— Ни на каких ублюдков я не работаю. В полиции тоже. Я частный детектив и ищу Галли Лоуренс. Ее мать думает, что с ней что-то случилось.
— Если вы частный детектив, покажите лицензию.
Я открыл бумажник и показал ему фотокопию.
— Мне сказали, что вы увезли ее на своей машине, когда она съезжала с квартиры.
— Я?! — В голосе его прозвучало неподдельное удивление.
— У вас спортивный «паккард» бронзового цвета?
— У меня — нет. Вы ищете моего брата. Не вы один. Меня зовут Марио, а вам нужен Джо.
— А где он?
— Если в я знал. Он сбежал три дня назад, скотина. Оставил меня с... — Он не закончил фразы. Рот его медленно приоткрылся, обнажив торчащие обломки зубов.
— Галли Лоуренс была с ним?
— Возможно. Он давно с ней путался. Хотите их найти, а?
Я кивнул.
Он сел прямо, поднявшись с подушек, и лицо его показалось мне еще страшнее.
— Давайте заключим договор. Я знаю, где они жили в Лос-Анджелесе. Я вам скажу, а вы дадите мне знать, если найдете их, идет?
— А вам он зачем нужен?
— Я ему сам скажу. Так скажу, что он век не забудет.
— Хорошо, — согласился я. — Если я его найду, я вам сообщу. Итак, где он живет?
— В «Каса-Лома». Шикарный отель в Беверли-Хиллз. Может, оттуда вам удастся его проследить.
— А сами вы где обитаете?
— На своей посудине. Стоит в порту у пристани для яхт. «Ацтекская королева».
— Зачем разыскивают его те, другие?
— Спросите что полегче. — Он снова откинулся на подушки. Холодный, с заученными интонациями голос сказал у меня за спиной:
— Приемные часы закончились, сэр. Как вы себя чувствуете, мистер Тарантини?
— Лучше не бывает, — отозвался тот. — Как вам мой вид?
— Бинты вам к лицу, мистер Тарантини. — Медсестра взглянула на другого пациента. — Как мы себя чувствуем без миндалин?
— Он тоже в порядке — думает, что не дотянет до завтрашнего утра, — криво усмехнулся Тарантини.
— Завтра утром он уже будет разгуливать по палате, — профессионально рассмеялась медсестра и вышла.
Я догнал ее в холле.
— Что произошло с Марио, — спросил я. — Он не хочет мне говорить.
Это была рослая, широкая в кости девушка с длинным носом и серьезным выражением лица.
— Нам — тоже, — ответила она. — Моя подруга дежурила в травматологическом отделении, когда он к нам поступил. Собственно, не поступил, а пришел — совершенно один, посреди ночи. Он был в ужасном состоянии, лицо все в крови. У него нашли легкое сотрясение мозга. Он сказал, что упал и разбился у себя на яхте. На самом деле его, конечно, избили — это видно с первого взгляда. Подруга, разумеется, вызвала полицию, но он и с ними не захотел говорить. Он очень скрытный, не правда ли?
— Весьма.
— Вы его друг?
— Просто знакомый.
— Некоторые из наших сестер говорят, что здесь замешаны гангстеры — что он был в банде и не поладил со своими дружками. Как вы думаете, в этом есть доля правды?
Я сказал, что в больницах всегда ходят какие-то слухи.
Я ужинал в ресторане «У Муссо» в Голливуде. Дожидаясь своего бифштекса, я попробовал позвонить из автомата Джозефу Тарантини, но не дозвонился. Бифштекс подали именно такой, какой я любил, — чуть недожаренный, с грибами и горкой жареного лука колечками сбоку. Съев все это и запив пинтой темного эля, я почувствовал себя хорошо. Пока что я не продвинулся в деле ни на дюйм, но чувствовал себя хорошо. Я испытывал то волнующее, почти пророческое предчувствие, которое будоражит кровь, когда знаешь, что в ближайшее время может произойти все что угодно и, вероятно, произойдет.
Выезжая со стоянки, я включил фары. Сгущающиеся серые сумерки казались почти осязаемыми. В их дымке город утратил ясность очертаний, став зыбким и изменчивым, как летящее по небу облако. С уходом солнца нарушились соотношения размеров и расстояний, и утратившие свой дневной облик дома ждали прихода ночи, чтобы обрести иные формы и значение. Параллельные потоки машин, к одному из которых я присоединился, продолжали тему меняющегося мира. Одна движущаяся лента устремлялась к морю, другая спешила в противоположную сторону. На северо-западе взбирающиеся на холмы улицы то исчезали за их крутыми склонами, то появлялись вновь, мерцая неоновыми огнями реклам и бегущим светом фар.
