Малеванного удручало то обстоятельство, что отныне он должен все делать сам, без шестерок, которые всегда выполняли за него черную работу. Так было и до того, как он попал на остров, так продолжалось и здесь, когда его обслуживал Люсик.
Конечно, можно попытаться сойтись с алкашом и его девкой, размышлял вор, но он был уверен, что Гараня любые его миротворческие предложения примет в штыки. Не говоря уже о Фиалке, не переносившей Малеванного и на дух.
А еще вора волновал Лукьян. Затеянная им война против товарищей по несчастью не сулила ничего хорошего ни вору, ни другим «новым робинзонам». Несмотря на свои кровожадные высказывания, Малеванный меньше всего хотел быть замешанным в мокрухе.
Он был деловым и презирал тех, кто состоял в своре[9]. Так учил его старый карманник Шепот, так было заведено в той среде, где он вращался. Вор его квалификации не должен быть убийцей, иначе он сразу же терял свой, достаточно высокий, статус среди блатных.
«Этот гад, – тоскливо думал Малеванный о своем, теперь уже бывшем, компаньоне, – еще наломает дров. По нему видно. Чокнутый, падло… Как я мог так дешево фраернуться со стволом?! Идиот! Теперь придется ходить по лесу, словно по минному полю. Подстережет, как бомжа, – и ку-ку, Гриня…»
Неожиданно его горестные размышления прервал какой-то шум, закончившийся грохотом падающих камней. Вора подбросило вверх, будто пружиной. Схватив рогатину, он осторожно выглянул из пещеры. «Неужто Лукьян меня нашел?» – подумал он, леденея от дурных предчувствий.
То, что Малеванный увидел, заставило его в испуге отпрянуть и сжаться в комок. В этот момент вору захотелось превратиться в крохотную незаметную зверушку.
Немного ниже пещеры по узкому карнизу шли двое мужчин. Они были одеты точно так же, как и тот парень, который свалился в расщелину. И у обоих незнакомцев за плечами висели автоматы.
Самусь умирал. У Гарани создалось такое впечатление, что он просто не хочет бороться за жизнь. Рана бомжа начала затягиваться, температура пришла в норму, и, тем не менее, Самусь таял на глазах.
Фиалка все чаще и чаще покидала дупло, чтобы не травмировать бомжа плачем, а Гараня, изображая бодрость духа, пытался развлекать Самуся разными побасенками и историями своих путешествий по России и Африке.
Самусь слабо улыбался, слушая Гараню, но глаза бомжа, казалось, уже заглядывали за грань жизни. В них не было ни страдания, ни сожалений по несбывшимся мечтаниям, ни предсмертной тоски, характерной для человека, которому известно, что часы его жизни уже сочтены.
Временами отрешенный взгляд Самуся начинал излучать какой-то неземной свет. Гаране чудилось, что он проникал сквозь дерево и уносился в космические дали. Похоже, бывший бомж, а ныне «новый робинзон» постепенно превращался в гражданина Вселенной. И это превращение он принимал с легким сердцем и открытой душой.
– Я не знаю, чем его расшевелить, – сокрушалась Фиалка, вытирая слезы рукавом. – Мне кажется, он даже не слышит, что я говорю.
– Ничего подобного, – возразил ей опечаленный Гараня. – Все он слышит и понимает. Да вот только он уже не здесь, а далеко от острова. Туда не докричишься.
– Как это?
– Он доживает последние часы. Его душа готова покинуть тело в любой момент.
– Но это же несправедливо!
– А где ты видела справедливость в этом мире? Человек как марионетка, которую некто невидимый дергает за ниточки. Нам только кажется, что мы сами строим свою судьбу. Иллюзия, не более того…
– Он так хотел пожить на острове…
– Мы много чего хотим.
Они сидели на ветке, словно птицы, и тихо беседовали. Было раннее утро, и солнце только-только показало из-за горизонта свой огненный край. Восхитительная утренняя свежесть, смешанная с дурманом цветущих растений, бодрила, как крепкий ароматный кофе.
Неожиданно из дупла раздался тихий зов Саму-ся, едва различимый на фоне голоса джунглей. Фиалка встрепенулась и неуверенно спросила:
– Мне послышалось или?..
– Или… – буркнул Гараня. – Пойдем…
Они забрались в дупло и уселись возле бомжа. Он лежал с просветленным лицом, которое немного отдавало желтизной, и смотрел на них ясным, осмысленным взглядом.
– Хочу с вами попрощаться, – сказал Самусь.
– Прекрати, Петро, – нахмурился Гараня. – Опять завел старую песню.
