Это был грузный старик, который выкидывал от бедра одну несгибающуюся ногу и как бы перекатывался, когда шел. Он расплющил нос о стекло парадной двери, напряженно вглядываясь в меня. Потом закричал через дверь:
- Что вам надо? У меня закрыто.
В ответ я прокричал:
- Вы - тот самый человек, который пишет письма в газеты?
- Тот самый. Вы читали эти письма?
- Разрешите войти. Я хочу с вами поговорить.
Он снял с ремня кольцо с ключами, открыл замок и раскрыл дверь.
- Итак, о чем вы хотите поговорить со мной? Об идеях?
Широкая, мягкая и простая улыбка, похожая на улыбку на каменном лице Будды, расплылась по его лицу, и глаза превратились в щелки. Выкинув свою несгибающуюся ногу, он отступил назад, пропуская меня.
- Как Энгельс оказался у вас в витрине? - спросил я.
- Вам знакомо его лицо? Почти никто не знает его в этом забытом Богом захолустье. Люди меня спрашивают: кто это, не мой ли отец? Поэтому я рассказываю им, кто такой Энгельс. Я рассказываю им, за что он выступал. Просвещаю их, хотя им это и невдомек. - Он тяжело вздохнул. - Эксплуатируемые массы.
- Сюда, верно, заходит немало представителей эксплуатируемых масс. Вы выбрали хорошее место, чтобы проповедовать свое учение.
- Проходите в заднее помещение. - Не прикоснувшись ко мне, его рука описала круг, как при объятии. - Я люблю поговорить с человеком, понимающим толк в идеях.
По узкому проходу он проводил меня в заднюю часть магазина. Мы миновали крохотный офис с высоким бухгалтерским столом и оказались на жилой половине. Комната, в которой он предложил мне сесть, представляла собой сочетание гостиной и кухни. Там стоял сосновый стол, несколько старых кожаных кресел и крашеных деревянных стульев, книжный шкаф в углу, газовая плитка на полке возле раковины. Над книжным шкафом висел любительский набросок Карла Маркса, сделанный карандашом.
- Почему вы не выставите Маркса в витрине?
- Тогда не так много людей будут спрашивать меня, кто это, потому что они его знают. Я потеряю возможность учить их.
- Вы уже давно живете в этом городе, не так ли, господин Кауфман?
- Почти всю свою жизнь. Я пробыл на этом месте последние тридцать пять лет.
- Вы кое-что можете рассказать мне о муниципальном правительстве. Кому принадлежит настоящая власть в этом городе?
- Вы - репортер? Или пишете книгу?
- Я собираю материал.
Он не стал уточнять, какой материал я собираю, улыбнулся еще более ласково и сказал:
- Вы хотите услышать то, что об этом пишут в газетах для эксплуатируемых масс? Или то, что представляется мне? Иной раз я думаю, особенно с тех пор, как они вышвырнули профсоюзных лидеров с химических фабрик, что я - единственный человек в городе, который не совсем ослеп.
- Излагайте по-своему.
Он откинулся в широком кресле и скрестил свою здоровую ногу с несгибающейся.
- Согласно уставу города, городские законы принимаются городским советом, состоящим из двенадцати членов, которые избираются ежегодно населением, голосующим на своих участках. Мэр, который ежегодно избирается всеми гражданами вне зависимости от местожительства, является главой исполнительной городской власти и обеспечивает осуществление городских законов, которые принимаются советом.
- Кто командует полицией?
- Полицейское управление, членом которого является и мэр в силу занимаемой должности. Остальные три члена назначаются на перекрывающие друг друга трехлетние сроки городским советом. Все это соответствует положениям устава.
- А кто настоящий хозяин в городе?
- Городом командует Алонсо Сэнфорд. Но нельзя сказать, что он фактически управляет им. В течение многих лет он поддерживал деловой союз с человеком, которого звали Дж. Д. Уэзер. Уэзер вырвал концессию на использование игральных автоматов в нашем районе и в течение нескольких лет превратился в городского босса старого образца. Он не скупился и наложил руку на совет и на полицию. В то же время не забывал и о рядовых горожанах: инсценировал политические представления, помогал бедным людям выбраться из затруднений, старался обеспечить их медицинским обслуживанием, когда они не могли платить по счетам, помогал семьям попасть в списки на получение пособий, принимал участие в кампаниях, которые проводили поляки, сербы, итальянцы и другие меньшинства. Получалось так, что его знал весь город, и он нравился большинству людей. Они знали, что могут рассчитывать на Дж. Д. Уэзера в случае затруднительного положения, и голосовали так, как он хотел. Сам он никогда не занимал никаких должностей, но за последние пятнадцать лет ни один мэр и ни один член совета не мог быть избран без благословения Дж. Д.
