– Может, вам удастся немного скостить ему срок? – непривычным для него умоляющим тоном проговорил Андреа. – Вы же знаете, мой брат не просто так прикончил ту стерву. У нее случались приступы безумия, и когда она схватилась за нож… У него просто не было другого выхода!
– Красавчик, ну ты же сам прекрасно понимаешь, что четыре пули как-то многовато для самозащиты, – усмехнулся Папийон. Но заметил выражение лица корсиканца и добавил, прогнав улыбку: – Ладно, может, если он будет примерно себя вести, мне и удастся что-нибудь сделать… Давай говори, где искать твою Розу.
После ухода Андреа комиссар сделал два звонка по поводу его брата и, хмурясь, стал просматривать свои записи. Дело двигалось зигзагами, но тем не менее двигалось. Утром звонок по поводу зверского убийства, в доме – слуга, находящийся почти в невменяемом состоянии, допрос которого приходится отложить. Полицейский фотограф, весельчак Гадро, делает снимки при вспышках магния. Ажаны возле дома, весть об убийстве моментально облетает квартал, вскоре, само собой, собираются зеваки… О встрече просит молодой маркиз де Монкур, живущий на той же улице. Он только что узнал о гибели графа и, волнуясь, рассказывает, как во вторник вечером стал свидетелем ссоры между Ковалевским и молодым бароном Корфом, который в запальчивости обещал убить графа. Маркиз добавляет, что во вторник он покинул автомобильный клуб одновременно с бароном, то есть около одиннадцати вечера. Комиссар едет туда, где живет Корф, беседует с консьержем, выясняет, что молодой человек в ночь со вторника на среду вернулся гораздо позже одиннадцати, и отправляется в дом Амалии. Далее – разговор с бароном… возвращение… слуга уже в состоянии говорить… пропавшие деньги и ценности… И, наконец, самое главное – свидетель, который видел убийцу. Все?
Нет, не все, нашептывал Папийону внутренний голос. Что-то с этим делом не так… не так… совсем не так! Хотя при поверхностном взгляде все кажется предельно просто… А, черт побери!
– Я привез ее, патрон, – докладывает молодой Мерлен, многообещающий сотрудник, которого перевели к ним недавно.
Парень не настолько смел, чтобы, как Бюсси, выдвигать свои версии и защищать их. Нет, пока он только впитывает, учится и мотает на ус. Кстати, усы, в подражание Папийону, юноша тоже пытается отрастить, но пока безрезультатно. Мерлен хорошо печатает на машинке, старателен и трудолюбив, но комиссар оберегает его от столкновения с самыми мрачными сторонами человеческой жизни. Пусть пока походит свеженький, всегда одетый с иголочки наивный парнишка, полный надежд. У него впереди вся жизнь, чтобы загрубеть и стать таким, как он, комиссар Папийон.
Вот Мерлен вталкивает в комнату маленькую, узкогрудую рыжеватую женщину с типичным для жрицы любви напряженным выражением лица. На носу у нее несколько веснушек, возраст – выбирайте любой от двадцати до тридцати пяти включительно, глаза смотрят недоверчиво, с профессиональным прищуром.
– Садись, Роза… Андреа тебе уже все сказал?
Красотка бросает на полицейского слегка презрительный взгляд, достает дешевые папиросы и закуривает, даже не спрашивая разрешения. И Папийон не делает ей замечания. Пусть он комиссар, а Роза всего лишь маленькая шлюшка, в данный момент она главнее его. Потому что видела убийцу, и без ее показаний все его умозрительные заключения рухнут как карточный домик, как замок из песка, который съела пенящаяся волна.
– Да чего уж там, задавайте ваши вопросы, – роняет женщина.
Голос у нее хрипловатый, с характерными модуляциями – тоже обычный для жриц любви голос.
– Ты знала графа Ковалевского? – спросил Папийон после того, как стандартные вопросы об имени, возрасте и профессии свидетеля исчерпаны.
– Я с ним не спала, – тотчас перевела Роза разговор в понятную ей плоскость. Ее карие глаза насмешливо блеснули. – Он предпочитал другой тип, ему нравились брюнетки. Хотите подробностей – спросите у Викторины.
Верно, на портрете, что лежал в ящике стола, была изображена брюнетка. Однако сейчас комиссара интересовало совсем другое.
– В ночь со вторника на среду ты работала на площади?
– Да.
– И видела человека, который крутился возле особняка графа Ковалевского?
– Вы же знаете, что видела.
– Опиши, как он выглядел.
– Высокий, симпатичный. Военный.
– С чего ты так решила?
– Выправка, – презрительно бросила Роза, явно не любившая длинных фраз.
– Как он был одет?
– Темный плащ. Воротник поднят. Руки в карманах.
«Черт, отличный свидетель! – подумал комиссар в невольном восхищении. – Не то что некоторые, которые нагородят горы слов, и поди разберись в них. Нет, тут все к месту, и каждое слово на вес золота».
– Головной убор?
