— Да, это верно! — Он тяжело вздохнул. — Ладно. Давайте разделаемся с этим. Будем сверять часы, Дэниел?
— Лишь бы вам удалось водить за нос психиатра в течение пятнадцати минут.
Я толкнул тяжёлые стеклянные двери с прокладкой из тонкой стальной сетки, и мы вошли в лечебницу. Плоскогрудая, с белесыми волосами секретарша вопросительно посмотрела на нас.
— Миссис и мистер Блэр к доктору Фрэзеру, — сказала ей Эдел. — Нам назначено.
— Он ожидает вас в своём кабинете, — ответила секретарша, указывая на дверь. — Вы можете пройти к нему.
Эдел вошла в кабинет, пропустив вперёд Николаса. Я зря беспокоился, пожалуй, Эдел всё-таки заслуживала роли в пьесе. Она управилась с Фрэзером так быстро, что у него не было никакой возможности сказать что-нибудь.
— Я — миссис Блэр, — сказала она, едва мы вошли в кабинет. — Я звонила вам вчера. Это мой муж, Николас Блэр, а это наш друг, мистер Бойд.
— Как поживаете? — любезно спросил Фрэзер. Он сначала пожал руку Николасу, потом мне, ничем не показывая, что знает меня. — Садитесь, пожалуйста.
Мы уселись лицом к столу. Я закурил сигарету и скрестил пальцы правой руки. Мои часы показывали одиннадцать десять. Я быстро поднял глаза и увидел едва заметную улыбку на лице Николаса. Он слегка кивнул мне, затем сверился со своими часами.
В следующее мгновение он вскочил на ноги и принялся расхаживать но кабинету, глубоко засунув руки в карманы. Время от времени он дёргал плечами.
— Все это часть заговора! — внезапно произнёс он. — Кто этот человек?
— Заговора? — мягко переспросил Фрэзер.
— Заговора! — повторил Николас. Потом он взглядом окинул Эдел с усмешкой на лице. — Ну, что теперь, милая королева?
— А, — серьёзно сказал Фрэзер. — Гамлет.
— Вы узнали меня, — учтиво подтвердил Николас.
— Я узнал пьесу, — сказал Фрэзер.
— Пьесу? — повторил Николас и его голос отозвался эхом от стен кабинета. — Вы думаете, что это лицедейство?
— А разве это не так? — спросил Фрэзер. Николас ткнул в сторону Эдел.
— Спросите её! — сказал он. — Я помню слова, сказанные призраком моего отца: «Моя, казалось, чистая жена!»
Фрэзер взял ручку и пододвинул к себе блокнот.
— Давайте начнём сначала. Хорошо? — предложил он. — Вас зовут Николас Блэр и…
— Все тот же подлый заговор, — низким голосом сказал Николас. — Я — Гамлет, принц датский, и вам известно это!
— Прекрасно! — сказал Фрэзер и пожал плечами. — А кто я?
— Да будет Бог с вами! — Николас уставился на него пустыми глазами.
— Вы знаете меня? — спросил снова доктор.
— И притом отлично. — Николас улыбнулся. — Вы — торговец рыбой.
— Я — доктор Фрэзер.
— Тогда мне хотелось бы, чтобы вы были таким же честным человеком, как торговец рыбой, — холодно сказал Николас.
— Итак, вы Гамлет, и вам угодно, чтобы я был торговцем рыбой, — резко сказал Фрэзер. — А кто эта дама?
Николас бросил на Эдел мимолётный взгляд, потом снова посмотрел на доктора.
— Это моя мать — королева, дурак! — сказал он коротко. — А это, — он указал на меня, — один из могильщиков.
Перо доктора беспомощно запрыгало по блокноту. Он несколько раз прочистил горло, потом почти умоляюще посмотрел на Эдел.
— Давно он так?
— Последние два дня, доктор, — нерешительно сказала она. — Хотя так плохо с ним ещё никогда не было, а теперь он всё время такой.
Взгляд Николаса снова стал пустым. Он медленно обошёл стол и оказался позади доктора. Затем принялся ощупывать его голову пальцами обеих рук.
— Увы, — сказал он уныло, — бедный Йорик.
— Йорик?! — Фрэзер вопросительно посмотрел на Эдел.
— Вы помните сцену на церковном дворе, доктор? — вежливо спросила она. — Могильщики выкапывают череп, который принадлежит бывшему придворному шуту по имени Йорик.
Фрэзер стремительно отдёрнул голову от пальцев Николаса.
— Возвращайтесь на место и сядьте! — сказал он напряжённым голосом. — Сядьте, пожалуйста, мистер Блэр! — резко повторил доктор.
Николас не обратил на него никакого внимания и медленно направился обратно к столу.
— Улыбчивый подлец, подлец проклятый! — Он выплюнул эти слова в лицо изумлённому психиатру. — Блудливый, вероломный, злой подлец! О, месть!
Фрэзер выпрямился в кресле.
