В последний раз, когда мы вместе выпивали, я был с вами грубоват, бросил вас в баре, если помните. Очень уж я на вас разозлился. Потом, все обдумав, я сообразил, что вы просто пытались шутовством заглушить дурное предчувствие.
Вы говорите, что у вас есть паспорт и виза. Визу в Мексику так сразу не получишь. Они не всех к себе пускают. Значит, вы не сегодня надумали удрать.
Я и то думал, сколько вы еще продержитесь.
– Наверное, меня удерживали какие-то обязательства – вдруг я ей и вправду понадоблюсь, а не только как прикрытие от старика. Кстати, я вам ночью звонил.
– Не слышал, я сплю крепко.
– Потом я пошел в турецкие бани. Пробыл там пару часов, принял паровую ванну, холодный душ Шарко, массаж и кое-кому оттуда позвонил. Машину оставил на углу Ла Бреа и Фаунтен. Оттуда шел пешком. Никто не видел, как я сворачивал к вам на улицу.
– Нужно ли мне знать, кому вы звонили?
– Во-первых, Харлану Поттеру. Старик улетел вчера в Пасадену по делам.
Так что дома его не было. Еле разыскали. Но в конце концов соединили. Я сказал, что прошу извинения, но уезжаю. – Излагая это, он смотрел вбок, в окно, где куст жасмина старался пробиться сквозь проволочную сетку.
– Как он это принял?
– Сказал, что ему очень жаль. Пожелал удачи. Спросил, нужны ли деньги.?
Терри хрипло засмеялся. – Деньги. Первое слово у него в букваре. Я сказал, что денег у меня полно. Потом я позвонил сестре Сильвии. Поговорил почти так же. Вот и все.
– Вот что мне надо вас спросить. Вы когда-нибудь в этом доме для гостей заставали ее с мужчиной? Он покачал головой.
– И не пытался. Но это было бы нетрудно. Обычное дело.
– У вас кофе стынет.
– Больше не хочу.
– Значит, у нее было много мужчин? И все-таки вы женились на ней снова.
Я понимаю, что она дамочка хоть куда, но все-таки...
– Говорил же я вам – я ничтожество. Черт побери, почему я ушел от нее в первый раз? Почему после этого, каждый раз при виде ее, я напивался вдрызг?
Почему, валяясь в канаве, не просил у нее денег? У нее до меня было пять мужей. И каждый вернулся бы, стоило пальчиком поманить. И дела тут не только в ее миллионах.
– Да, она хоть куда, – сказал я, взглянув на часы. – Почему обязательно в десять пятнадцать из Тихуаны?
– На этот рейс всегда есть места. В Лос-Анджелесе никто не хочет лететь на ?Дугласе? над горами, когда можно прямо здесь сесть в поезд и через семь часов быть в Мехико-сити. Но там, куда мне нужно, поезд не останавливается.
Я встал и прислонился к раковине.
– Теперь подобьем баланс, только не перебивайте. Сегодня утром вы явились ко мне в сильном волнении и попросили отвезти в Тихуану к раннему рейсу. У вас в кармане был револьвер, но этого я мог и не знать. Вы сказали, что терпели, сколько могли, но вчера вечером ваше терпение лопнуло. Вы застали свою жену мертвецки пьяной, с мужчиной. Вы ушли, направились в турецкие бани, где пробыли до утра, позвонили оттуда двум ближайшим родственникам жены и поставили их в известность. Куда вы хотели уехать, меня не касается. У вас были законные документы на въезд в Мексику. Мы друзья, и я пошел вам навстречу без особых раздумий. Почему бы и нет? Денег за это вы мне не платили. Машина у вас была, но в таком состоянии вы не могли сесть за руль. Это тоже ваше дело. Вы человек эмоциональный, в войну были тяжело ранены. Наверно, надо бы мне забрать вашу машину и приткнуть куда-нибудь в гараж для сохранности.
Он пошарил в карманах и подтолкнул через стол кожаный футляр для ключей.
– Как звучит? – осведомился он.
– Смотря кто слушает. Это еще не все. Вы не взяли ничего, кроме одежды, что на вас, и некой суммы, полученной вами от тестя. Все остальные ее подарки вы бросили, в том числе и то роскошное сооружение, что стоит на углу Ла Бреа и Фаунтен. Вы хотели уйти чистым и как можно дальше. Ладно. Годится.
Бреюсь и одеваюсь.
– Почему вы это делаете, Марлоу?
– Можете пропустить стаканчик, пока я бреюсь.
Я вышел, а он остался сидеть, сгорбившись, в углу. Пальто и шляпу так и не снял. Но заметно ожил.
Я пошел в ванную и побрился. Когда я завязывал галстук в спальне, он вошел и остановился в дверях.
– Вымыл чашки на всякий случай, – сообщил он. – Но я вот что подумал.
Может быть, лучше вам позвонить в полицию.
– Сами звоните. Мне им рассказывать нечего.
– Хотите позвоню?
