Итак, на теле убитого было обнаружено тринадцать колотых ран. Снова зловещее число — «двенадцатью испытаниями ножа и ножом», как сказано в трактате «Зогар». Однако в Фастовском деле имелись два существенные отличия от дела Бейлиса. Во-первых, еврей Фроим Пашков (Пасиков) опознал в убитом своего сына Иосселя, а во-вторых, неподалеку от места преступления был задержан неоднократно судимый Иван Гончарук в запачканной кровью одежде, с окровавленным ножом за голенищем. Поскольку жертвой оказался еврейский мальчик, а подозрение пало на бродягу, черносотенцы не имели оснований связывать это преступление с ритуалом.
Вместе с тем в напряженной атмосфере того времени Фастовское дело не могло не стать предметом домыслов и спекуляций. Начало положила газета «Речь», являвшаяся главным печатным органом партии кадетов. Корреспондент этой петербургской газеты съездил в Киев, поговорил с очевидцами и изложил свою версию происшедшего. По его словам, арестованный Гончарук был близок к членам Союза русского народа: «он имел какие-то знакомства и связи на станции железной дороги, где весь штат служащих состоит из «союзников». Соседи по ночлежке видели у Гончарука большую сумму денег, а самое удивительное, что он присматривался к русским подросткам, словно намечая будущую жертву. По словам корреспондента, убийца случайно принял Иосселя Пашкова за русского: «Что мальчик говорил с какой-то девочкой (сестрой) по-еврейски, могло его и не смутить, потому что в этой местности многие христианские дети говорят свободно по-еврейски». Газета «Речь» прозрачно намекала на то, что убийца, нанятый черносотенцами, должен был зарезать христианского ребенка, чтобы можно было устроить новый ритуальный процесс: «И вот он заводит свою жертву на еврейскую усадьбу и там закалывает ее 13-ю ударами ножа в шею по всем правилам «ритуала», столь популярно изложенного гг. Замысловским, Шмаковым и компанией. Все это невольно наводит на мысль, что за спиной убийцы могли здесь стоять «черные цадики» из той «секты», которой хорошо ведома тайна политико-ритуальных убийств…»[36]
Воистину помешательство овладело всеми. Одним мерещился всемирный жидо-масонский заговор, другие во всем усматривали полицейско-черносотенную провокацию. Но такова была сила печатного слова, что судебное ведомство незамедлительно взялось за проверку газетной корреспонденции. Тело Иосселя Пашкова было извлечено из могилы, прозектор Туфанов произвел повторное вскрытие. Ни один из фактов, упомянутых в корреспонденции, не подтвердился.
На этом, однако, помешательство не прекратилось. Спустя несколько дней начальник киевского жандармского управления полковник А. Ф. Шредель доложил директору департамента полиции С. П. Белецкому: «… возникли основательные предположения о том, что задержанный по подозрению в убийстве Иван Гончарук к этому делу не причастен и что убитый Иоссель Пашков не есть сын еврея Пашкова, а христианский мальчик, исчезнувший из Житомира в начале ноября 1913 года, сын местного канцелярского чиновника Тараненко, который до предъявления ему трупа дал точное описание особых скрытых примет, действительно оказавшихся на трупе»[37].
Легко представить, какой шум подняла черносотенная пресса. Вырисовывалась кошмарная картина. Изуверы не отказались от кровавых обрядов, но после процесса над Бейлисом стали более осмотрительными. Похитив в Житомире мальчика Борю Тараненко, они придумали отвлекающий маневр. Один из сектантов якобы опознал в злодейски умерщвленном русском ребенке своего сына и тем самым сбил следствие с верного пути. Настоящий же Иоссель Пашков, по утверждению черносотенной прессы, скрылся за границей вместе с семьей Менделя Бейлиса (действительно, с Бейлисами выехал один из родственников Пашковых). К тому же выяснилось, что накануне убийства в Фастове заложили синагогу, и на церемонию приезжали раввины.
Все возвращалось на круги своя. Профессор И. А.Сикорский назвал фастовское убийство ритуальным, Г. Г. Чаплинский, уже получивший высокое назначение в сенат, но еще не покинувший Киев, докладывал о результатах расследования министру юстиции И. Г. Щегловитову. Были арестованы Фроим Пашков и некий Гутгарц (тоже приказчик, как и Бейлис).
Новый ритуальный процесс не состоялся, потому что пропавший мальчик Боря Тараненко вскоре был обнаружен живым и невредимым. Он просто сбежал из дома. Что касается убитого подростка, то, по заключению экспертизы, он оказался все-таки Иосселем Пашковым. Его отца и других арестованных евреев освободили, следствие о подмене тела закрыли. Иван Гончарук был предан суду и в феврале 1915 года приговорен к пятнадцати годам каторжных работ. Преступник невнятно объяснил, что якобы хотел отомстить каким-то евреям, поколотившим его за кражу. Однако вся обстановка свидетельствовала о том, что это было садистское преступление, совершенное по схеме убийства Ющинского.
