В носках, осторожно ступая, Иван Кириллович двинулся следом за главой фирмы «Барс». Оказывается, через три или четыре метра от стен все пространство пола покрывали большие листы ватмана, аккуратно соединенные по краям.
– План вашего музея, все его помещения, включая два подвальных этажа. Увеличено в двадцать пять раз. Не буду вас, Иван Кириллович, утомлять объяснениями, что и где. Не вникайте.
У Любина уже слегка закружилась голова от хитросплетений, линий, пересечений, овальных и квадратных пересекающихся фигур, от цифр разными красками…
– Помните печально известный персонаж истории сервиза «Золотая братина» в самом начале, в первые годы советской власти? – спросил Табадзе.
– Вы кого имеете в виду?
– Дмитрия Наумовича Картузова.
– Да, да… Припоминаю…
– У него была любимая присказка, по латыни: куикве суум – каждому свое. Эрудит был. Тем не менее справедливо сказано. Так что… Пусть над этим ребусом ломают головы мои умники, – Табадзе улыбнулся, – под моим руководством. Пока скажу вам две вещи. Во-первых, каким-то непостижимым образом один фрагмент этого плана снят как бы сверху…
– Не понимаю! – перебил Любин.
– Не на вашем плане. Мы перенесли этот снимок сюда… Идите! Старайтесь не наступать на чертежи. – Они сделали несколько шагов к центру зала. – Вот. Узнаете? Тоже увеличено в двадцать пять раз.
Иван Кириллович стоял возле огромного круга, обведенного жирной черной чертой.
– Мой круг! – воскликнул он.
– Совершенно верно. Ваш. А вот этот, не совсем правильный квадрат… Мы его раскрасили «зеброй»… Узнаете?
– «Золотая братина»?… – прошептал директор музея.
– Она самая. Стенд с сервизом под бронированным стеклом в подвальном помещении. Он в самом центре круга. А стрелки, расходящиеся от него на пятнадцать метров – видите? – упираются в линию круга. То есть внутри его обозначено все, что находится вокруг стенда на расстоянии пятнадцати метров.
– И… и что это значит?
– Вопросы потом. За завтраком. Хорошо?
– Да, да…
– А вот эта стрелка, совершающая угол на сорок пять градусов, как бы уходит вниз. И на чем она останавливается, Иван Кириллович? Некое помещение с внутренними перегородками. Это не что иное, как часть подвала второго нижнего этажа, что находится под стендом с «Золотой братиной».
Иван Кириллович молчал, хотя в его голове нарастали, как снежный ком, вопросы, вопросы, вопросы…
– Вижу ваши нетерпение и недоумение. И поэтому… первое, что я довожу до вашего сведения: круг с бабочкой… Давайте называть его так. Круг взят из плана вашего музея и из плоского изображения поставлен вертикально. Повторюсь: как бы сфотографирован сверху, притом с проникновением через пол в нижний этаж подвала.
– Но зачем? – вырвалось у Ивана Кирилловича.
– Это во-вторых. Скорее всего, перед нами план похищения сервиза «Золотая братина», которое должно осуществиться (пока не понятным нам образом) сверху.
– Боже мой!.. – прошептал Любин. – Через потолки двух этажей, что ли?
– Может быть… – Арчил Тимурович помолчал, о чем-то напряженно думая. – Может быть… Одно вам обещаю: ответ на этот вопрос мы обязательно найдем. Все последние дни и ночи напряженно ищем. А теперь, дорогой Иван Кириллович, следуйте за мной.
Они подошли к дальней стене, как показалось Любину, более чем странного помещения. Табадзе на неприметной панели такого же цвета, как стены, нажал кнопку. Бесшумно отодвинулась часть стены, открыв дверцы лифта, которые тут же разошлись.
– Прошу!
Оказавшись в кабине, Любин успел заметить, что Арчил Тимурович произвел еще какие-то быстрые манипуляции с панелькой – погас свет в округлом помещении, мгновенно погрузившись в кромешную тьму; как только Табадзе оказался в лифте, сдвинулись его дверцы.
Быстрое движение вверх. Дверцы лифта разошлись. Любин и Табадзе очутились в просторной комнате с широкими окнами на три стороны, задернутыми полупрозрачными занавесками бледно-коричневого цвета, и сквозь них внизу призрачно проступали асимметричные кубические формы «городка», который воспринимался каким-то ирреальным, неземным урбанистическим пейзажем, завораживающим и страшноватым одновременно.
Комната была похожа на небольшой зал дорогого изысканного ресторана: несколько столиков, покрытых накрахмаленными белыми скатертями, и один в центре, длинный (наверное, для банкетов), удобные стулья из темного дерева, мягкая мебель вдоль стен (кресла, диваны), по углам в кадках пальмы, картины на стенах (кажется, какая-то художественная резьба по металлу).