Я резко обернулся и свирепо уставился на него.
– Черт бы вас побрал! – закричал я почти в голос. – Угомонитесь вы или нет?
– Извините.
– Вот-вот. Такие, как вы, всегда извиняются и всегда слишком поздно.
Он повернулся и ушел обратно в гостиную.
Я оделся и запер дверь, ведущую в глубину дома. Войдя в гостиную, я увидел, что он заснул в кресле, уронив голову набок, в лице ни кровинки, весь обмякший от усталости. Вид у него был жалкий. Когда я тронул его за плечо, он открыл глаза медленно, словно возвращаясь откуда-то очень издалека.
Когда он пришел в себя, я спросил:
– Как быть с чемоданом? С тем, из свиной кожи? Он все еще у меня в шкафу.
– Он пустой, – ответил он равнодушно. – И слишком бросается в глаза.
– Вы будете еще больше бросаться в глаза без багажа.
Я пошел в спальню и достал эту кремовую штуку с верхней полки. Прямо у меня над головой, на потолке, была откидная дверца на чердак. Я открыл ее, дотянулся как можно дальше, и забросил футляр для ключей за пыльную балку, или стропило, или как их там.
Я слез с чемоданом в руках, обтер его от пыли и запихал в него ненадеванную пижаму, зубную пасту, новую зубную щетку, пару дешевых полотенец, губку, набор носовых платков, дешевый тюбик крема для бритья и бритву – из тех, что дают даром в придачу к пакетику лезвий. Все новое, обыкновенное, незаметное, хотя, конечно, лучше бы там лежало его собственное барахло. Добавил бутылку виски, прямо в обертке. Закрыв чемодан, я оставил ключ в замке и понес в гостиную. Терри опять спал. Я не стал его будить, открыл дверь, отнес чемодан в гараж и положил в машину перед задним сиденьем. Вывел машину, запер гараж и поднялся обратно по лестнице, чтобы разбудить его. Потом запер дом, и мы двинулись в путь.
Я ехал быстро, но без превышения скорости. В дороге мы почти не разговаривали. И поесть не остановились. Времени было не так уж много.
У пограничников не оказалось к нам никаких вопросов.
На ветреном поле возле тихуанского аэропорта я подрулил поближе к кассе и стал ждать, пока Терри возьмет билет. Пропеллеры ?Дугласа? уже медленно вращались, разогревая моторы. Статный красавец-пилот в серой форме болтал с группой из четырех человек. Один был двухметрового роста и держал в руке охотничье ружье в футляре. Возле него стояли девушка в брюках, пожилой коротышка и седая женщина, такая высокая, что рядом с ней он совсем исчезал.
Неподалеку ожидало еще трое-четверо пассажиров, явно мексиканцы. Больше лететь вроде никто не собирался. Трап уже подогнали к самолету. Но никто не торопился. Затем по трапу спустилась стюардесса-мексиканка и заняла выжидательную позицию. Объявлений по громкоговорителю у них, видимо, не полагалось. Мексиканцы полезли в самолет, но пилот все еще болтал с американцами.
Рядом со мной стоял большой ?паккард?. Я вылез и заглянул в него ? водительские права лежали на виду. Может быть, когда-нибудь я и научусь не лезть, куда меня не просят. Вытащив голову из окна, я заметил, что высокая женщина смотрит в мою сторону.
Тут по пыльной щебенке подошел и Терри.
– Все в порядке, – сказал он. – Прощаемся здесь.
Он протянул руку, я ее пожал. Вид у него уже был неплохой, только усталый, чертовски усталый.
Я достал из машины чемодан свиной кожи и поставил его на щебенку.
Он сердито взглянул на него.
– Сказано вам, он мне не нужен, – отрезал он.
– Там бутылка приличной выпивки, Терри. И еще пижама и всякая дребедень. Без опознавательных знаков. Не нужен, сдайте на хранение. Или выбросите.
– У меня есть свои соображения, – заносчиво объявил он.
– У меня тоже.
Внезапно он улыбнулся. Потом подхватил чемодан и другой рукой сжал мне руку выше локтя.
– Ладно, приятель. Вы начальник. И помните, если придется туго, поступайте как знаете. Вы мне ничем не обязаны. Мы просто выпивали вместе, немножко подружились, и я слишком много болтал про свои дела, Я оставил пять сотенных у вас в банке с кофе. Не сердитесь.
– Вот это вы зря.
– Мне и половины своих денег не потратить.
– Удачи вам, Терри.
Двое американцев поднимались в самолет. Из аэропорта вышел приземистый малый с широким смуглым лицом и стал махать нам руками и указывать пальцем.
– Идите на посадку, – сказал я. – Я знаю, что вы не убивали. Потому я и здесь.
Он весь подобрался и напрягся. Потом, повернувшись к самолету, медленно оглянулся.
– Мне очень жаль, – сказал он тихо. – Но тут вы ошибаетесь. Я пойду по полю очень медленно. Вы вполне успеете меня задержать.
