Когда Гиббонс очнулся, на улице было уже темно. Он попробовал взглянуть на часы, но циферблат был разбит. Голова раскалывалась, все тело болело, глаза заплыли. Вот, значит, как это выглядит, когда тебя дважды за один день посылают в нокаут, подумал он.
Он пошевелился на полу, опершись спиной о нижнюю часть батареи. Но едва он попробовал встать, боль сразу же стала невыносимой. Особенно в голове. Он хотел было помассировать виски, но наручники не позволили сделать этого. Он уставился на них в смущении и в недоумении. Он просто забыл о них.
Медленно осилив переход в сидячее положение, он оказался способен дотянуться до грязного подоконника и выглянуть из окна. Перед ним предстала, правда, спиной к нему, статуя Свободы, а на заднем плане был виден Международный торговый центр. Судя по присутствию госпожи Свободы, Гиббонс по-прежнему был в Джерси, в заброшенном магазине где-нибудь на берегу реки в Джерси-Сити или в Байонне. Ему не понравилось то, что противники даже не позаботились скрыть от него, куда его привезли. Это навевало дурные предчувствия, как выразилась бы Лоррейн.
Все его лицо было в запекшейся крови, особенно вокруг левого глаза. Проклятый перстень с печаткой, подумал он.
Он не мог вспомнить, когда конкретно потерял сознание, но, судя по тому, как он себя сейчас чувствовал и как вел себя перед этим Кинни, ублюдок продолжал избивать его, даже когда он уже лишился чувств. Ничего удивительного в том, что его прозвали Гунном. Гиббонс подумал и о том, прошли ли Ландо, Блэни и Новик аналогичную предварительную обработку, перед тем как Кинни отрубил им головы. Его замутило, когда он попытался припомнить отчет судмедэксперта о результате осмотра тел. По крайней мере, он пока не лишился глаз.
– Эй, старина, очухался?
Гиббонс поднял глаза. Кто-то стоял над ним. В руке у стоящего было раскладное металлическое кресло. Машинально Гиббонс закрыл голову.
– Эй, полегче, старина, полегче. Я не собираюсь бить тебя этой штукой. – Человек расставил кресло перед Гиббонсом. – Я тебя сегодня уже разок ухайдакал. С тебя хватит.
Гиббонс прислонился к креслу и, мучаясь от боли, перетащил себя в него. В туманном свете он попробовал разглядеть лицо незнакомца, говорившего с сильным акцентом. Тот был низкого роста, темнолицый, кучерявый, с усиками ниточкой и сверкающими глазами. Обтягивающая его футболка не скрывала хорошо развитую мускулатуру. За пояс, прямо к ширинке, был заткнут автоматический пистолет. Брюки на нем были зеленые, с искрой, и бледно-желтые подтяжки. Модник, мать его так.
– Эй, мужик, какого хрена ты там делаешь?
Гиббонс повернулся на голос, прозвучавший из другого конца длинного продолговатого помещения. Там, за столом, сидели еще двое. У стола стоял торшер с обшарпанным абажуром. Гиббонсу показалось, будто он смотрит в ту сторону из глубины темной пещеры.
– Он очухался, – отозвался спрошенный. – Что с ним теперь делать?
– Ничего.
Коротышка скрестил руки на груди и важно кивнул.
– Припоминаешь меня, старина?
– Откуда?
У Гиббонса возникло непреодолимое желание заставить этого подонка подавиться собственными зубами.
– Так ты меня вообще не видел? И в боковом зеркале, когда вышел из машины?
– О чем ты?
– Я был у тебя в багажнике, старина. После того как ты запарковал машину, я вышел, подкрался к тебе и – бац! – вырубил. Лихо, верно?
– Хочешь получить медаль за доблесть?
– Медаль за что? – Улыбка сошла у него с лица. – Что это ты такое сказал?
Гиббонс промолчал. Он знал, что латиноамериканцев бесит, когда из-за слабого знания языка им начинает казаться, будто над ними смеются.
– Эй, о чем это вы тут воркуете?
Двое других подошли и встали прямо перед креслом, в котором сидел Гиббонс. Один из них был высокого роста, стройный и полный нервной энергии; он пружинил на ступнях, как Джимми Кэгни. Другой был шире в плечах и явно медлительней. Хотя лица у обоих были одного типа – ирландские выпивохи. Длинные костистые головы, запавшие глаза, поросячьи ноздри. Гиббонс подумал, что эти двое, должно быть, братья.
– Ему сдается, будто он парень не промах. – Мускулистый коротышка усмехнулся. – Ну что, Фини? Показать ему, что я тоже не промах?
Стройный парень улыбнулся, обнажив ряд лошадиных зубов, он стоял, слегка раскачиваясь.
– Еще не время. Мистер К. велел дождаться его возвращения.
