— Общем так, вы сейчас сваливаете отсюда, и пока не предложите что-нибудь дельное, к нам не суйтесь. Попытаетесь взять штурмом зону, мы будем давить ваших сослуживцев, и каждый час выдавать вам активистов в непотребном виде. Молите Бога, что мы вас отпускаем, так как вы взяли на себя роль парламентеров, а то сидеть вам вместе со своими прапорами. За ваши козни и беспредел — сейчас бы вас без базара… — Дрон обхватил свое горло пальцами, намекая на удушение, — мужики, пропустите их, пусть подумают над нашими словами.
Под громкое улюлюканье и всякого рода гадости, начальство колонии было вынуждено убраться с территории зоны.
Итак, изолятор был освобожден.
Штаб, где раньше располагались на втором этаже ДПНК и смена контролеров — опустел.
К лейтенанту Брагину и прапорщику, брошенных в камеры, добавилось еще двое прапоров, схваченных зэками в промзоне.
Сформированные отряды осужденных распределили по всему периметру колонии. Особое внимание уделялось въездным воротам, производственной и жилой зон, которые общими усилиями начали заваливать разным хламом, нагромождая баррикады. Сносили туда двухъярусные шконки, деревянные тумбочками, которые в случае штурма будут поджигаться.
За всеми действиями строго следил блаткомитет зоны.
Дрон и вся лагерная братия, заняли бывшее помещение штаба и оттуда давали указания всем заключенным. Посыльные бегали по отрядам и местам скопления восставших и передавая распоряжения. Отряды делились на бригады, бригады разбивались на звенья, во главе каждого стоял, назначенный заранее пацан или крепкий, имевший среди зэков авторитет — мужик. К примеру, такой, как Матвей из шестнадцатого отряда.
На входе в столовую стояли крепкие «бойцы» и без особой надобности никого туда не пускали: еще неизвестно, сколько времени зоне придется сдерживать осаду ментов, а продуктов на складе было не так уж много. По указанию блаткомитета на кухню стаскивались все продукты, которые удалось собрать в общак.
Понимая и чувствуя обстановку в мятежной зоне, мужики сами подходили и сдавали продукты: кто сколько мог, и такая солидарность радовала всех. В такой момент неприятели забывали о своих распрях, старались встать бок обок для последующих действий. Даже «обиженные», и те сплотились в небольшие группы, желая принять участие в неповиновении. Кто утром был лоялен к восставшим, то к вечеру был уже в их рядах. Но много мужиков отказывались участвовать в неповиновении властям, они держались особняком в отдельных отрядах и с опаской смотрели на приготовления блатных. Страх перед наказанием не давал им принять решение и влиться в ряды бунтовщиков.
Ужинали поотрядно: повара постарались на славу, приготовив отменный ужин, и что самое главное — всем осужденным, принявшим активное участие в неповиновении, было налито по сто грамм водки, которая была завезена с объекта и доставлялась в зону по другим каналам. Дрон с пацанами не знали устали, они обходили посты восставших. Ирощенко внимательно наблюдал за расстановкой сил и по мере надобности менял позиции осужденных.
Два часа, данные на принятие решения, уже прошли. Группа осужденных подошла к КПП и криками стала вызывать начальство, надеясь, что кто-то выйдет им навстречу.
За забором, со стороны свободы, раздался звук вещания мегафона, и голосом начальника колонии было заявлено:
— Граждане осужденные! Немедленно прекратите неповиновение, зона со всех сторон окружена солдатами внутренних войск, мы даем вам последний шанс: сложите все имеющееся у вас технические средства и выходите на плац, на всеобщее построение. Освободите наших сотрудников немедленно. Выведите актив зоны из первого отряда и передайте их в наши руки. В противном случае мы будем вынуждены начать штурм!
Дрон вернул несколько газет в рупор и, выждав, когда мегафон смолкнет, выкрикнул:
— А как же наши требования, и твое слово офицера? Что, сволочь, прохлявил свое слово?! Так знай: мы с мразями, запятнавшими свою честь, переговоры не ведем. Начинайте, мы вас достойно встретим.
За два с лишним часа передышки, что получили начальство и сами заключенные, администрация колонии время не теряла. К мятежной зоне уже прибыли начальник управления генерал Зыков и работники прокуратуры. Были вызваны специальные воинские подразделения по укрощению бунтов и восстаний, к колонии подтянуты бойцы внутренних войск. Кругом рассредоточились БТРы и военные машины, крытые брезентом. Колыхались ряды бойцов в форменном обмундировании, в касках на головах, с большими щитами в руках, вооруженные дубинками и саперными лопатками. На некоторых крышах бронетехники расположились автоматчики.
