— Не молоды ли вы для отставки, мистер Хиллман?
— Возможно. — Он отвел взгляд в сторону, дав понять, что разговор о нем самом неуместен. — Я бываю в офисе каждый понедельник, много играю в гольф, хожу на охоту, плаваю. — Выглядел он уставшим от жизни. — Этим летом я обучал Тома высшей математике. Этого не проходят в его высшей школе, а ему понадобилось бы, если бы он поступил в Калифорнийский технологический. Я сам там учился. Мы состоятельные, образованные люди, граждане первого класса...
Этим он, возможно, хотел сказать: как же мог мир впутать нас в такое грязное дело? Наклонившись вперед, Хиллман закрыл лицо руками.
В нише зазвонил телефон. Обегая стол, я услышал уже второй звонок и в дверях чуть не сбил с ног маленькую женщину, вытиравшую руки о передник.
— Я послушаю, — сказала она.
— Нет, я сам, миссис Перес.
Она удалилась в кухню, а я закрыл за ней дверь и осторожно снял трубку.
— ... Что это? — спросил мужской голос. — У вас на линии ФБР или кто-то еще?
Голос был с западным акцентом, немного подвывал и растягивал слова.
— Конечно, нет. Я соблюдаю условия, изложенные в письме.
— Надеюсь, я вам могу доверять, мистер Хиллман? Если я почувствую, что наш разговор подслушивают, я положу трубку, и — прощай, Том!
Угроза эта прозвучала как-то легковесно, со своеобразным привкусом удовольствия, с которым человек вел дело.
— Не вешайте трубку! — Голос Хиллмана был и умоляющим, и недоброжелательным одновременно. — Я достал для вас деньги. Они будут у меня в ближайшее время, и я их передам вам, когда скажете...
— Двадцать пять тысяч мелкими деньгами?
— Нет ни одной купюры крупнее двадцати долларов.
— Не помеченные?
— Я сказал уже, что подчинился вашим условиям. Безопасность моего сына — единственное, что заботит меня сейчас.
— Рад, что вы ясно представляете себе ситуацию, мистер Хиллман. Мне, собственно, не очень приятно проделывать это с вами, и особенно не хочется доставлять неприятности вашему милому мальчику.
— Том сейчас с вами? — спросил Хиллман.
— Более или менее. Поблизости.
— Может быть, мне можно с ним поговорить?
— Нет.
— Откуда я тогда узнаю, что он жив?
Мужчина надолго замолчал.
— Вы мне не доверяете, мистер Хиллман? Я не люблю этого!
— Как я могу доверять... — Хиллман смолк на полуслове.
— Я знаю, что вы хотели сказать. Как можно доверять такому паршивому пресмыкающемуся, как я? А дело не в этом, Хиллман. Дело в том, можем ли мы доверять такому пресмыкающемуся, как ты. Мне известно о тебе больше, чем ты думаешь, Хиллман.
Тишина. Слышно только хриплое дыхание.
— Ну, я могу?
— Что... вы можете? — спросил Хиллман в отчаянье.
— Могу я доверять тебе, Хиллман?
— Безусловно.
Снова тишина. Наконец мужчина заговорил. Голос его стал хриплым.
— Я полагаю, ты сдержишь слово, Хиллман. О'кей. Тебе, наверное, хотелось бы весь день разглагольствовать о том, какое я пресмыкающееся. Но пора вернуться к делам насущным. Я хочу получить твои деньги, но скажу тебе прямо, это не выкуп. Твой сын не похищен, он пришел к нам по собственной воле...
— Я не... — проглотил оставшиеся слова Хиллман.
— Не веришь? Спросишь его сам, когда у тебя будет такая возможность. Но ты от этой возможности сам удаляешься, понял? Я пытаюсь помочь тебе заплатить мне деньги за информацию, вот и все, а ты называешь меня по-всякому, бог знает как...
— Нет, я не имел в виду лично вас.
— Ну, так ты это думаешь.
— Послушайте, — сказал Хиллман, — вы сказали, что пришло время вернуться к делам насущным. Скажите мне, куда и когда я должен принести деньги. Они будут доставлены. Даю гарантию.
В голосе Хиллмана появились резкие нотки. Мужчина на другом конце провода капризно отреагировал на них.
— Не надо сердиться. Я сообщу условия, а ты постарайся ничего не позабыть.
— Давайте, — сказал Хиллман.
— Всему свое время. Думаю, сейчас лучше всего будет предоставить тебе возможность подумать над этим, Хиллман. Спустись со своих высот и постой на коленях. Ты этого заслуживаешь.
Он повесил трубку.
Когда я вошел в гостиную, Хиллман все еще держал трубку в руках. Он растерянно положил ее и направился ко мне, покачивая головой.
— Он не захотел дать мне никаких гарантий относительно Тома.
— Они ничего не сделают. Мы вынуждены положиться на их милосердие.