Иван Кириллович не успел рассмотреть – его удивил, можно сказать, поразил большой портрет президента Медведева, просто замечательно выполненный художником, в тяжелой, инкрустированной раме, висевший над входной дверью на третьей стене комнаты. Проследив взгляд Любина, глава фирмы «Барс» усмехнулся:
– Удивлены?
– Когда вы успели? И… и зачем?
– Портрет будущего президента я заказал еще за два месяца до выборов. А зачем… В этой комнате заканчиваются ответственные переговоры, заключаются контракты… Вот сегодня вечером будут у меня два англичанина. Часто с клиентами приезжают сюда переводчики, юристы, консультанты, которые могут быть, сами понимаете, откуда. Так сказать, по совместительству. Старая, добрая советская традиция. Вот их и будет завораживать своим прямым, светлым взглядом, с легким прищуром и ослепительной улыбкой, Дмитрий Анатольевич. Он как бы тоже участник в наших переговорах. Занял почетное место Владимира Владимировича. – Возникла короткая пауза. – Иван Кириллович, – Табадзе засмеялся, – вы меня втянули в странный разговор. Так… Прошу. Вон у окна столик для нас. Там уже все приготовлено.
Столик был на двоих. Все, что на нем находилось, покрывала большая салфетка с вышивкой по округлым краям. «Ручная работа», – взглядом профессионала определил Любин.
– Чем бог послал. Послано было немало.
– Предлагаю начать с сока. Все стопроцентные и без консервантов… – Они уже сидели за столиком. – Какой вы предпочитаете?
– Все равно. На ваш вкус.
– Тогда клюквенный.
…Потом дома, вечером, Иван Кириллович попытался вспомнить, чем его потчевал гостеприимный хозяин, и – странное дело! – ничего не мог вспомнить. Кроме обобщения: было вкусно, непривычно, разнообразно и – всего понемногу.
Беседу начал Арчил Тимурович.
– Предвижу ваши два основных вопроса. Задавайте первый.
Иван Кириллович что-то проглотил, ароматное и чрезвычайно вкусное, кажется из мяса, и спросил:
– Каким образом план музея попал к тем, кто…
– Вопрос понятен, – перебил Табадзе. – Есть в Москве такое Общество изучения русской усадьбы. Историки, архивисты, в последние десятилетия его пополнили уцелевшие потомки дворянства. Немало их усадеб, слава богу, в Москве сохранилось. Вот и изучают. Есть в российской столице несколько архивов, где сохраняются документы об этих усадьбах, в которых могут обнаружиться архитектурные планы. Могут, конечно, и не обнаружиться. Десять лет назад одному профессору, академику, какому-то там лауреату… Фамилия не важна, и скоро поймете почему… Словом, сей ученый заинтересовался вашим особняком и обнаружил архив, в котором хранятся все описи по усадьбе князей Дорыгиных…
– Да, да, – прошептал Иван Кириллович, – я знаю бывших хозяев нашего особняка. Читал, изучал. А в архиве не был. Это еще отец, наверное, в архиве, о котором вы говорите, получил копии всех документов. Вы обратили внимание на то, что я вам передал копии?
– Конечно, – кивнул Табадзе, быстро взглянув на наручные часы. – Так вот, этот профессор и академик, предъявив все необходимые документы, приступил в читальном зале архива к изучению всего, что было в папке «Усадьба князей Дорыгиных на Зацепах». Работал там «ученый» долго, месяца полтора. Столько времени ему понадобилось, чтобы незаметно переснять все чертежи архитектурного плана усадьбы. Виртуоз! Ухитрился!
– А как вы узнали?
– Элементарно. Мы предъявили не фальшивые, а подлинные документы (они открывают нам доступ, если понадобится, в любой архив страны, относящийся к российскому искусству) и получили ту же папку «Усадьба князей Дорыгиных в Зацепах», поинтересовались, кто заказывал ее, начиная с 1956 года, то есть, Иван Кириллович, с открытия вашего музея. И представьте себе… Вы не поверите! Изучали документы в ней только два человека за минувшие десятилетия: в 1962 году – ваш отец, Кирилл Захарович Любин, а в 1998 году – «академик»-умелец. Оставалось последнее: попытаться отыскать этого любителя дворянских усадеб, хотя я заранее знал результат. Он, естественно, оказался нулевым. Не значится «профессор» в институте, в котором он якобы преподавал русскую историю, не обнаружили его и в списках российских академиков, нет и не было и среди чинов Общества изучения русской усадьбы. Но надо было убедиться. Теперь вы понимаете, чей посланник этот «ученый»?
