— Нет-нет, — нетерпеливо перебила Кэролайн. — Ему шестой десяток, верно, Нэнси?
— Я полагаю, ему года шестьдесят два, — проговорила она с набитым ртом, поглощая цыпленка.
— Не о возрасте речь, — поспешила добавить Кэролайн. — Это Юршак, должно быть, пытается заблокировать решение по строительству завода.
Нэнси облизала пальцы. Она поискала глазами, куда бы положить обглоданную косточку, и наконец пристроила ее обратно на тарелку с остатками цыпленка.
— Я не понимаю, как ты это вычислила, Кэролайн. Там может быть полно людей, которые не хотели бы видеть здесь производство по переработке вторсырья.
Кэролайн взглянула на нее сузившимися глазами:
— А что сказал О’Гера? Он же должен был назвать какую-то причину, чтобы не допустить слушания нашего вопроса.
Нэнси нахмурилась:
— Он сказал, что нам не следует выносить на рассмотрение подобные предложения, не заручившись поддержкой общественности. Я ответила, что общественность за нас на все сто процентов и что я готова показать ему копии петиций и документы на собранные суммы, но он рассмеялся, очень довольный, и сказал, что далеко не все «за». Он-де сам слышал от людей, которые возражают…
— Но почему Юршак? — спросила я, заинтересовавшись помимо воли. — Почему не сам «Ксерксес», или «Моб», или еще какой-то конкурент по переработке отходов?
— Просто политические игры, — ответила Кэролайн. — О’Гера потому и председатель зонального управления, что он числится в приятелях у старых крючкотворов Демса.
— Но, Кэролайн, у Арта нет причин препятствовать нам. На нашей последней встрече он вел себя так, словно хотел поддержать нас.
— Он ни разу не потратил слов на обещания, — мрачно парировала Кэролайн. — Достаточно лишь помахать перед его носом какой-нибудь значительной суммой, и он изменит свое мнение.
— Я чувствую, — неохотно согласилась Нэнси, — что мне даже думать не хочется об этом.
— С чего это ты вдруг так расположилась к Юршаку? — осведомилась Кэролайн.
Эти слова вогнали Нэнси в краску.
— Да вовсе нет. Просто если он будет настроен против нас, то чертовски трудно будет заставить О’Гера обеспечить нам слушание. До тех пор, разумеется, пока мы не сумеем проложить дорожку к сердцу Юршака. Как же мне выяснить, кто против завода? Что скажешь, Вик? Ты же у нас детектив или что-то в этом роде?
Я покосилась на нее и поспешила ответить:
— Или что-то в этом роде. Беда в том, что вы столкнулись со слишком многими политическими моментами. Например, «Моб». Они участвуют во многих проектах по переработке отходов в Южном Чикаго. Возможно, они считают, что вы посягаете на их территорию. Или возьмем «Ретурн ту идэн». Я помню, они обещали, что будут бережно относиться к окружающей среде, но они немало заработали в последнее время, и в основном на драматических ситуациях, которые развернулись здесь, в Южном Чикаго, благодаря их деятельности. Возможно, они не хотят, чтобы кто-то помешал наращиванию их капиталов. А санэпидстанция небось тоже проявляет бурную реакцию: ведь у них наверняка разработаны другие подходы к проблеме местного загрязнения и они не хотят потерять свою статью дохода. Или «Ксерксес» не…
— Ну, хватит! — прервала меня Нэнси. — Ты права, конечно. Это могут быть все они, вместе взятые, или кто-то из них в отдельности, но если бы ты была на моем месте, как бы ты решила, кто начал первый?
— Не знаю, — задумчиво ответила я. — Вероятно, разведку стоит начать с изучения команды Юршака. Для начала стоит покрутиться и вызнать, не идет ли давление оттуда. И если да, то почему. Это избавит вас от лишних хлопот и поисков среди неопределенного числа возможностей. Плюс к тому, вы не насторожите тех, кто может захотеть избавиться от вас только за ваше любопытство.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто работает на Арта, а? — спросила Кэролайн.
— Да. — Нэнси захрумкала, расправляясь с очередным кусочком цыпленка. — Просто я не хотела… Ну да ладно. Только ради правого дела и справедливости, я полагаю…
Она подхватила пальто и направилась к двери, но на пороге остановилась на секунду, окинула нас пристальным взглядом, поджала губы и вышла.
— Я подумала, может быть, ты заинтересуешься и поможешь нам найти, кто против завода, — предположила Кэролайн.
— Я знаю, что ты так подумала, дорогуша. И даже несмотря на то, что это было бы очень увлекательно, но работа с одним нищим клиентом из Южного Чикаго может отнять у меня все мое рабочее время.
— Ты имеешь в виду, что поможешь мне? Ты найдешь моего отца? — Ее голубые глаза потемнели от возбуждения. — Я могу заплатить тебе, Вик. Правда! Я не прошу тебя делать это «за так». У меня есть сбережения — тысяча долларов.