– Не перебивай меня, ладно? Мне осталось не много…
Гараня судорожно сглотнул и крепко стиснул зубы. Он старался не глядеть на Фиалку, глаза которой мгновенно наполнились слезами.
– Спасибо вам, друзья… за все… – между тем продолжал Самусь. – Никогда не думал, что меня кто-то проводит в последний путь. Поверьте, это для человека большое счастье… чтобы не как бродячий пес… Еще совсем недавно я думал, что умру где-то под забором и меня зароют как падаль – безымянным и неоплаканным. А оно вон как повернулось… Спасибо.
Фиалка уже плакала, не скрывая слез. Гараня, как и положено мужику, крепился, но и у него глаза были на мокром месте.
– Есть к вам одна просьба… – Самусь остро взглянул сначала на Фиалку, затем на Гараню. – Оставьте меня здесь, в дупле. Только закройте его. Тут так тепло и уютно… не то что в земле. Я буду слышать пение птиц, как шумит листва… И не забудьте вырезать на стволе крест. Обязательно! Обещаете?
– Сделаем все, как ты просишь, – ответил Гараня, с трудом выталкивая слова.
– Что ж, пора… Прощайте…
Самусь закрыл глаза. Черты его лица заострились, оно стало совсем бледным. Гараня прислушался – бомж не дышал. Фиалка тонко, по-бабьи заголосила.
– Перестань! – прикрикнул на нее Гараня. – Не ровен час, кто услышит…
Они выполнили все пожелания Самуся. Кроме того, Фиалка сплела два венка и устелила погребальное ложе Самуся цветами.
– Помянем его в нашей пещере, – сказал Гараня, когда они наконец спустились на землю. – Что бы никто нам не помешал…
Виски осталось совсем немного – по два-три глотка. Фиалка берегла его для Самуся – чтобы дезинфицировать рану.
И все равно Гараня захмелел. Наверное, сказалось большое нервное напряжение. В противовес Фиалке, на которую спиртное подействовало как успокоительное, он не находил себе места и ходил по Пещере туда-сюда словно заведенный, ругая сквозь зубы вора и Люсика всякими нехорошими словами.
– Гады! Из-за них все… – От переизбытка чувств Гараня схватил камень и с силой швырнул его в дальний конец пещеры.
Камень ударился о стену и разбился, брызнув осколками. Фиалка невольно посмотрела в ту сторону и воскликнула:
– Федя, смотри!
– Что смотреть? – недоуменно спросил Гараня.
– Там… – Девушка показала рукой.
Гараня подошел к стене и присел на корточки. Брошенный им камень отвалил от стены целый пласт. В стене образовалась дыра размером с кулак. Гараня пощупал ее края и удивленно сказал:
– Да ведь это штукатурка! Ну и дела…
– Откуда ей здесь взяться? Ты ошибаешься.
– Как бы не так… – Гараня взял мачете и начал с лихорадочной быстротой ковырять стенку.
Утратившая от времени крепость, штукатурка осыпалась с тихим шорохом, и вскоре под стеной выросла небольшая куча. Постепенно в стене начало проявляться отверстие диаметром чуть менее метра, закрытое камнем. Щель между монолитом и каменной пробкой как раз и закрывала штукатурка, тонированная под цвет камня.
Поднатужившись, Гараня вытащил камень-пробку, который на поверку оказался нетяжелым диском толщиной не более десяти сантиметров. Похоже, вес камня подобрали с таким расчетом, чтобы с ним мог управиться даже один человек.
Образовавшееся отверстие вело в еще одну пещеру – поменьше. И она была сплошь заставлена армейскими ящиками, окрашенными в защитный зеленый цвет.
– Мамочки! – ахнула Фиалка. – Что это, Федь?
– Армейский склад, – коротко ответил Гараня.
Он никак не решался забраться внутрь второй пещеры, сидел перед отверстием на корточках, прощупывая взглядом все видимое пространство.
– Как он здесь оказался? – спросила девушка.
– А полегче у тебя вопросов нет?
– Интересно, что в этих ящиках?
– Надо бы посмотреть… – Гараня все еще колебался с принятием решения.
– Так почему мы медлим?
– Такие тайники нередко снабжают разными смертоносными ловушками. Ты ведь не хочешь отправиться на небеса раньше времени?
– Ой, нет.
– Тогда давай сначала все тщательно осмотрим.
Гараня взял прутик и некоторое время с его помощью исследовал пол второй пещеры – куда могла достать рука.
– Как будто все в норме, – сказал он неуверенно. – Что ж, рискнем… А тебе лучше выйти отсюда и спуститься на пляж.
– Нет! Я буду с тобой.