Казалось бы, сопоставление напрашивалось само собой, но судебное следствие ограничилось рамками исключительно Фастовского дела. Отчасти это объяснялось тем, что процесс над Иваном Гончаруком состоялся в разгар первой мировой войны, когда было не до возобновления закрытых дел. Но главная причина, на мой взгляд, заключалась в том, что убийца-садист абсолютно никому не был нужен — ни черносотенцам, доискивавшимся религиозных изуверов, ни защитникам Бейлиса, так долго доказывавшим виновность шайки Веры Чеберяк.
Разумеется, нельзя с полной уверенностью утверждать, что именно Гончарук был виновен в смерти Андрея Ющинского. Однако версия о маньяке представляется куда более вероятной, чем предположение о ничем не мотивированном убийстве, совершенном воровской шайкой, или кровавом ритуале, якобы осуществленном изуверами. В романе настоящий преступник появляется в последней главе. Сцена встречи Владимира Голубева с бродягой у мельницы Бродского, конечно, вымышленная. Маньяк заранее решил, что выберет «жиденка», чтобы не вызвать лишнего шума. Но студент до такой степени поглощен мыслями о заговоре Сионских мудрецов, что никаких намеков не воспринимает.
Судьбы участников дела Бейлиса
Возможно читателям покажется интересным узнать о дальнейшей судьбе людей, фигурирующих в романе. Мендель Бейлис вскоре после оправдания вместе с семьей уехал в Палестину, но не вынес тягот, которые преследовали первых еврейских переселенцев на Земле Обетованной, и в конце концов перебрался в США, где написал (вернее, продиктовал) свои мемуары. Больших гонораров он не получил, поскольку общественный интерес к его особе почти иссяк. Бейлис трудился в типографии и умер в 1934 г. почти таким же бедняком, каким жил в Киеве.
Студент Владимир Голубев добровольцем ушел на Первую мировую войну. Прапорщик Голубев командовал ротой, получил ранение, вернулся в строй, был представлен к Георгиевскому кресту и пал на поле сражения через два месяца после начала войны. Еще два человека, доказывавших существование догмата крови, умерли в годы войны, но не на поле боя, а по естественным причинам: А. С. Шмаков — в 1916, Иустин Пранайтис — в 1917 г.
После Февральской революции 1917 года судебные деятели, причастные к организации киевского процесса, предстали перед Чрезвычайной следственной комиссией, созданной Временным правительством для расследования злоупотреблений царских сановников. Одним из первых был арестован и заключен в Петропавловскую крепость бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов, в канун революции назначенный председателем Государственного совета. Комиссия Временного правительства именовалась Чрезвычайной, отчего её иногда путают с ЧК более позднего периода. На самом деле деятельность этого следственного органа осуществлялась с соблюдением законов. И. Г. Щегловитова обвиняли во многих злоупотреблениях, в том числе в организации ритуального процесса. Чрезвычайная следственная комиссия допрашивала также Г. Г. Замысловского, А. В. Лядова, Г. Г. Чаплинского.
Напротив, юристы, чьи имена прогремели в качестве защитников Бейлиса, получили высокие посты в судебном ведомстве. А. С. Зарудный стал министром юстиции в одном из составов Временного правительства, Д. Н. Григорович-Барский — председателем киевской судебной палаты, В. А. Маклаков — послом в Париже. Были карьеры и поскромнее: бывший пристав Н. А. Красовский объявил себя социалистом и вновь возглавил киевское сыскное отделение, но теперь его должность называлась по-новому — комиссар совета объединенных общественных организаций.
В октябре 1917 г. власть перешла к большевикам. Бывшие обвинители и защитники оказались в одинаковом положении. Большевики собирались устроить показательный процесс над И. Г. Щегловитовым, известным своими правыми взглядами. Но суд так и не состоялся. И. Г. Щегловитов был перевезен в Москву и 5 сентября 1918 года расстрелян вместе с другими заложниками на Ходынском поле. Что касается Г. Г. Чаплинского, то ему повезло: накануне октября он был освобожден и уехал из Петрограда. Дальнейшая его судьба неизвестна. Впрочем, зная о хаосе периода Гражданской войны, удивляться этому не следует. Люди исчезали бесследно. Человеческая жизнь ничего не стоила: если не убивали пули, то косили болезни. Так, от тифа скончался Г. Г. Замысловский.
