– Это где трактир Чистякова? – перебил докладчика Алексей.
– Точно так.
– Одежкин заходил в трактир?
– Заходил. Выпил две рюмки водки прямо у стойки и удалился. Больше его живым не видели…
– Кто нашел тело?
– Дворник Егоров, в шесть часов поутру.
– Как убили городового? Ножом ткнули?
– Нет. Убили камнем.
– Камнем? – поразился Лыков. – Это что за способ такой?
– Сами удивляемся, Алексей Николаевич, – развел рукам Прозоров. – Ударили в висок, и готов! Необычно, да. Разве в пьяной драке так бывает.
– Камнем… Нашли его поблизости?
– Точно так, лежал возле ямы. Медико-полицейская экспертиза доказала, что им и били. Булыжник, простой булыжник.
– Во дворе были еще такие камни?
– Нет.
– Что же получается? – Надворный советник обратился к полицмейстеру. – Убийца принес булыжник с собой?
– Случай действительно дикий, – согласился Яковлев. – Или он ждал во дворе… Например, собирался ограбить дом. А тут городовой случайно заглянул туда… по малой нужде, к примеру, и увидел преступника. Понял, что готовится злодейство, попытался задержать и получил по голове. Или того хуже: преступник выслеживал именно Одежкина. Шел за ним с камнем, улучшил момент, напал сзади и ударил. Тело затащил во двор, когда раззява дворник отлучился.
– Тогда выходит, что убийца знал городового и имел с ним счеты, – подхватил Прозоров.
– Что-нибудь пропало?
– Оружие, кошелек, часы на месте. Пропала только постовая книжка.
– Опять загадка, господа! Зачем убийце постовая книжка городового? Там же отметки о принятии и сдаче дежурства.
– Некоторые городовые заносят в книжку происшествия, – предположил коллежский регистратор. – Это против правил, но иногда случается. У Одежкина вышел со злодеем конфликт. Он установил личность, записал для памяти в книжку. А тот затаил обиду, выпил для храбрости, начал выслеживать. Подловил в подворотне и убил. А книжку взял, чтобы его по той записи потом не нашли.
– Правдоподобная версия, Владимир Алексеевич, – одобрил Лыков. – Она объясняет пропажу документа. Иначе зачем? Деньги и оружие негодяй оставил, а это забрал. Думаю, так и было.
Прозоров чуть не зарделся от похвалы столичного сыщика. И продолжил рассуждать:
– Тогда надо искать свидетелей ссоры. Напротив Архиерейского дома всегда толкутся люди.
– Верно. Пусть сыскные надзиратели опросят завсегдатаев этих мест. Но, господа, согласитесь, что камень как орудие убийства настораживает.
– Чем же? – вскинулся полицмейстер.
– Губернатор связывает смерть городового с появлением на ярмарке беглых каторжников. «Не так велик Нижний, чтобы быть в нем двум отчаянным преступникам» – вот его слова. Кстати, господа, согласны ли вы с ними? В мое время на ярмарку собирался весь уголовный цвет! Одних беглых считали до сотни.
Из Москвы, Варшавы, Петербурга и Киева приезжали целые банды по двадцать человек. А тут трое, и кроме них некому больше зарезать?
Полицмейстер снисходительно улыбнулся:
– С тех пор много воды в Волге утекло. Город мы почистили. Даже на ярмарке прежних безобразий вы уже не найдете.
Лыков покосился на начальника сыскного отделения, но тот промолчал.
– Ну пусть так… Хотя, признаться, не очень верится. Но я насчет орудия убийства. Для каторжных булыжник… По-дилетантски как-то. Неужели у них ножа в кармане не нашлось?
– А я вам отвечу! – веско заявил полицмейстер. – Согласен с его превосходительством, что их рук дело. Разъезжалова с ребятами. Казнить полицейского – чрезвычайное преступление, обычный пьяница никогда на такое не пойдет. А камнем они, чтобы сбить нас с толку. Мол, случайный человек согрешил, а мы ни при чем.
Это звучало убедительно. Выстраивалась непротиворечивая версия, и для начала дознания она вполне годилась.