- Какова же во всем этом роль Алонсо Сэнфорда?
- Она заключается хотя бы в том, что человек вроде Уэзера не смог бы безнаказанно коррумпировать городское правительство без его помощи. Так называемые лучшие люди изгнали бы его из города. Сэнфорд обеспечил первоклассную протекцию.
- Я не понимаю, что от этой сделки получил Сэнфорд?
- Все, что хотел, - сказал старик. - Людей в учреждениях, которые не станут облагать слишком большими налогами его недвижимость, полицию, которая позаботится о том, чтобы на его заводах не активничали профсоюзы. Используя Дж. Д. Уэзера, Сэнфорд сам оставался в стороне и мог выдавать себя за важного старожила. До тех пор пока его это не касалось, грызуны могли свободно пастись в городе.
Мне было больно слушать, когда о моем отце говорили такие вещи. Я никогда не расставался с его образом, возникшим у меня в детстве: передовой гражданин, честный бизнесмен, прямолинейный человек, всеобщий друг.
- Дж. Д. Уэзер действительно был таким скверным человеком?
- Он был плох для города. Не думаю, что он сам когда-либо брал взятки, но создавал для других возможность это делать. Когда появляется коррупция, то она распространяется вплоть до полицейского на участке, берущего процент с каждой проститутки или выгораживающего мелкого вора. В личном плане Дж. Д. Уэзер был неплохой человек. Он сделал много хорошего для отдельных людей - в этом одна из причин его влияния в городе. В то же время он вмешивался в демократические процессы и коррумпировал этот город вдоль и поперек. Загребал по тысяче в неделю на своих игровых автоматах. Легко быть щедрым, заключая выгодные сделки.
- Вам он не очень-то нравился?
- Почему этот город отстал на двадцать лет? - фыркнул старик. - Мужчины и женщины работают на химических заводах за пятнадцать - двадцать долларов в неделю. Они пытаются что-то предпринять в свою защиту, а полицейские волокут их лидеров на окраину, избивают там и выставляют из города. Игральные автоматы, бильярдные, дома терпимости - вместо детских площадок и коммунальных жилых зданий, которые могли бы предотвратить рост молодежной преступности. Самые скверные трущобы в стране, а Алонсо Сэнфорд дерет с них высокую ренту. Почему сохраняется такое положение? Потому что они сговорились его сохранять. Я думал, дела начнут меняться, когда год назад пришел Аллистер...
- Уже два года, как Дж. Д. Уэзер умер. Как сейчас обстоят дела в городе?
- Все еще звучит та же мелодия, молодой человек. Именно этого я не могу понять. При Аллистере...
- Он теперь мэр, не так ли?
- Он уже почти два года мэр. Проводил свою предвыборную кампанию под лозунгами реформ. Пообещал очистить город. Он был молодым адвокатом в ведомстве прокурора и выступал как борец с коррупцией. Я думал, что он не обманывает. Так же думали многие. Он получил поддержку честных представителей среднего класса и рабочих, у которых было некоторое представление о своем благе. После убийства Дж. Д. Уэзера он в буквальном смысле покорил город. Ему были известны факты коррупции в муниципалитете, и он не встретил сопротивления. Все это было во время предвыборной кампании. Но когда он занял пост, все осталось как прежде. В прошлом году он добивался переизбрания и значительно поубавил свою прыть. Он больше не оперировал фактами, а разглагольствовал с высокопарными обобщениями. Но прошел с огромным преимуществом, потому что у него не было серьезного соперника.
- Как это можно объяснить? Сэнфорд вроде бы должен был ему противодействовать.
- Думаю, что Джефферсон был прав, - мрачно заметил старик, - власть развращает. Зачем Сэнфорду и реакционным силам противиться человеку, если они могут его приручить и использовать? Я не знаю ничего определенного, но подозреваю, что Сэнфорд готовит его на место Дж. Д. Уэзера. Я знаю только одно. Почти за два года в кресле мэра Аллистер не пошевелил и пальцем. Он распространяется о зле в городе, но никогда конкретно не указывает на его проявления. Свое время он тратит на создание политической машины. Полагаю, что власть испортила его. Может быть, его загипнотизировали деньги Сэнфорда. Не знаю. Во всяком случае, это пример трудностей при проведении реформ конституционным путем. Сам я выступаю против эволюционных методов.
