В кабинке рядом с моей женщина, выругавшись колоритно по — испански, призвала тут же Матерь Божию в свидетельницы и защитницы ее, бедной, обманутой… и так далее, которая свершит сейчас свою страшную месть негодяю, ее обманувшему, завлекшему и так далее, — худая девушка — мексиканка вылетела из кабинки, с развевающимися пышными и черными как смоль волосами. В правой руке она сжимала нож, дюйма в четыре длиной. Я тоже кинулся вперед — и во время! Левой ногой я успел подставить ревнивице подножку, и она рухнула лицом вниз. Нож выпал из ее руки, со стуком шмякнулся на пол. Словно по сигналу, темнокожий парень и блондинка отпрыгнули друг от друга. Блондинка едва устояла на высоких каблуках. Парень посмотрел на нож, потом на женщину, с трудом поднимавшуюся на колени. Его глаза потухли; ссутулившись, с удрученным видом, не оглядываясь на блондинку, он подошел к мексиканке, сделал неуклюжую попытку помочь ей подняться. Та разразилась потоком испанских слов. Будто раздался выстрел хлопушки. Ее поношенное черное платье запачкалось. Болезненное, покрытое мелкими оспинами лицо выглядело зловеще. Потом вдруг она принялась плакать. Он приобнял ее и сказал:
— Ну, пожалуйста, не надо… Я прошу прощения.
И вместе они пошли к выходу.
Музыка прервалась. Грузный мужчина средних лет в полицейских штанах появился в кругу танцующих. Он поднял нож, сломал его лезвие, опустил обломки в карман своего вполне цивильного синего пиджака. Он подошел к моему столику, ступая осторожно, но по — хозяйски уверенно.
— Аккуратная работа, а, сынок? — заметил он. — Иногда эти южане вспыхивают быстрее, чем я могу их утихомирить.
— Этот спектакль с ножом испортил мне коктейль.
Его лицо приняло виноватое выражение.
— Вы здесь в первый раз, да?
— Да, — ответил я, хотя мне казалось, что я уже очень давно в Нопэл — Велли. — Но мы говорили о коктейле. Не возражаю, если…
Он поманил официантку.
— Что вы желаете заказать?
— Бутылку пива, — вдруг изменил я свое намерение: виски, приготовленные за стойкой у Хелен, не взывали к повторению. — Спросите, пожалуйста, у Гретхен, какой из напитков она предпочитает и не могу ли я ее угостить?
Коктейль и Гретхен прибыли одновременно.
— Хелен говорит, что денег не надо, — сообщила официантка. — Для вас напитки бесплатны. Равно как и все остальное.
— И еда?
— Нет, с едой вы опоздали. Кухня уже закрыта.
— Тогда что же остальное?
Официантка с такой силой поставила на стол мое пиво, что оно дополнительно, я думаю, вспенилось. Сама она удалилась, без ответа на мой наивный вопрос.
Опустившись в кресло напротив меня, Гретхен хихикнула, что не оставило у меня, однако, неприятного впечатления.
— У Хелен наверху комнаты. Она говорит, что в этом городе слишком много озабоченных мужчин, и надо же что — нибудь делать, чтоб снять напряжение.
Гретхен медленно потягивала свой напиток, кока — колу с ромом, и комично моргала наивными и ясными глазами, цветом своим напоминающими цветочки кукурузы. Даже полные губы, для сексуального призыва густо подведенные ярко — красной помадой, не испортили ее свежий вид.
— Я не страдаю переизбытком напряжения.
Она медленно, изучающе оглядела меня — разве что не пощупала достаточно дорогую ткань, из которой было сшито мое пальто.
— Я допускаю… ваш вид такой… что верхние комнаты — это не для вас… Впрочем, вы весьма реактивны, и нож выбили классно.
— Забудьте об этом.
— Хотела бы забыть. Я никогда не пугаюсь в тот момент, когда что — нибудь случается, а после… Бывает, вскакиваю среди ночи и пронзительно кричу. Будь они прокляты, эти ревнивые курицы и задиристые петухи.
— Они уже далеко.
— Да, я знаю. Испанские нравы ужасны. Неужто девушка не может поразвлечься?
— Будет совсем хорошо, если вы сможете убедить в этом своем праве Пэта.
Ее глаза расширились, и лицо залилось краской.
— Вы знаете Пэта?
— Он был моим приятелем, — вовсю лгал я. — В морской пехоте.
— Так он и вправду служил в морской пехоте? — Она выглядела удивленной и одновременно обрадованной. Видно, оказалась человеком тоньше, чем я думал.
— Мы вместе были в Гваделе. — Я чувствовал себя немного сводником.
