Я потащился домой, не зная, что и думать. Какой дьявол мог задержать его в Вильно? Нашел что-то в архиве? Так мог бы и звякнуть.
В дурном настроении я вошел в свой двор и увидел Хосе-Марию Лыгановского, который копался на клумбе под нашими окнами. Живая изгородь вокруг цветника в одном месте поредела, и лекарь высаживал здесь какие-то кустики. Медное лицо от воздуха и труда покрылось глубинным румянцем. Шляпа лежала на скамейке, и всему двору была видна волнистая грива серебряных волос.
– Историку-детективу персональный привет! – сказал он.
– Кондотьеру от психологии – взаимно, – буркнул я.
Он притоптал землю вокруг пересаженных кустиков, открыл поливной кран, вымыл руки и, вытирая их носовым платком, – по-лекарски, палец за пальцем, – бодро сказал:
– Закурим, сосед.
Здесь, в затишье, даже пригревало. Мы сели на скамейку, я распечатал пачку и угостил его. Он следил за этим процессом внимательными серыми глазами.
– Послушайте, – вдруг сказал он, – у вас случайно среди родственников не было людей… ну, с некоторыми отклонениями в психике?
Позже, когда я, к своему ужасу, понял, что со мной действительно что-то неладно, я часто вспоминал этот разговор и то, что заметил все это опытный, искушенный глаз всем известного психиатра. Обратил внимание еще в то время, когда даже я не замечал ничего. А тогда я только захохотал.
– Да нет! Все были здоровые, как пни.
– Вот и хорошо, – он затянулся с очевидным облегчением, – значит, это просто психика холостяка. То же, что и у меня. И у Хилинского. У всех, нам подобных.
– А что такое?
– Вы методичны в мелочах. Я вот был у вас. Все на своем, испокон веку заведенном месте. Там бумага, там пепельница, там строго одно, а там – до скончания века – другое. Пачку сигарет открываете именно так. Молоко – только у одной молочницы. Цветы покупаете в киоске на Барской, хотя рядом цветочный магазин. Бреетесь, наверно, тоже только у одного мастера.
– Угадали, – снова захохотал я, – а если его нет, то небритым уйду или дома побреюсь…
– И банщик у вас только один. И не будете книгу читать, пока рук не вымоете, а когда книга старая, обязательно вымоете потом. И раз в месяц выбиваете ковер, а раз в две недели – пылесосите его.
– Слушайте, – удивился я, – откуда вы все это знаете?
– Я не знаю. Я «умозаключаю», делаю выводы.
– Но зачем?
– Профессиональная привычка. Поработали бы с мое.
– Ну, и какие же выводы?
– Вас они не касаются. Просто методичность закоренелого холостяка. У таких в доме или кавардак и свинюшник, сапоги на столе или… А вообще это иногда бывает признаком определенных отклонений в психике. При эпилепсии, в начале некоторых других болезней.
– Ну, если так судить, то большинство немцев эпилептики. И вообще все, кто как можно удобнее организует труд.
– Не смейтесь. Вот вам один пример, но убедительный – Достоевский.
– Весьма польщен, – сказал я.
Мы рассмеялись. Мог ли я думать, что мне в самом деле доведется обращаться к нему. И довольно скоро.
На площадке я увидел Хилинского, как раз заходившего в квартиру.
– Опять что-то стряслось? – Он внимательно посмотрел на меня.
Я рассказал.
– Небось уехал куда-нибудь. – Адам был очень измотан. – Может, сидит в том же Вильно. А что не предупредил о задержке, так этому разные могут быть причины. Не маленький. И не такие уж вы друзья, что водой не разлить, сорочки переменить некогда.
– Все же я единственный у него друг. И не мог он там где-то задержаться хотя бы из-за болезни бывшей жены. Ведь он каждый день ожидал звонка. Я страшно беспокоюсь, Адаме.
– Ладно. Если уж так, то я сейчас позвоню Щуке, – ведь мы приятели. Пусть наведет справки, нет ли кого… неопознанного. И телефон твой дам. Пускай тебе будет стыдно, как этот… твой друг… подсвечник виленский привезет. Ну, шалопай и вертопрах, будь здоров. Позвоню, помолюсь богу и завалюсь спать.
…Прошло еще два дня. Где-то в четверг или пятницу, пожалуй, часа в четыре утра, а может, и раньше, зазвонил телефон. Испуганный спросонья, я схватил трубку.
– Алло. Хилинский звонил от твоего имени, – прозвучал низкий голос.
– Да, – с трудом припоминая, о чем идет речь, ответил я. – Космич у телефона.
– Нужна твоя помощь. Ты не мог бы подъехать для опознания?
– Конечно. – Голос у меня сел.
– Машина через десять минут будет у подъезда.