— В последний раз прошу вас, — сказал он жёстко, — садитесь!
Николас отвернулся от стола. Глаза его были такими же пустыми и невидящими.
— И ты ей скажешь, чтобы не пила, — пробормотал он. — Но будет слишком поздно. О, злодейство!
Внезапным рывком он повернулся к Фрэзеру с выражением открытого неистовства.
— Эй! — завопил он во всю силу своих лёгких. — Эй! Закройте двери! Предательство! — Он сунул руку под пиджак, а когда она показалась вновь, я увидел в ней сверкающий нож.
Николас сделал ещё шаг к врачу, и я заметил, что Фрэзер бешено тычет пальцем в кнопку под крышкой стола.
— Клинок отравлен тоже! — хрипло сказал Николас, подступая ближе. — Вот — блудодей, убийца окаянный!
Фрэзер ещё глубже вжался в кресло, его палец не отрывался от звонка. Бисеринки пота стекали по его носу и капали на блокнот, портя роскошную белизну бумаги.
Дверь распахнулась настежь, и два жилистых типа в белых халатах влетели в комнату. Один захватил руки Николаса сзади, прижимая их к бокам, а другой вывернул ему запястья так, что нож выпал на пол… Николас резко вскрикнул от боли, потом в комнате стало тихо.
Внезапно гулкий смех Николаса ударил по моим барабанным перепонкам.
— Хорошее представление, Дэниел? — торжествующе спросил он. — Наверняка прошло больше пятнадцати минут, и вы должны мне тысячу долларов!
Я посмотрел на него с выражением нескрываемой жалости и снова отвернулся, ничего не сказав.
— Ну? — настаивал он. — Вы оправитесь от потери тысячи долларов? Скажите ему!
Фрэзер вытер лоб белым платком и приказал санитарам:
— Уберите его отсюда. Успокойте его. Он опасен!
Они схватили Николаса за руки и согнули его пополам.
— Отпустите меня, черт побери! — заревел Николас. — Я такой же здоровый, как и вы! Всё это было только пари!
— Убрать! — рявкнул Фрэзер.
Николаса ловко развернули и потащили к двери.
— Отпустите меня! — взвыл он. — Вы что, свихнулись, что ли? Это была только шутка, даже если и чертовски глупая! Дэниел! Скажите им, что это была только шутка!
Я взглянул на Фрэзера и беспомощно пожал плечами. Дверь за ними захлопнулась, но все равно мы слышали его раскатистый голос, когда они его волокли по коридору. Мы слышали его ещё секунд десять, потом он внезапно затих. Слишком внезапно…
— Бедный Николас! — сказала Эдел приглушённым голосом и начала тихо всхлипывать в носовой платок.
Фрэзер методично черкал в своём блокноте, пока его рука не перестала дрожать. Потом он выпрямился, расправляя плечи.
— Миссис Блэр, — сказал он твёрдо, — боюсь, что у вашего мужа далеко зашедшая шизофрения.
— Вы можете что-нибудь для него сделать? — тихим голосом спросила она.
— Будем надеяться, — ответил он, — но для этого потребуется значительное время. Это будет для вас ударом, миссис Блэр, но он должен быть изолирован немедленно.
— Нет! — воскликнула она голосом, полным муки.
— Сожалею, — мягко сказал доктор, — но так будет лучше для вас и для него. Заверяю вас, что мы сделаем для него все, что только сможем сделать, миссис Блэр! Я подготовлю все необходимые документы, и вы подпишите их перед уходом.
Я подошёл к Эдел и похлопал её по плечу.
— Я знаю, что это страшный удар, но никто не поможет ему лучше доктора Фрэзера, Эдел. Ради Николаса мы должны подписать документы.
— Ты прав, я знаю, — всхлипнула она, — но мне кажется ужасным так поступить с ним!
— Поверьте мне, миссис Блэр, — сочувственно сказал доктор, — это самое лучшее и единственное, что вы можете сейчас для него сделать.
— Бедный Николас… — прошептала она. — Без него мне будет так одиноко!
— Ты всегда сможешь послать ему открытку, — сказал я весело. Тут я уловил странное выражение на лице доктора. — Я подумал, что шутка может подбодрить её.
— У вас неуместное чувство юмора, мистер Бойд, — ледяным тоном сказал он. — По-видимому, у вас нет ни малейшего представления, что это значит для миссис Блэр! Никто, сам не испытав, не может понять глубины любви жены к мужу!
— Я начинаю понимать, доктор! — заверил я его. — И очень быстро.
Было четыре часа дня, когда мы вернулись в квартиру Блэров. Эдел открыла замок, и я вошёл вслед за ней, закрывая за собой дверь. Мы прошли в гостиную, в которой никого не было.
— Обри нет? — спросил я.
— Он уехал из города на один день, — сказала она. Её нижняя губа чуть покривилась. — У него слабоват желудок для такого рода дел, так что он предусмотрительно удалился на случай, если дело обернётся плохо.