После руин и разрушений войны он, наконец-то, попал в рай великолепных архитектурных ансамблей, старинных особняков, цветущих парков.
И… через неделю он уже полностью забыл о войне, о неимоверных физических и моральных нагрузках, о приятной тяжести оружия в руках… Он полностью окунулся в этот сказочный курортный сон…
Только одно смущало его и заставляло выходить на пляж только ранним утром и вечером – многочисленные безобразные шрамы от пулевых и осколочных ранений, в изобилии покрывающие его тело. Он не терпел с детских лет проявлений жалости к себе, и единожды заметив, с какой материнской жалостью смотрит на его шрамы пожилая женщина, он сразу же решил для себя не выходить на пляж в дневные часы, когда там полно народу.
Время в Сочи летело с неимоверной скоростью, и братья глазом не успели моргнуть, как пролетел двадцать один день отдыха, предусмотренный путёвкой.
Седой загрустил. Ему не хотелось уезжать, но Анатолию через неделю нужно было выходить на работу.
- Ладно, братишка, давай ещё пару дней побарахтаемся в море «дикарями», а потом я тебя довезу до самого дома, - предложил Седой.
- А жить где будем? – Анатолий любил комфортную жизнь.
- Брат, я же военный человек! У меня в машине есть всё! И даже двухместная палатка! Есть надувной матрац, такие же подушки… Мы встанем где-нибудь на Мамайке в соснах, и пару дней оттянемся по полной!
- Ладно! Уговорил. Правда, я хотел попасть домой пораньше, там ведь тоже дела есть…
- Толян! Поверь мне, моему военному опыту: все дела не переделаешь! Никогда! Всегда будет что-то, что ты хотел сделать, да не успел, или не позволили обстоятельства.
- Я же сказал, что согласен! Поехали на Мамайку.
Братья набрали продуктов на два дня, взяли две бутылки водки, десять пива и, загрузив портативный холодильник, стоявший в багажнике «Форда-Скорпио», помчались на выезд из города, в посёлок Мамайка, поразивший их во время экскурсионного путешествия на теплоходе полупустыми пляжами и чистой, как слеза морской водой.
Седой ещё тогда присмотрел группу сосен, подумав, что вот идеальное место для «дикого» отдыха.
Он быстро поставил палатку, которая была предназначена для гор, и достаточно было только раскрыть её, как каркас сам ставился на место. Оставалось только закрепить её на земле или на льду приколышами. Словом, через десять минут палатка с матрацем и подушками была полностью готова к эксплуатации…
- Вот это чудо! – сказал Анатолий, глядя, как ловко Седой управляется с палаткой. – Никогда не видел такой!
- Это горный образец. Если в горах застал буран или сильный снегопад, дорога каждая секунда. Поэтому здесь всё рассчитано на быструю установку. Хочешь, оставлю её тебе?
- Конечно хочу! Это же для рыбалки, для охоты вещь очень удобная! Раз! И готово: палатка стоит! Да все мои товарищи по рыбалке просто обалдеют, когда увидят это чудо!
- Лады, Толян! Доедем до Донецка, заберёшь палатку.
- Ты не шутишь? Расстаться с такой вещью!
- У нас будет очередное списание, и я себе ещё возьму. Не переживай!
Двое суток братья фактически не выходили из моря, будто стремясь накупаться в солёной морской воде на всю оставшуюся жизнь…
А вода была – просто чудо – прозрачная – каждый камушек виден на дне, тёплая, как парное молоко, а установившийся штиль, как будто специально для них, давал возможность расслабленно полежать на воде, ловя лицом нежные солнечные лучи… И, казалось, не будет конца этому раю на земле, - так спокойно и тихо было на этом кусочке морского побережья, выбранного братьями для двух дней отдыха…
Братья пили холодное пиво, болтали ни о чём, отчаянно предаваясь только морю и безделью…
И не знал Седой, что совсем чуть-чуть остаётся до того момента, когда он навсегда потеряет своё спецназовское прозвище и станет простым гражданином Сербиным… А Анатолия ожидала совсем иная - непредсказуемая судьба…
Оставалось чуть-чуть до поворота судьбы, который навсегда изменит жизнь…
Сербин не мог себе объяснить, почему его вдруг неудержимо потянуло в те места. Не мог… Но ему стало до того неуютно дома, что он бросил работу над новой книгой. Как только он садился к компьютеру, пальцы деревенели. Во рту пересыхало, а сигарета начинала пахнуть не дорогим табаком, а прелой соломой… Панический ли страх, психическая неуравновешенность – как бы ни называлось это состояние, но писать здесь он больше не мог.
