Пытаясь вывести жену из дурного настроения, Джон терпеливо сменил тему и рассказал ей о странной настойчивости следившего за ним человека. С удивлением он обнаружил, что по какой-то причине эта история явно заинтересовала супругу.
— Ты уверен, что не можешь вспомнить его лица? — спросила она. — У тебя не так много друзей, чтобы их нельзя было узнать.
Не обращая внимания на издевку, коронер ответил:
— Это буравит мне мозги уже пару дней — и ночей, когда не могу уснуть. В его чертах есть что-то знакомое, но, хоть убей, никак не вспомню имени этого человека.
— Несомненно, это какой-то твой старый собутыльник, — или кровожадный знакомый по годам резни на полях битв. Но почему он не подойдет к тебе?
Де Вулф сердито посмотрел на яркие языки пламени, и перед его мысленным взором вновь предстало это загадочное лицо.
— Не могу понять его намерений, но если он еще раз появится, Гвин его схватит. Он будет специально его высматривать. А тот явно находится где-то в городе, так что не сможет испариться.
Тема была исчерпана, и, как Джон и надеялся, Матильда вскоре покинула сгущавшуюся темноту зала, чтобы подняться к себе наверх, где Люсиль расчешет и переоденет ее на ночь. Как только жена удалилась, де Вулф вышел из дома и в сопровождении Брута, довольно обнюхивавшего его каблуки, медленно направился в свой любимый трактир к своей любимой женщине.
Ранним утром следующего дня коронер решил зайти к шерифу и рассказать о происшествии на севере графства. Вскоре после завтрака он отправился пешком в Ружмон, предоставив нывшей ноге возможность размяться. Там он сначала заглянул в свою нору в подвале, где Гвин и Томас теснились на пространстве, составлявшем четверть их прежней комнаты в сторожевой башне. Корнуоллец ворчал по поводу холодной сырости их нового помещения. Блестевшие от проступившей влаги стены были покрыты зеленой плесенью. Притиснутый к боковой стенке Томас пытался писать на своих свитках за дощатым столом, занимавшим теперь половину крохотного пространства.
— Когда я вернусь, Гвин, я хочу, чтобы ты сопровождал меня в город и шел за мной на расстоянии в несколько шагов, — приказал де Вулф. — Если этот несносный тип появится, схвати его и узнай, что ему нужно. Если понадобится, приставь ему к горлу кинжал.
Отдав это жесткое указание, коронер, ковыляя, преодолел несколько каменных ступенек до затоптанного дерна внутреннего двора и прошел за угол к деревянной лестнице, ведущей к входу в башню.
Спустя несколько секунд он без стука толкнул дверь в палату де Ревелля. На этот раз шериф не подписывал документы за столом, а стоял спиной к де Вулфу в небольшой нише в дальнем конце комнаты. На шесте над входом в альков висела занавеска, создавая некую видимость уединения, но она была отодвинута, и коронер увидел шурина, облегчающегося в каменную шахту, устроенную в толще стены. Шахта выходила у основания башни, добавляя к грязи внутреннего двора еще и нечистоты.
Заслышав шаги, шериф опустил подол туники и сплюнул в дыру перед собой.
— Неужели нельзя даже воспользоваться уборной, чтобы к тебе не врывались, даже не извинившись? — огрызнулся он, не оборачиваясь.
— Не волнуйся, Ричард, я и раньше видел, как мужики писают, — проворчал де Вулф. — Когда ты опорожнишь свой пузырь, я сообщу тебе некоторую новость, которая тебя заинтересует.
Де Ревелль повернулся, расправляя фалды своего зеленого плаща.
— Это ты, Джон. Я мог бы догадаться, что только ты мог влететь сюда без доклада. И что это за новость?
Шериф прошел к столу и уселся в кресло, выставив вперед острую бородку, словно бросая де Вулфу вызов.
Коронер уперся кулаками в дубовые доски стола с противоположной стороны и нагнулся вперед, нацелив, как копье, на шерифа большой крючковатый нос.
— Пиратство, вот какая новость! Убийство и воровство в нарушение королевского мира на побережье у Илфракума.
Джон умышленно подчеркнул слова «королевского мира»: с прошлого сентября, с момента его назначения коронером, между де Вулфом и шерифом шла непрерывная борьба по поводу расследования тяжких преступлений. Вот и сейчас, описав подробности своего визита в Илфракум, де Вулф прямо потребовал от де Ревелля предпринять необходимые меры против пиратов.
— Это твое графство, ты отвечаешь за закон и порядок, — пробасил он. — На меня возложено иметь дело с кораблекрушениями и покойниками, но ты здесь королевский представитель и кому, как не тебе, исполнять его волю.