Моя обычная ставка два доллара пятьдесят центов в день, плюс накладные расходы. Даже если сделать для нее двадцатипроцентную скидку, как для члена семьи, я сообразила, что она израсходует все свои деньги много раньше, чем я закончу расследование. Но никто ведь не принуждал меня соглашаться. Я свободный агент и руководствуюсь только собственными прихотями и сама виновата…
— Завтра я пришлю тебе контракт для подписи, — сказала я. — Но ты не должна звонить мне каждые полчаса, требуя результатов. На это может уйти много времени.
— Нет, Вик. Я обещаю, — робко улыбнулась она. — Я не могу выразить, как много для меня значит, что этим будешь заниматься ты.
Глава 4
В ДОМЕ ДЕДУШКИ И БАБУШКИ
Этой ночью я увидела во сне Кэролайн. Она снова была ребенком, и лицо ее покрывали красные пятна — она заходилась в крике. А моя мать стояла у меня за спиной и говорила, что я должна присмотреть за ребенком. Когда я проснулась около девяти, сон прочно застрял у меня в голове, и я погрузилась в бездействие. Работа, которую я согласилась сделать, наполняла меня отвращением.
Разыскать отца Кэролайн за тысячу долларов. Найти его вопреки решительным, бурным протестам Луизы. Если она так необузданно страдает по поводу этого бедолаги спустя столько лет, то, вероятно, лучше было бы оставить поиски. Предположим, что он еще жив. Предположим, что он и теперь живет в Чикаго и был не заезжим гастролером, ублажавшим плоть в перевалочных пунктах, переезжая из города в город.
Наконец я высунула затекшие ноги из-под одеяла. Комната была холодной. У нас стояла такая мягкая зима, что я выключила батареи, чтобы не страдать от духоты, но за ночь температура, очевидно, упала. На мгновение я втянула ноги обратно под шерстяной плед, но это резкое движение разрушило скорлупу праздности. Я откинула одеяло и встала.
Торопливо перерыв кучу вещей, сваленных на кресле, я выхватила хлопчатобумажный спортивный джемпер и, накинув его, побежала на кухню варить кофе. Похоже, было слишком холодно, чтобы делать утреннюю пробежку. Я отодвинула занавеску и выглянула во внутренний двор. Небо было серым, и восточный ветер дул неистово, прибивая к заднему забору мусор и ветки. Я уже опустила было занавеску, когда в окне появился черный нос-кнопка и две лапы. Видение сопровождал заливистый лай. То была Пеппи, золотистый сеттер моего соседа по нижнему этажу.
Я распахнула дверь, но собака не пожелала входить. Вместо этого она прыгала на крыльце, всем своим видом показывая, что погода для пробежки просто идеальная. Не соблаговолю ли я поразмяться?
— О, ну что ж… — проворчала я.
Я выключила воду и пошла в гостиную, чтобы переодеться. Пеппи не понимала, почему это я медлю и не рвусь в бега сразу же, как только выбираюсь из постели. Каждые несколько секунд она издавала угрожающий лай. Когда я наконец появилась в спортивном свитере и кроссовках, она полетела по ступенькам, оборачиваясь на каждой, чтобы удостовериться, что я следую за ней. Она даже зарычала от возбуждения, когда я открыла калитку, выходившую на аллею. А ведь мы совершали наши пробежки по три, а то и четыре раза в неделю.
Обычно я пробегала миль пять. Поскольку это выходит за пределы возможностей Пеппи, она остается в лагуне, когда мы добегаем до озера. Там псина развлекается, вынюхивая уток и ондатр, барахтаясь и катаясь в тине или портя рыбешек, которых способна вытащить. Она скачет вокруг меня, поддразнивая и высунув язык в самодовольной ухмылке, когда я поворачиваю обратно, дав небольшой круг. Последнюю милю до дома мы пробегаем медленной трусцой, и я возвращаю собаку своему соседу. Мистер Контрерас, качая головой, выговаривает нам обеим за то, что я позволила, а собака, в свою очередь, вывалялась в грязи, но затем проводит приятные полчаса, вычищая ей шерсть до золотисто-медного отлива. Как обычно, он поджидал нас и этим утром, когда мы возвращались.
— Хорошо пробежались, девочки? Я надеюсь, вы не подпускали собаку к воде? Вы же понимаете, в такую холодную погоду ей вредно промокнуть.
Он нависал надо мной, маяча в дверном проеме, готовый говорить до бесконечности. Некогда он был механиком, а сейчас скучал на пенсии. Собака, приготовление пищи и беседы со мной составляли основные его развлечения. Я ретировалась так быстро, как только могла, но было, однако, около одиннадцати, то есть почти тот час, когда я должна была бы уже собраться. Одевалась я в спальне, одновременно стоя поглощая завтрак. Я знала, что если засяду за кофе с газетой, то найду тысячу оправданий, чтобы остаться дома. Оставив немытые тарелки на кухонном буфете, я обмотала шею шерстяным шарфом, взяла сумку и автомобильные чехлы, брошенные в холле предыдущим вечером, и направилась в машину. Мой путь лежал на юг.
