— Ты же был там, — сказал он.
— Просто ответь, что ты ему сказал.
— Я сказал, что на ранчо есть могилы.
— Могилы, — чуть слышно повторил Айк.
— Это все слухи, — проговорил Фрэнк, в его голосе впервые зазвучало раздражение. — Не знаешь, чему и верить. В действительности я не знаю, что там творилось, да и никогда не хотел узнать. Так, слышал кое-что.
— Что же?
— Ну, что Майло — последователь какого-то дикого культа. Он собирает у себя богатеньких козлов, которые готовы вкладывать деньги в его землю. У самого Майло их осталось немного. Отцовские-то он профукал.
— А фильмы?
— Которые делал Хаунд? Он продавал их латинам, это был его бизнес, но при этом Хаунд, похоже, все время искал подходящих девушек для Майло.
— Но Майло тоже снимал свой ритуал на пленку. Я сам видел.
— Говорю же, старик, я почти ничего не знаю. Да и знать не хочу. Может, этими пленками забавлялись его приятели в промежутках между наездами на ранчо. А может, он нашел какого-нибудь чокнутого покупателя. Кто знает? Теперь это уже не важно.
Айк помолчал.
— Значит, это ты и сказал Престону.
— Да, — подтвердил Фрэнк и продолжал, словно бы защищаясь, — я так и сказал старому кретину. Выложил все как есть, и вовсе не потому, что я так уж испугался, и даже не потому, что мне хотелось узнать про Джанет. Просто хотел, чтобы он это знал.
Фрэнк покачал головой, помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе появилась не свойственная ему настойчивость.
— Я был здесь с самого начала. — Он указал на бетонный пол. — Эти двое… В них что-то было, парень. Не только деньги. В них был особый шик. Как ни крути, его им было не занимать. И Майло Тракс был им нахрен не нужен. А они все просрали, и лучше всех это понимал Престон. Черт, он так до конца и не смирился с тем, что произошло с Джанет. Я хотел раскрыть ему глаза и вовсе не собирался его подставлять. Сказал ему это потому, что он имел право знать. Я тогда даже не понял, поверил он мне или нет. — Фрэнк помолчал. — Но это было еще до того, как я услышал его рассказ о поездке в Мексику.
Айк ждал. Он даже подумал, не придется ли ему снова задавать вопросы, но Фрэнк уже разошелся. Ему надо было выговориться.
— Он сказал, что Майло прикончил одну шлюху, которую подобрал на пляже. Мексиканская проститутка. Все были под кайфом, и Майло ни с того ни с сего вытащил нож и прирезал ее. Никто даже ничего не понял. Джанет это видела. В ту самую ночь она и приняла слишком большую дозу. Что, не рассказывал он тебе об этом? Так скажи мне одну вещь. Что, как ты думаешь, вы с ним тогда делали на ранчо?
Айк вдруг почувствовал, что совсем вымотался. Ему чудилось, что голова пухнет и раздувается.
— Ловили волны. — Слова глухим эхом отдавались в пустом магазине.
— Волны? Ты хочешь сказать, вы и в самом деле там серфачили? И Престон тоже?
— Был самый конец сезона. О могилах он ни разу не упоминал. Сказал только, что хочет показать мне хороший серфинг. И еще уговаривал уехать из города.
Фрэнк покачал головой и снова потрогал губу.
— Ну надо же, а? Поперся тряхнуть стариной и поймать волну, так, что ли? — и прежде чем Айк успел ответить, продолжал: — Ни фига себе! А ты знаешь, что слоган-то — тот, который на досках, — придумал не Хаунд и не Престон, а Джанет. И самое интересное, что имела она в виду зелье, наркоту — никаких других волн она не искала и не пыталась. Грибки, клевая травка, кокаин. Главное, чтобы крышу сносило. А у Майло были налажены связи. К нему текла эдакая широконькая речка, и они тоже оказались в это втянуты. Вообще-то, сначала Хаунд с Престоном работали самостоятельно и без размаха — так, маленький побочный бизнес. Просто перевозили травку через границу в собственных машинах. Майло поставил дело на широкую ногу. Тогда-то Джанет и придумала писать на досках слоган «Оседлай волну». Для Хаунда с Престоном это была как бы шутка. Доски с такой эмблемой продавались всего около года. Потом Джанет умерла, Престон уехал, и даже Хаунд посчитал, что шутить уже хватит. — Он помолчал, потом продолжил, но уже потише: — Не заблуждайся насчет Хаунда, парень. Он, конечно, был дерьмо дерьмом, но и он понимал, как много они потеряли. Что он говорил — это не важно. Важно, что они с Престоном оба это понимали и оба свихнулись — только каждый по-своему.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Айк решил, что все уже, в общем-то, сказано. Но он снова представил, как Хаунд пробирается ночью по этой чертовой лощине, чтобы открыть ворота Престону Маршу.