Пансион «Каса-Лома» находился в переулке, в одном квартале от поднимающегося в гору бульвара Сансет. Это было четырехэтажное белое здание, из окон которого лился яркий, веселый свет. Место было не таким шикарным, как полагал Марио Тарантини, но, в общем, вполне приличным. Машины на стоянке позади дома были почти все новые и дорогие. Жившие здесь люди не жалели денег на показуху.
Швейцара у дверей не оказалось, что было мне на руку. Ни дежурного, ни слуги в холле тоже не было. Я пересек небольшой, застеленный коврами вестибюль и остановился перед рядом медных почтовых ящиков на стене возле стеклянной двери. Фамилия «Тарантини» значилась на ящике под номером семь. Она была выведена на карточке зелеными чернилами — похоже, рукой той самой девушки, которая недавно оставила тихую гавань на берегу бурного житейского моря. Имена на других карточках были напечатаны на машинке, а на двух-трех — даже выгравированы. Например, номер 8. «Кейт Даллинг», — прочел я, любуясь работой гравера. Кто бы ни был этот Кейт Даллинг, я нажал кнопку звонка под его именем и стал ждать ответа. Но не дождался.
Номер 12 проявил больше отзывчивости. Наверное, его обитательница, некая миссис Сопер, ожидала гостей. Услышав ответный зуммер, я приоткрыл стеклянную дверь и вставил в щель свернутый вдвое картонный пакетик со спичками. Старый трюк, но иногда срабатывает. Я дошел до угла, затем вернулся обратно и нашел пакетик там, где оставил.
В доме было пятнадцать квартир, и номер 7 находился на втором этаже. Я поднялся вверх на автоматическом лифте и легко нашел нужную квартиру в конце коридора. Дверь была заперта. Я постоял с минуту, разглядывая деревянную поверхность двери, но это было бессмысленное занятие. Надо было либо взламывать ее, либо уходить. Квартира 8 находилась прямо напротив, но там никого не было. Я вытащил из кармана пиджака тяжелую отвертку, которую захватил из машины. Замок в седьмой квартире был английский, справиться с таким легче легкого.
Однако с этим я справился слишком легко. Дверь открылась, стоило мне чуть навалиться на нее плечом. Кто-то успел меня опередить. На косяке виднелись следы ломика, паз замка был расшатан. Я спрятал отвертку и вытащил пистолет. Квартира была погружена во тьму, которую прорезала лишь узкая полоска света из коридора.
Глядя вперед, я прикрыл за собой дверь и нащупал выключатель на стене. Даже в темноте было видно: в комнате что-то не так. Через окно в противоположной стене проникал слабый свет, так что можно было различить смутные контуры мебели, которые и вызывали это ощущение. Я зажег свет и увидел, что здесь все не так. Четыре оштукатуренных стены и потолок были в порядке, но остальное...
Кресла и кушетка были распороты и выпотрошены, набивка клочьями разбросана по полу. Ножки стеклянного кофейного столика были откручены. Располосованные репродукции картин валялись рядом с пустыми рамами. Вывороченные металлические внутренности радиолы рассыпаны по полу. Даже портьеры были сорваны, как и абажуры ламп. Керамические цоколи обеих настольных ламп были разбиты вдребезги.
Кухня выглядела еще хуже. Консервные банки были вскрыты, их содержимое — вывалено в кухонную раковину. Холодильник буквально разворочен, вокруг него валялись разодранные куски изоляции. Линолеум был сорван и поднят большими, искромсанными по краям листами. Посреди этого хаоса стоял стол с остатками неоконченной трапезы — бифштексы с картошкой и спаржей. Казалось, на квартиру обрушилось какое-то стихийное бедствие — землетрясение, ураган, наводнение.
Я вошел в спальню. Пружинный матрац двуспальной кровати был разодран в клочья, даже деревянную раму кровати разломали на куски. Изрезанные в лохмотья мужские пиджаки и женские платья были свалены в кучу на дне гардероба. Среди них виднелись остатки белых больничных халатов. Выдвижные ящики туалетного столика валялись на полу, рядом с осколками выбитого из рамы зеркала. В комнате едва ли осталась хоть одна целая вещь, и ничего, что указывало бы на личность жильцов. Ни писем, ни записных книжек — ничего. Точно налет плесени, руины покрывал тончайший слой утиного пуха из распоротой подушки.
Ванная комната находилась сбоку от маленького холла между спальней и гостиной. Я на секунду задержался в дверях ванной, нащупывая выключатель. Я нажал на рычажок, но свет не зажегся. Вместо этого раздался мужской голос:
— Я держу тебя на мушке, а ты меня не видишь. Брось пистолет!
Я напряг глаза, вглядываясь в темноту ванной. Я увидел отблеск света на металле, но это вполне могла быть какая-нибудь труба. Не слышно было никакого движения. Я бросил пистолет на пол.