Там, в Головинке не было ничего хорошего, привлекательного для Сербина. Скорей наоборот… Четыре года назад его там постигло огромное несчастье. Он отдыхал с братом Анатолием в Сочи. Отпуск заканчивался у обоих – ему нужно было возвращаться в Чечню, где он служил в военной разведке, а брату домой – в Донецкую область, где он работал в шахтоуправлении.
Они выехали на рассвете, чтобы избежать дневной жары и длинных колонн пыхтящих выхлопами соляры грузовиков, которые невозможно было обогнать на серпантинах горной дороги. Вот на этих серпантинах Сербину и пришлось пережить один из самых ужасных моментов в его жизни… Двое молодых, черноголовых людей на белом «Лэнд Ровере» затеяли с ними игру в «догонялки» на извилистой дороге. Они появились после Дагомыса, вынырнув из какого-то переулка, и обогнали их, едва не зацепив крылом их «Форд». Внедорожник исчезал впереди, за ближайшим поворотом, затем неожиданно появлялся сзади, впритирку обгоняя их машину. На одном из крутых поворотов «Лэнд Ровер» пронесся так близко к «Форду», что снес своим «кенгурятником» боковое зеркало. Взрыв негодования Сербина вызвал у чернявых мальчишек только приступ гомерического хохота.
Трагедия произошла под посёлком Головинка. Во время очередного обгона из-за поворота неожиданно показался встречный «КАМАЗ». Внедорожник шёл ему лоб в лоб, и водитель грузовика инстинктивно крутанул руль влево, уходя от столкновения, и в этот момент приземистый «Форд» показался из-за огромного корпуса «Лэнд Ровера»…
Когда Сербин пришёл в себя, невыносимая боль в правой ноге, зажатой вбитым в салон автомобиля двигателем, стеганула его плетью по каждой клеточке тела. Окровавленное тело Анатолия лежало на капоте: удар был такой силы, что пассажирское сиденье вместе с привязным ремнём вырвало из креплений. Анатолий головой выбил ветровое стекло, вылетев из машины, и уткнулся в капот «КАМАЗа», сложившись пополам…
Вторично Сербин пришёл в себя уже в больнице в Лазаревском, с ампутированной ниже колена правой ногой.
За эти годы он свыкся с увечьем, переборол отчаяние и нежелание жить дальше калекой, научился ходить на протезе. Утихла даже холодная ненависть к чернявеньким «шутникам», ставшим причиной трагедии.
Их так и не нашли, хотя Анатолий сделал несколько снимков фотокамерой телефона: и номеров «Лэнд Ровера» и лиц мальчишек. Но оказалось, что телефона у Анатолия в поясном чехле при осмотре места происшествия не обнаружили, а водитель «КАМАЗа» стал вдруг давать показания, что никакого внедорожника на дороге не видел, а обходил он, уходя от столкновения, какую-то «девятку». В конце концов, следователь - майор юстиции Петросян сказал Сербину, что дело бесперспективное, так как по дорогам курорта мотаются тысячи «девяток» и третья часть их - ворованные…
Сербин пытался восстановиться в отряде спецназа ГРУ, в котором служил до увечья, соглашаясь на любую должность, но новый – гражданский министр обороны отказался даже принять его, невзирая на былые боевые заслуги. Так он перестал быть Седым – крутым разведчиком, а стал гражданином Сербиным…
Он нашёл себе занятие – стал писать книги о той, другой жизни, в которой он был востребован, которую знал, в которой ему всё было ясно и понятно.
Но в последнее время воспоминания о трагедии на дороге стали донимать его всё чаще и чаще, оставаясь незаживающей раной. При одной мысли о той поездке его прошибал холодный пот. Засыпая, он явственно видел лица тех мальчишек, показывающих ему в окно оттопыренный средний палец. Он убеждал себя, что надо справиться с этим, забыть всё… Но каждый раз, просыпаясь и закуривая утреннюю сигарету, он вновь начинал перемалывать в сознании случившееся тогда.