И де Вулф снова сделал акцент на слове «королевский», как напоминание о том, что именно Львиное Сердце был raison d'etre шерифа, и что ему лучше не сомневаться в этом.
Но, как всегда, де Ревелль попытался отвертеться от своих обязанностей.
— Я шериф графства Девоншир, а не всего чертового моря вокруг его побережья! — взбеленился он. — Пусть пиратами займется королевский флот.
Худая черная фигура коронера склонилась еще ближе к щеголеватому шерифу, который испуганно отодвинулся.
— Когда они убивают подданных короля и грабят корабли, это дело блюстителей закона в этом и любом другом графстве! — заорал Джон. — Если ты только не решил не поддерживать мира твоего суверена, короля Ричарда?
Это было плохо завуалированное напоминание о том, что пребывание шерифа в должности зависело от его поведения в глазах верноподданных — таких, как лорд Ги Ферраре и Режинальд де Курси, а также самого де Вулфа.
Де Ревелль понял намек и нехотя пошел на попятную.
— Ладно. Что здесь лучше всего предпринять? Исходя из того, что мне известно, не нужно искать разбойников дальше Ланди. Там всегда было пиратское гнездо, еще со времен викингов.
Собеседникам даже не пришло в голову, что их собственная нормандская кровь течет и в жилах тех самых норвежских пиратов, осевших в северной Франции.
Поняв, что шурин благоразумно пошел на попятную, де Вулф расслабился и отодвинулся от края стола.
— Согласен. Весьма вероятно, что Уильям де Мариско и его остров-крепость могли быть источником этой заразы. Но есть сведения, что это вопиющее беззаконие могло идти из Эпплдора.
Светлые брови шерифа чуточку поднялись.
— Эпплдора? Маловероятно, чтобы они занялись пиратством без ведома де Гренвилля — если только ты не предполагаешь, что он к этому причастен.
Де Вулф хмыкнул: род де Гренвиллей владел феодом Байдфорда, куда входил Эплддор, но он не упустил бы случая немного попиратствовать, если бы пожива была достаточно богатой.
— Не будем торопить события. Необходимо располагать более весомыми фактами, прежде чем обвинять кого бы то ни было.
Это был еще один камень в огород Ричарда, методы раскрытия преступлений которого обычно начинались к камере пыток в подземелье башни, вместо того, чтобы искать истину в городе или округе.
— Пошли туда для начала нескольких воинов, — посоветовал де Вулф. — Я поеду с ними и посмотрю в портах — Байдфорде, Эпплдоре, Барнстейпле, может, даже в Бьюде. Нужно хорошенько тряхнуть дерево, и, быть может, упадет несколько плодов.
С явной неохотой шериф согласился позволить сержанту Габриэлю и четырем его подчиненным поехать с коронером на пару дней на север графства. Когда Джон уходил, Ричард крикнул ему вдогонку:
— Это окажется Ланди, помяни мое слово! Эти де Мариско — сущие дьяволы. У них нет никакого уважения к человеческой жизни.
— Что за чушь ты несешь! — цинично пробормотал де Вулф и хлопнул за собой дверью.
До полудня у коронера не было никаких особых дел. В полдень же он должен был присутствовать на двух казнях на улице Магдалины за городскими стенами, так что было еще время для свидания с Нестой. По пути Джон зашел в свою жалкую каморку и предупредил Гвина, что собирается пройтись по улицам, напомнив ему, чтобы тот позорче высматривал докучливого таинственного преследователя. Лохматый корнуоллец пропустил хозяина немного вперед, затем, на значительном расстоянии, пошел следом, замедляя шаг, чтобы сравняться в скорости с медленной поступью все еще слегка прихрамывавшего коронера. Они прошли через сторожевую башню Ружмона и, спустившись по Замковому холму, повернули на главную улицу.
Гвин не выпускал хозяина из виду, проталкиваясь сквозь люд, наводнивший узкие улочки — покупателей, носильщиков, праздношатающихся горожан и коробейников. Следить за коронером было легко: с черными волосами, подпрыгивавшими над воротником крапчатого серого плаща, он был на голову выше окружавших его людей.
В конце улицы, на подходе к переулку Молочников, поворачивавшему вниз к Мясницкому ряду, оруженосец коронера увидел, как тот остановился, как вкопанный, и посмотрел влево. А затем взмахнул рукой, указывая на что-то, не попадавшее в поле зрения оруженосца, и Гвин попытался сократить расстояние между ними. Дорогу ему перегородил носильщик с двумя большими кипами шерсти, подвешенными на коромысло на плече, сбоку напирал осел с привьюченными широкими корзинами. Ругаясь и расталкивая всех без разбору, корнуоллец потерял драгоценные секунды, и к этому времени коронер переместился к краю улицы, остановившись за лотком, с которого продавали безделушки и травы.