– Без шляпы. Блондин.
– Может, ты и цвет его глаз успела запомнить?
– А то! Глаза голубые. Так и запишите.
Одно к одному – молодой барон Корф. О-хо-хо, бедная его мать! Нелегко ей придется, особенно когда в семью вцепятся газетчики…
– Когда это было?
– Около полуночи. Я только вышла на работу.
– Опиши, что именно мужчина делал.
– Подошел к особняку графа. Я уже тогда обратила внимание, что он не звонит, а словно чего-то ждет. Застрял у двери. Но тут меня отвлекли.
«Знамо дело, клиент подвернулся, некогда по сторонам глазеть, пусть даже поблизости режут хоть дюжину графов», – хмыкнул про себя полицейский.
– Когда ты вернулась на площадь?
– Через полчаса, чтобы не соврать. И тут вижу, он бежит обратно.
– Блондин с военной выправкой?
Роза молча кивнула, выпуская кольцо голубоватого дыма.
– Ты видела, как он выходил из особняка?
– Врать не буду, не видела. Но двигался оттуда, факт.
– У него были при себе какие-то вещи? Что-нибудь, чего не было, когда ты видела его в первый раз?
– Вроде нет. По-моему, руки у него были свободные.
– Что дальше?
– Ну, я хотела завести с ним разговор, но мужчина просто меня оттолкнул и побежал дальше. – Роза подняла левую руку. – Видите пятно на рукаве, над манжетой? Это он оставил, когда толкнул меня. Я пыталась стереть, да какое там. Кровь хреново смывается, факт.
– Ты раньше не видела этого человека?
– Нет, никогда.
– А могла бы его опознать?
– Без проблем.
– Больше той ночью не заметила ничего подозрительного? Может быть, кто-нибудь еще подходил к особняку, входил в него, выходил оттуда?
– Нет, ничего такого я не помню.
– Значит, никто, кроме блондина с военной выправкой, поблизости не вертелся?
– Никто.
Комиссар испытующе посмотрел на женщину.
– Ты понимаешь, что этому человеку грозит гильотина и что именно ты способна послать его на эшафот? Кому-нибудь еще, кроме Андреа, ты говорила, что видела его?
– Ну, может, паре девчонок, – фыркнула Роза. – А что? Хотите сказать, что он может кокнуть меня, как того графа?
– Я бы не стал исключать такую возможность, – хмуро ответил комиссар. – Поэтому прошу тебя быть поосторожнее. Может, тебе стоит на время оставить ремесло? И, пожалуй, неплохо будет переехать. Охрану я тебе обеспечу.
– Бросьте, комиссар, – усмехнулась Роза. Поискала глазами пепельницу и, не найдя ее, загасила сигарету прямо о столешницу. – Не на такую напали. Андреа меня в обиду не даст, да я и сама смогу за себя постоять. – Она задрала юбку и продемонстрировала комиссару нож в чехле, пришитом к подвязке. – А в сумочке у меня всегда револьвер.
– Тяжелая у тебя работа, – заметил Папийон не то сочувственно, не то со скрытой иронией. – Подпиши протокол. Вот здесь.
– И не говорите, работенка та еще, – вздохнула Роза. Криво расписалась и поднялась с места. – Круче, чем у вас, это факт.
И, посмеиваясь над собственной шуткой, женщина вышла из кабинета. А на прощание еще и сделала глазки Мерлену, который попался ей в коридоре.
Папийон вызвал двух из четырех своих агентов, считавшихся лучшими специалистами по слежке, и дал им наказ: заняться Розой и по очереди вести ее двадцать четыре часа в сутки. Когда дело было настолько серьезным, комиссар не полагался ни на чьи заверения, предпочитал рассчитывать только на себя и на ближайший круг своих помощников, который не превышал десятка человек. Что касается двух других специалистов по слежке, комиссар уже успел дать им поручение – не выпускать из виду главного подозреваемого, Михаила Корфа.
– Я принес вечерние выпуски, – доложил Казимир, входя в дом.
На него сразу налетели две взволнованные женщины и отобрали ворох свежих, вкусно пахнущих типографской краской листков. Развернув первую же газету, Амалия увидела на первой полосе, на самом верху, где обычно публиковали только самые громкие, самые важные новости, заголовок:
«Русское дело
Кровавое убийство аристократа в Париже»
Статью сопровождали две фотографии – особняка, в котором произошло преступление, а также господина средних лет с ухоженными усами – жертвы неизвестного убийцы. Лицо как лицо, со слегка прищуренными глазами, черты правильные – не за что зацепиться; увидишь такого месье на улице, и через мгновение его образ выветрится из памяти. Волосы, судя по всему, темно-русые, зачесаны назад, открывая высокий лоб, одежда выглядит безупречно. Жил человек, носил графский титул и сделал этот снимок у модного фотографа, не подозревая о том, что его изображение однажды увидит вся Европа – в сообщении о сенсационном убийстве… Амалия на ходу начала читать текст и едва не налетела на Александра.