Все ждали приказа из Москвы. Только в высших кабинетах принимались решения: стрелять в осужденных или брать штурмом зону, без единого выстрела.
Областное управление Исправительно-Трудовых учреждений ожидало приказа из столицы и не пыталось прислушиваться к предостережениям лагерного начальства. В руках заключенных находились заложники, и в случае штурма они грозились уничтожить их.
— Это тактический ход главарей, взбаламутивших зэков, — обратился к собравшимся генерал Зыков, — они ни за что не пойдут на этот шаг. Главари бунтовщиков прекрасно знают, что получат «вышку» (смертный приговор) если лишат жизни наших сотрудников. Атаковать будем сразу с двух ворот: жилой и производственной зон. Предупредить механиков-водителей бульдозеров, в случае поджога или возникновения угрозы безопасности их жизней, немедленно покинуть кабины машин. Водители расчистят баррикады бульдозерами, следом за ними пойдут пожарные машины и попытаются разогнать весь этот сброд водометами, затем в зону войдут спецподразделения внутренних войск. Будьте уверены, как только начнется штурм, эти сволочи, сами попадают «ниц». Разрешаю применять все технические средства, вплоть до саперных лопаток. Огнестрельное оружие не применять, даже в исключительных случаях. Если возникнет прямая угроза жизни солдат или сотрудников учреждения, применять оружие только в целях устрашения, и стрелять поверх голов.
— Товарищ генерал, — обратился к начальнику управления, подбежавший офицер, — Москва на связи. Генерал быстро прошел в крытую штабную машину и выслушал по телефону приказания. Он вышел из фургона, и тут же был окружен группой офицеров и работников прокуратуры, нетерпеливо, ожидающих приказа.
— Москва не дала «добро» на применение огнестрельного оружия. Значит, будем действовать по плану.
Начальство отдало распоряжение о направлении в зону опасности двух военных вертолетов, которые будут барражировать над колонией и освещать ход событий. Также были воздвигнуты переносные вышки, на которых расположили мощные прожектора.
Планировали управиться с бунтовщиками за одну ночь, хотя высказывались мнения, что операцию стоит проводить, пока не стемнело. Под покровом ночи заключенные могут проскользнуть через заслоны военных.
— Товарищ генерал, — обратился к начальнику управления Серебров, — может попробовать еще раз образумить заключенных, ведь у них заложники.
— Да пугают они нас, полковник, как только наши бойцы ворвутся в зону, они первым делом займут здание изолятора.
К начальству подошел офицер в звании майора и по факту наблюдения, доложил обстановку в колонии.
— Товарищ генерал, нами выставлены посты, и в ходе наблюдения удалось обнаружить передвижения осужденных, интенсивно готовящихся к отражению штурма. Среди взбунтовавшихся имеются отдельные группы, которые вооружены самодельными штырями и железными прутами. Все подходы к воротам забаррикадированы, волнений и погромов в колонии не наблюдается.
Выслушав доклад офицера, генерал спросил стоявшего рядом Сереброва:
— Полковник, ты говорил, что бунтовщиками управляет какой-то уголовный авторитет.
— Да товарищ генерал, осужденный Дронов является признанным среди блатных вором в законе.
— И ты мне только сейчас об этом говоришь! Что за абсурд ты несешь, полковник? Как подобный преступник мог обосноваться в твоей колонии?
— Начальником РиОР Кузнецовым было направлено в управление прошение о переводе Дронова в другое, более жесткое учреждение, оперативного ответа не последовало. Мы содержали его в ШИЗО, но по ошибке оперчасти его выпустили в зону. Виноваты товарищ генерал, не усмотрели.
— Ну, полковник, моли Бога, чтобы все прошло бескровно, в противном случае я вас самих посажу на нары.
Представители прокуратуры не стали настаивать на выполнении формальностей и передали практически всю власть военным, для урегулирования конфликта, но напомнили о запрете применения огнестрельного оружия.
Не работники колонии, а тем более представители прокуратуры и командование воинскими подразделениями не ведали, какие приготовления шли за стенами колонии. Только несколько человек со стороны восставших отдавали себе отчет, что заключенных ждут тяжелые испытания.
