страны — мнение известных граждан России на них впечатления не произвело. Тогда поднялся со своего места адвокат Гогсадзе. Вместе с Тамарой Геннадьевной Быстровой и Натальей Григорьевной Смирницкой Шота Олегович также защищал Александру.
— Не видя никакой необходимости содержать мать троих малолетних детей под стражей, я заверяю суд, — сказал адвокат, — что моя подзащитная будет неукоснительно соблюдать все предписанные ей условия подписки о невыезде, или домашнего ареста, в зависимости от того, какую меру пресечения изберет суд. Я гарантирую, что Александра Сергеевна Лисина будет вовремя являться на вызовы в следственные органы, не будет иметь никаких контактов с фигурантами по этому делу, тем более, как следует из материалов, что они друг с другом не знакомы. Я понимаю, что моего слова и моих устных гарантий суду может оказаться недостаточно. В виде гарантии я готов сдать прямо сейчас свое адвокатское удостоверение и при всех здесь, в зале суда, присутствующих даю слово, что если Александра Лисина хоть чем-нибудь помешает следствию или предпримет попытку скрыться, то я никогда больше не буду заниматься адвокатской деятельностью.
Если бы адвокат свою речь, такую искреннюю и взволнованную, произнес где-нибудь, ну, скажем, в вагоне метро, или на городской площади, то и тогда это речь, наверное, произвела бы больший эффект. Судья же на слова Гогсадзе не отреагировал никак.
Когда-то, еще в той стране, которая называлась Союзом Советских Социалистических Республик, существовало две государственные структуры — прокуратура и адвокатура. Адвокаты были полноправными участниками процесса, от их мнения нельзя было отмахнуться, как от жужжания назойливой мухи. В современной России адвокатура стала независимой. Ни от чего, ни от кого — главным образом от государства. Но и государство, в лице своих правоохранительных органов и судебной системы, от независимой прокуратуры нынче тоже не зависит.
— Мэтр, я вам аплодирую, — высказал свое восхищение адвокату Гогсадзе правозащитник Андрей Бабушкин. Они давно уже были знакомы по совместной работе в общественном комитете по правам человека.
— Ба, а вы здесь как? — поинтересовался Шота Олегович.
— Как всюду, где меня не ждут и видеть не желают, — шутливо ответил Андрей Владимирович. — Ну не буду вас томить. Мне позвонил один из тех людей, чье поручительство сегодня зачитали и столь небрежно положили под сукно. Наивный человек, он полагает, что с этой девочкой, с Лисиной, творится произвол. А это даже не произвол, это хуже. Тут видна чья-то твердая рука. Твердая и очень жесткая. — А как вы думаете, господа адвокаты, — теперь уже Бабушкин обращался ко всем троим защитникам Саши, — что если я по поводу вашей подопечной соберу пресс-конференцию? Я полагаю, вам есть о чем рассказать прессе, да и своего мнения скрывать не стану. Я, конечно, не преувеличиваю силу и влияние общественного мнения, но и полностью его игнорировать тоже не стоит. Во всяком случае, эти портачи из следствия и прокуратуры должны будут понять, что их действия без внимания не останутся.
***
Правозащитной деятельностью Андрей Бабушкин занимался всю свою сознательную жизнь. Он отстаивал права заключенных и подследственных, и именно его стараниями в закон о полиции было внесено изменение, дающее право на телефонный звонок после задержания.
Журналисты знали, что Бабушкин «по воробьям» не стреляет, на объявленную им пресс-конференцию представителей пятой власти собралось изрядно. Адвокаты не только сами пришли в полном составе, но и пригласили того самого инженера-землеустроителя Лидию Дремову, что делала техническое заключение по поводу лесного массива, где, если верить версии следствия, находились «владения» Лисиной.
Увеличенные и развешенные в зале пресс-конференции фотографии и схемы наглядно свидетельствовали о том, что в этом самом лесу еще не ступала нога человека. Не меньшее впечатление произвела на журналистов и представленная адвокатом Быстровой копия карты Генплана.
— Все, что мы здесь услышали и увидели, довольно убедительно, но ведь у пострадавшей стороны тоже наверняка есть какая-то своя аргументация. Я хочу знать, кто пострадавший? Какой нанесен урон? — спросил въедливый журналист.
— Даже скрывать не стану, как мне хотелось услышать этот вопрос, — ответила Тамара Быстрова. — Дело в том, что формально в нашем деле пострадавшей стороны нет. Это следствие пытается убедить в том, что пострадавшей стороной является государство в лице Лесхоза. Сам же Лесхоз никаких исков не подавал. А не подавал он их по той простой причине, что означенные земли государству давно уже не принадлежат, а являются частной собственностью. Нашей подзащитной инкриминируются баснословные суммы в десятки миллионов рублей, а на самом деле цена этих земель всего несколько тысяч. Но сколько бы эта земля ни стоила — миллионы или копейки, — к Александре Лисиной она отношения не имеет. И сейчас я готова документально подтвердить, что земля Рослесхозу не принадлежит и эта государственная структура себя пострадавшее стороной не считает.
И Тамара Геннадьевна представила журналистам документ, полученный ею несколько дней назад.
«Земельные участки №… имеют статус земли населенного пункта. Земли Лесного фонда в соответствии с действующим законодательством изъяты из оборота, в связи с чем не имеют рыночной стоимости, но имеют налоговую стоимость: одна тысяча рублей за один квадратный метр.
Вопрос об обоснованности признания Лесхоза в качестве потерпевшего относится к компетенции суда. Генеральный директор Лесхоза Морозов», — зачитала документ адвокат Быстрова.
Когда шум в зале от этого сенсационного сообщения поутих и журналисты слегка угомонились, тот же въедливый репортер, не столько обращаясь к кому бы то ни было, сколько делая собственный вывод, заключил:
— Получается, что нет никаких оснований признавать Лесхоз потерпевшей стороной, поскольку земля ему не принадлежит. Не говоря уж о том, что цена ей — ломаный грош в базарный день.
Десятки российских изданий, телевизионных каналов и интернет-сайтов опубликовали на следующий день подробный отчет о пресс-конференции. Социальные сети были просто забиты сообщениями о том, что многодетная мать находится в тюрьме по ложному обвинению. Вывод журналистов и блогеров был однозначен: «дело Александры Лисиной» заказное, заключение многодетной матери в следственный изолятор есть не что иное, как вопиющее нарушение всех законов.
Само собой, вся информация о пресс-конференции по «делу Лисиной» тут же просочилась и на Запад. Подачка была слишком заманчивой и легкой, чтобы ее не подхватили. Западные СМИ с новой силой завопили о том, что в России практически полностью отсутствует правосудие.
***
Генералу Мингажеву не надо было ждать газетных публикаций, аудиозапись с пресс-конференции Прутков передал ему в тот же день.
— Как ты мог допустить, чтобы адвокаты получили из Лесхоза письмо такого содержания?! Ты что, с этим Морозовым до сих пор не встречался?
— Я предполагал, что они могут обратиться в Лесхоз. Но был уверен, что ответ должны составлять на