— Их милосердие! Он разговаривал, как маньяк. Он, казалось, упивался моим... моим горем.
Хиллман опустил голову.
— Вы думаете, Том в опасности? — спросил он.
— Нет. Не думаю, что вы имели дело с явным маньяком, но он выглядел не слишком уравновешенным. Полагаю, он дилетант или мелкий вор, который видит свой шанс на успех в том, чтобы разговаривать так грубо. Это тот же человек, что звонил утром?
— Да.
— Возможно, он работает один. Нет ли какой-нибудь возможности опознать его голос? Был какой-то намек на личные взаимоотношения, может быть, на обиду? Не мог ли он раньше работать у вас?
— Очень в этом сомневаюсь. Мы нанимаем только порядочных людей. А этот парень разговаривал, как человек, потерявший всякое достоинство. — Его лицо вытянулось. — И вы говорите, что я должен полагаться на его милосердие.
— Придется. Есть ли хоть доля истины в том, будто Том пришел к ним по доброй воле?
— Конечно, нет. Том — приличный парень.
— А как насчет решения суда?
Хиллман не ответил, если не считать ответом легкое замешательство. Он подошел к бару и налил себе стакан виски. Я приблизился к нему.
— Не мог ли Том придумать эту историю с похищением?
Он взвешивал стакан в руке так, словно раздумывал, не запустить ли его мне в голову, и, прежде чем он отвернулся, его покрасневшее лицо снова приобрело поразительное сходство со злобной маской.
— Это абсолютно невозможно! Что заставляет вас причинять мне боль такими предположениями?
— Я не знаю вашего сына. А вам следовало бы знать его.
— Он никогда не сделал бы ничего похожего на то, что вы предполагаете.
— Но вы отдали его в школу в «Проклятой лагуне»?!
— Я был вынужден...
— Я очень бы хотел знать почему.
Он яростно повернулся ко мне.
— Вы все время упорно возвращаетесь к одному и тому же вопросу. Чего вы добиваетесь?
— Пытаюсь только определить, как далеко зашел Том. Есть ли основания думать, что он сам себя похитил, чтобы наказать вас или вытянуть из вас деньги? В таком случае вам следовало бы обратиться в полицию нравов.
— Вы с ума сошли?
— А Том?
— Конечно, нет! Честно говоря, мистер Арчер, я устал от вас и ваших вопросов. Если хотите оставаться в моем доме, это возможно только при соблюдении моих условий.
Мне предложили убраться, но меня что-то удерживало. Наверное, просто этот случай глубоко меня задел.
Хиллман вновь наполнил стакан и выпил наполовину.
— На вашем месте я бы оставил в покое спиртное, — сказал я. — Сейчас вы вынуждены принимать решения. Этот день может стать важным в вашей жизни.
Он медленно кивнул.
— Вы правы.
Он пересек комнату и вылил остатки виски в раковину. Затем извинился и поднялся наверх, чтобы посмотреть, что с женой.
Я заставил себя спокойно выйти через главный вход, достал из машины плащ и шляпу и пошел пешком вниз по извилистой аллее. Капли дождя шуршали в лежащих на земле дубовых листьях. Я раздумывал над тем, что слышал и видел в доме Хиллмана. Молодые люди определенно трудны для понимания. Может быть, Стелла Карлсон, если бы я повидал ее, помогла мне понять Тома?
Почтовый ящик Карлсонов был в паре сотен ярдов вниз по дороге. Это была точная миниатюрная копия, вплоть до ставен, белого колониального дома с зелеными ставнями, что и привело меня на неверный путь, подобно рекламе дурного тона.
Я поднялся по дорожке к кирпичному крыльцу и постучал. Дверь открыла красивая рыжеволосая женщина, ее глаза холодно взглянули на меня.
— Да?
Не думаю, что я смог бы войти в дом без того, чтобы как-нибудь не провести ее.
— Я занимаюсь страховкой.
— В Эль-Ранчо вам ничего не выпросить.
— Но я ничем не торгую, миссис Карлсон. Я проверяю претензии.
Я достал из бумажника старое удостоверение, которое подтвердило мои слова. В свое время я работал в страховой компании.
— Если вы насчет моей разбитой машины, то я думаю, что все уже улажено на прошлой неделе.
— Нас интересует причина случившегося. Вы знаете, у нас есть статистика...
— Мне нет дела до вашей статистики.
— Но ваша машина... Я понимаю, ее украли...
Она заколебалась и быстро оглянулась, словно позади, в прихожей, мог находиться свидетель.
— Да, — сказала она наконец, — украли.
— Некий соседский юнец, не так ли?
В ответ на это замечание она покраснела.
— Да, и я очень сомневаюсь, что это было случайно. Он взял машину и разбил ее на голом месте.
Эти слова выскочили из нее так быстро, словно она целыми днями держала их в уме.
