю приятного отдыха, Эд, – спокойно произнесла Джина. Она не улыбнулась, и это меня встревожило. Что-то ее расстроило. – О нас не беспокойся. С нами ничего не случится.
– Я в этом не сомневаюсь. – Я повернулся к Максуэллу: – Пока – и хорошей охоты.
– А тебе еще лучшей, – улыбнулся он, пожимая мне руку.
Я оставил их, спустился на лифте, подозвал такси и велел водителю отвезти меня в магазин. Там я купил светофильтр, о котором просила Хелен, взял другое такси и вернулся домой. Я кончил укладываться, удостоверился, что все заперто, и поехал в такси на вокзал.