Коротышка пожал плечами, но вроде бы несколько присмирел.
– Да? И когда же это будет?
Фини помедлил.
– Он сказал, что вернется до рассвета. Который час, Льюис?
Гиббонс заметил, что у широкоплечего братца в руке плоский карманный телевизор с диагональю в три дюйма.
– Да вроде пять. Как раз идет «У Люси».
Свет с крошечного экрана призрачно озарил его лицо, выхватывая из тьмы главным образом ноздри.
– Скоро вернется, – сказал Фини. – Пошли.
Он вернулся к столу, и двое остальных послушно поплелись за ним.
Ублюдки, в ярости подумал Гиббонс, но от злости у него только сильней разболелась голова. Он попробовал сидеть спокойно, надеясь, что от этого боль уменьшится. Чем бы они сейчас ни занимались и что бы ни имели в виду, эти поганцы вели себя тихо, а в тишине его голове становилось легче. Через какое-то время он осознал, что ночь на исходе, начинает светать, и черно-белый мир за окном, представший сейчас его взору, не мог отвлечь его от тревожных раздумий. Гиббонс думал о том, схватили ли они и Тоцци тоже.
Несколько позже Гиббонса вывел из полузабытья резкий звон колокольчика. Гиббонс сразу же представил себе дешевые электрические колокольчики, работающие на батарейках на двенадцать вольт, которые в школе используют на практических и лабораторных занятиях. В другом конце помещения коротышка и Льюис вскочили со своих мест и бросились к грузовому лифту. Фини, их вожак, неторопливо пошел следом за ними. Когда медленно поднимающийся лифт наконец прибыл, коротышка откинул деревянную решетку, и в помещении появился главный ублюдок.
Кинни прибыл с двумя большими мешками, которые Льюис сразу же взял у него из рук. Коротышка и Льюис так и вились вокруг Кинни, как дети вокруг вернувшегося с работы папаши. Фини держался почтительно, но подчеркнуто отчужденно. В конце концов, в своей команде он сам был боссом.
Гиббонс услышал, как Кинни велел парням позавтракать и вообще проветриться. Фини о чем-то вполголоса попререкался с ним, но затем присоединился к товарищам, и они втроем поехали вниз на лифте.
Оставшись с Гиббонсом вдвоем, Кинни повернулся в его сторону. Утренний свет из окна над головой у Гиббонса озарял этого золотого мальчика, надевшего сегодня костюм песочного цвета.
– Доброе утро, Берт, – дружелюбно произнес он и, подхватив по дороге раскладное кресло, пошел к окну.
В другой руке у него был бумажный стаканчик с кофе.
Если он подойдет достаточно близко, поклялся себе Гиббонс, я вцеплюсь ему в глаза и разорву в клочья всю его поганую морду.
– Я принес вам кофе.
Кинни расставил кресло.
– Идите вы с ним знаете куда?
Пожав плечами, Кинни сел в кресло. Он осторожно открыл запечатанный стаканчик. Гиббонс мысленно оценил расстояние, разделяющее их, и понял, что оно слишком велико для стремительного внезапного броска.
– Где Тоцци?
Кинни, ничего не ответив, пригубил из стаканчика. Печатка у него на перстне ослепительно сверкала в лучах утреннего солнца.
– Вы и мне голову отрубить собираетесь?
Кинни нахмурился.
– Мы еще не решили этот вопрос окончательно, Берт.
Сейчас перед Гиббонсом был тот же самый Кинни, что и в конторе, – перспективный специальный агент с блестящими видами на будущее. Гунн растаял во мраке ночи. Гиббонс поневоле подивился тому, насколько нынешний Кинни отличается от разъяренного животного, истязавшего его минувшей ночью.
– Объясните мне почему, – сказал Гиббонс, поглядывая на него искоса.
– Почему что? Почему я встал на сторону мафии? Или почему я убил Ландо, Блэни и Новика? – широко улыбнулся Кинни.
Гиббонс едва не лишился чувств от обуревающей его ненависти.
– И то и другое.
Кинни, закрыв глаза, засмеялся.
– Какого ответа вы от меня ждете? Как насчет любви? Говоря о причинах, чаще всего называют любовь. Итак, я сделал это из любви.
– Мне кажется, вы сделали это, потому что вы маньяк. Вы одержимы убийствами. Вы больны.
– Чересчур это просто, Берт. Защита, апеллирующая к душевному заболеванию, давным-давно вышла из моды. О безумии говорят, только когда больше нечего сказать, да вы и сами знаете это.
– Но тогда почему?
– А почему люди в наши дни вообще чем бы то ни было занимаются? Потому что им за это платят, вот почему. Просто и ясно.
– Выходит, Варга переманил вас всего лишь при помощи денег?
Прежде чем ответить на этот вопрос, Кинни смерил Гиббонса долгим взглядом.