– Хорошо. Одеваюсь и спускаюсь вниз.
Дрожа со сна, от волнения и холода, в полном недоумении, что бы это могло означать, я спустился по лестнице в промозглый туман, словно на дно молочного озера. Спустя несколько минут из этого тумана вынырнули радужные, размытые пятна фар.
После улицы в «козле» было жарко от мотора и как-то особенно сонно. Три человека, ехавшие со мной, – правильнее, которые везли меня, – все время надрывно и очень заразительно зевали. Пахло бензином, мокрым сукном и еще чем-то. Человек лет пятидесяти, сидевший рядом со здоровенным шофером, протянул мне теплую и сильную руку. Это и был Андрей Щука. У него были бы обычные черты лица, «без особых примет», если бы не полдесятка шрамов на шее и руках. Впрочем, не очень заметных. А его пожатие мне всегда нравилось, я о многом сужу по рукопожатию.
Лейтенант, что примостился рядом со мной, отчего-то покраснел и сунул мне холодноватую ладошку.
– Клепча… Якуб… Иванович… очень приятно.
Ну, этот был по крайней мере устойчив. И то слава богу.
Машина рванула с места, и только тут я заметил, что за нею слепяще моргнули фары второй. Краем глаза я увидел, как к нашему кортежу пристраивается один мотоцикл… второй.
Ощущение было удивительно неприятное. Я чуть было не начал думать, что, может быть, все же выкинул в жизни нечто такое… что с точки зрения уголовного кодекса… Потом, обозлившись на самого себя, я представил еще большую глупость: что я резидент и еду тайно на встречу с шефом (господи, сколько же это я насмотрелся дрянных фильмов!) в какой-то лесной дом. На прием заморского посла это похоже не было: не хватало солнечного света и почетного караула.
– Вот он и говорит продавцу… – Клепча, видимо, продолжал рассказывать анекдот: – «А есть ли у вас оленье седло? Ведь магазин-то называется «Дары природы». – «Нет, – говорит продавец, – есть нототения». То есть в смысле рыба. «Ну, а лосятина есть?» – «Нототения есть». – «Гм, ну а хотя бы колбаса домашняя есть?» – «Берите нототению, в ней фосфора много». – «Знаете что, – говорит покупатель, – мне не надо, чтобы… светилось…»
Шофер коротко хмыкнул, Щука только головой покачал.
– За такие бородатые анекдоты при их миропомазанном величестве Николае знаешь, что делали? Ссылали туда, где козам рога правят… На Аляску.
– Аляску к тому времени продали, товарищ полковник, – сказал Клепча.
Полковник на миг замялся.
– Да я не про того Николая говорю. Я про Первого. Твоему же анекдоту хуже.
– А какая же тогда, Андрей Арсентьевич, нототения была?
– К сожалению, ты прав – не было. Пытливый ты человек, Клепча, скрупулезный. Дока!
– Надо знать, Андрей Арсентьевич, иначе таких ошибок наделаешь…
– Ну, хорошо. – Щука повернулся ко мне, но почему-то только в профиль. – Рассказывайте.
Я рассказал. Мне было не по себе. Я не разбирался ни в том, что делается, ни в том, что они такое говорят, как не разбирался потом ни в деталях опознания, ни в том, кто из них следователь областной прокуратуры, а кто старший усиленной оперативной группы. Кое-как еще мог сообразить, что вот это «проводник служебной собаки» – так, кажется, он называется, – да и то потому только, что при нем была собака. В домино сыграть, выпить – это можно, но что касается дела, то я хотел бы всю жизнь быть подальше от людей их профессии. Потому что это только в плохих романах человек бьет в ладоши и прыгает от радости по той причине, что к нему в дом каждый день повадилась ходить милиция. На месте следователя я в таком случае обязательно поинтересовался бы, а чего это он пляшет и рукоплещет? Но тогда и романа не было бы! Потому что ящик с долларами обязательно нашли бы тут же, в клумбе у этого весельчака, и не надо было бы присматриваться к подозрительному поведению мальчика Пети и к тому, откуда пенсионер Синичка берет деньги на ежедневные оргии с манекенщицами.
За стеклом машины, как на фотоснимке, постепенно стали проявляться сквозь туман черные деревья. Туман плыл откуда-то волнами, наверное, с низины. Машину начало бросать по корням. Потом она остановилась, деревья кончились, и взору открылась огромная поляна в хаосе мглы, которая шевелилась над нею.
Мы вышли, и только тут Щука спросил:
– Ну, а главная причина твоего беспокойства?
– Мне показалось, что вокруг замка есть царапины.
– Витя, – обратился Щука к мотоциклисту. – Отвези Степанца к квартире, пусть дежурит там. Адрес? Вот по этому адресу. Отвези и сразу возвращайся.