— Может быть, вы сможете мне сказать и о том… — тут она закусила нижнюю губу, на зубах остался след от помады, но потом решилась:
— …что он якобы секретный агент. Или что — то в этом роде, как он мне внушает…
— Был им на войне?
— Нет, сейчас. Он говорит: то, что он шофер, это прикрытие, маскировка, а на самом деле он какой — то секретный, или тайный агент. — Понятия не имею об этом.
— Он мне столько всего рассказывает, что не знаю, чему верить. Хотя, вообще — то, Пэт просто шикарный вояка, парень что надо, — прибавила она, защищая свой выбор. — У него и мозгов достаточно, он, мне кажется, далеко пойдет.
Я согласился с легким сердцем:
— Да, Пэт хороший парень. Я надеялся увидеть его сегодня вечером. В нашей фирме появились отличные шансы проявить себя, выдвинуться… для таких, как он, в первую очередь.
— Выдвинуться? — слово обладало магическим действием, и она повторила его с уважением, как рекламный призыв. Глаза ее уже видели себя в свежевыстиранном фартучке, готовящей что — то своему Пэту вкусненькое в выложенной кафелем кухне их однокомнатной квартирки где — нибудь в приятном пригороде какого — нибудь города. Какого? Ну хоть Лос — Анджелеса.
— Он, наверное, у меня. Иногда он ожидает моего прихода в нашем прицепе.
— Вы можете сейчас отсюда уйти?
— Почему бы нет? Я сюда не нанималась.
Может быть, и так. Я видел, что мысли ее еще не вернулись из того будущего, где она, Гретхен, играла новую роль: привлекательная молодая жена продвигающегося вверх бизнесмена или чиновника Пэта Ривиса.
Мы вышли на улицу.
Гретхен погладила рукой крыло моего автомобиля — так гладят домашнее животное, которое сумели к себе расположить. Я хотел бы ей сказать, чтобы она забыла его, что он никогда не останется надолго с какой — либо одной женщиной, что он не будет платить долги ни одному мужчине, который даст ему что — то в кредит. Вместо всего этого я произнес:
— Сейчас у нас ответственное дело. Нам может пригодиться такой парень, как Ривис.
— Если бы я могла помочь ему получить действительно стоящую работу…
— сказала Гретхен. Конец фразы она опустила, но, вне всякого сомнения, должно было прозвучать: «Пэт тогда женится на мне».
Проехав несколько кварталов по главной улице, я повернул, куда она указала, и поехал вниз, среди больших старых домов. Разбитый асфальт заставлял дребезжать все детали моей машины. Когда — то улица эта и принадлежала, видимо, к лучшим в городе. С обеих сторон нас сопровождали викторианские дома — особняки. Теперь там располагались сдававшиеся в наем квартиры, меблированные комнаты, быстро терявшие остатки непрочного былого благополучия.
Мы поднялись пешком по аллейке между двумя такими домами и очутились во дворе, в черных тенях под большими дубами. В дальнем углу двора, тоже под деревьями, стоял прицеп. Свет фар своей машины, оставленной на тротуаре, я не выключил, и потому в его луче мог увидеть металлическую стенку прицепа, шелушащуюся, покрытую ржавчиной, похожую на заброшенную доску для объявлений. Грязный двор к тому же источал запахи всевозможных отбросов. — Вот и наш прицеп. — Девушка пыталась держаться бойко, но в голосе чувствовалось беспокойство. — Хотя там нет света почему — то… — прибавила она, когда я вернулся от машины, выключив и фары, и мотор.
— А он не может ждать в темноте?
— Видно, он лег спать. Иногда он приходит сюда заночевать. — Она снова заняла оборону; пусть это и дурные привычки, но привычки большого и беспокойного домашнего зверя, которого ей случилось полюбить.
— Вы, кстати, сказали «наш прицеп». Ваш и Пэта?
— Нет, сэр, Пэт только навещает меня. А живу я вместе с Джейн. Она никогда не бывает дома по ночам. Ночами она работает. На предприятии, принадлежащем фирме по производству гамбургеров. Сухие, ломкие дубовые листья хрустели под нашими ногами. Гретхен (бледное лицо в тени) повела меня к прицепу. Дверь оказалась незаперта. Девушка вошла первой и включила верхний свет.
— Его здесь нет, — разочарованно произнесла она. — Входите, пожалуйста.
Нагнув голову, я шагнул в комнату — с деревянного чурбака, который служил для прицепа «парадной лестницей».
Интерьер комнатки состоял из расшатанной газовой плиты, двух узких топчанов, приколоченных к стене и застланных дешевыми красными покрывалами, стенного шкафчика, на полках которого громоздились флаконы, предметы бижутерии и в дешевых обложках романы. Было еще непротертое старое зеркало, выдававшее расплывчатое и искаженное отражение убогой комнаты, девушки и моей персоны.