— Так как же все-таки Престон узнал про сборище у Майло? — спросил он наконец. — Это ты ему сказал?
Фрэнк усмехнулся.
— Я послал ему приглашение.
— И поэтому ты решил рвать когти?
Губа у Фрэнка начала кровоточить. Он не пытался остановить кровь, и его улыбка окрасилась красным.
— Я всегда только и делал, что рвал когти. Но в ту ночь, парень, у меня было предчувствие.
У Айка было чувство, будто они причастны к чему-то, что закончилось, и когда и этот разговор завершится, они никогда не вернутся к нему снова. Забавно, но он был уверен, что Фрэнк чувствует то же самое. Он ведь не заставлял его все это рассказывать. Просто это копилось в нем долгие годы и искало выхода. Драка только помогла его найти. И кому же еще было рассказать, если не Айку?
Наконец Фрэнк сделал усилие и поднялся с пола. Довольно вяло отряхнул с брюк приставший сор, затем прошел к кассе и взял одну фотографию. Ту, где были вместе Хаунд, Престон и Джанет.
— Завтра придут новые хозяева, — сказал Фрэнк, — панки паршивые с нашей же улицы. Не хочу, чтобы им досталась.
— А как же другие снимки?
— Призраки, — сказал он, пожав плечами. — Если хочешь взять что-нибудь, бери. Только дверь захлопни, когда будешь уходить.
Айк отсидел ноги и теперь пытался их размять. Когда Фрэнк направился к выходу, он снова окликнул его:
— Ты еще кому-нибудь рассказывал про эти могилы?
— Не помню. Копы про это еще не расчухали. Сам же я не хочу иметь к этому дерьму никакого отношения. Твоя сестра, наверное, там. Хочешь узнать точно?
— Не знаю.
— Воля твоя. — Он пошел к двери и остановился. — Останешься в городе?
— Вряд ли.
— Есть какие-нибудь планы?
— В общем нет, просто хочу уехать.
Фрэнк кивнул.
— Мне тоже следовало это сделать. Давно еще. — Он пожал плечами. — Не замечаешь, как летит время.
Фрэнк повернулся и вышел в переулок. Хлопнула дверца фургона, заурчал мотор. Звук его все удалялся и наконец вовсе растворился в ночи. Айк остался один в опустевшем магазине. Лишь изредка слышался шум проезжающей машины, да в отдалении глухо рокотал прибой.
Он долго ходил и смотрел на украшавшие стены трофеи и сувениры. Доски, которые они с Престоном потеряли на ранчо, до сих пор были на стеллаже. Он вынул их и положил на пол. Надо же, вот и закончилось в его жизни все, связанное и с пустыней, и с Хантингтоном. Айк представил себе зеленые холмы, такие же безмолвные по утрам, как пустыня. Подумал о Фрэнке Бейкере, который так долго сдерживался. Может быть, стоило задать ему больше вопросов. Но в конечном итоге, рассудил Айк, он узнал достаточно.
С одной стороны, ему хотелось взять себе одну доску, с другой — правильнее было этого не делать. Наконец он решил, что возьмет только одну вещь — фотографию, которой так восхищался, ту самую, где Престон делает свой фирменный разворот на фоне огромной темной волны. Когда Айк брал снимок с прилавка, его взгляд упал на другую фотографию, как раз под ним. Прежде он не обращал на нее особого внимания. Это был просто портрет волны, людей на снимке не было. Примечательно было то, как освещен ее гребень: над волной висел ореол подсвеченной белой дымки. Но внимание Айка привлекло другое. Рамка слегка отошла, и показалась задняя картонка, а между ней и фотографией виднелся кусочек бумаги. Айк отложил фотографию Престона и осторожно потянул за пожелтевший хрупкий утолок.
На листке были текст и рисунки, бегло набросанные черной тушью. Изящные, явно женские. Через мгновение он уже нисколько не сомневался, что они выполнены ее рукой. Перед глазами встал снимок, сделанный в Мексике, где девушка с чудесными белокурыми волосами, растрепанными ветром, обнимает плечи двоих парней. Айк вспомнил то чувство беспредельного одиночества, которое он испытал, разглядывая фотографию. Он вдруг представил себе, как все это было. Столько надежд. Слишком стремительный взлет. Теперь он лучше понимал Фрэнка. Айку показалось, что в дверь стучится и просится призрачный ветер, но не с моря, а горячий и сухой, припорошенный песком ветер, примчавшийся с солончаков Сан-Арко. В этом ветре слышались имена. Джанет Адамс. Эллен Такер. Сколько их еще было? Перед его мысленным взором встали прохладные зеленые холмы на берегу Тихого океана, молчаливо хранящие свою тайну. Айк смотрел на рисунки — пожелтелая бумага слегка дрожала в его пальцах, — миниатюрные наброски волны, которая раз от разу становились все более стилизованной и в конце концов превращалась во вздыбившийся силуэт, заключенный в круг. Волна, превращающаяся в пламя.