– Значит, так, господа, – резюмировал Лыков. – Принимаем за основу вашу гипотезу. Городовой Одежкин во время дежурства случайно столкнулся с кем-то из банды Разъезжалова. Возможно, был конфликт. Возможно, городовой что-то записал в своей постовой книжке: фамилию или примету. Преступникам не понравилось, и они решили его устранить. Средь бела дня сделать это не представлялось возможным, и они стали следить за беднягой. Довели до части, подождали… И убили на выходе из трактира Чистякова, когда уже стемнело. Так?
– Так, – согласились нижегородцы.
– Значит, ищем Разъезжалова.
Полицмейстер с начальником сыскного отделения переглянулись. Прозоров откашлялся и спросил:
– С чего предполагаете начать?
– Вам, Владимир Алексеевич, понятно, с чего начинать: с мобилизации агентуры. Есть такая у сыскного отделения?
– Есть, – ответил коллежский регистратор. – Преимущественно это известные нам скупщики краденого. Их в Нижнем Новгороде пятьдесят два человека, и половина у нас на связи.
– Правильно! – прокомментировал Алексей. – Так еще Благово поставил. Значит, не утратили традицию?
– Не утратили. Далее, хозяйки публичных домов. Содержатели меблированных комнат, особливо в злачных местах. Владельцы и официанты питейных заведений. Ну и несколько воров.
– Вот всех их и ориентируйте на поиск названных гостей. А я зайду с другой стороны.
– С какой? – опять насторожились нижегородцы.
– Мой помощник губернский секретарь Валевачев выехал вчера в Петербург, к месту службы. Я телеграфирую ему вслед, чтобы прислал срочно материалы из дела Разъезжалова. Кто проходил по процессу как свидетель или недоказанный соучастник. Имеются ли родственники и где проживают. Причем не только главаря, но и его подручного Банкина. Есть и подсказка. Человек с двумя шрамами на лице. Это вам ни о чем не говорит?
Прозоров смутился:
– Я недавно в сыскном… До этого, изволите ли видеть, служил в общей полиции… Не всех еще злодеев изучил.
– Сразу два шрама на лице – примета редкая, – пояснил надворный советник. – Сейчас по розыскному алфавиту она подходит лишь одному человеку, а именно Пашке Черемису.
– Что за фрукт? – нахмурился полицмейстер.
– Тоже не подарок. Настоящие имя и фамилия Окион Воробьев. Налетчик, отчаянный. Попал в циркулярный розыск после убийства в Москве старосты биржи извозчиков. С тех пор почти год где-то скитается. Похоже, он-то к вам и приехал. Да не один, а с Разъезжаловым!
– Выставка с ярмаркой, – вздохнул Яковлев. – Миллион народу, и много толстых кошельков. Вот весь сброд к нам и намылился.
– Именно, – согласился Алексей. – Сейчас в Нижнем столпотворение. Эти ребята явно прибыли за добычей. В такой толпе легко замешаться. Взял хабар и ушел. Надо раздать околоточным фотографические портреты Разъезжалова, Банкина и Воробьева. Я их сейчас закажу в департаменте, а Петр Яковлевич прикажет размножить в необходимом количестве.
Полицмейстер кивнул.
– Еще вопрос, – продолжил Лыков. – Надо понять, что случилось в дежурство Одежкина. Он ведь сдал пост, не сообщив ни о каком происшествии, так?
– Так, – подтвердил Прозоров. – Доложился помощнику пристава, что все прошло спокойно.
– Значит, или не придал значения тому, что увидел, или его не выслушали.
– Что значит не выслушали? – обиделся коллежский советник. – У меня в полиции с этим порядок.
– Такого, Петр Яковлевич, не бывает, – возразил Лыков. – В тот день в город приехал государь. Начальство взвинченное, все на нервах… Не до мелких происшествий. Вы можете дать полную гарантию, что рапорт городового был воспринят с должным вниманием?
Полицмейстер вздохнул и промолчал.
– Надо еще раз расспросить… как его? Делекторского. И других городовых, товарищей Одежкина. Может, он им что-то сказал?
Коллежский регистратор записал это себе в поручения.
– Я хочу увидеть тело покойного, – продолжил Лыков.
– Не получится, Алексей Николаевич, – ответил Прозоров. – Его увезли в Оранки, на родину, хоронить. Брат отвез. Он тоже в полиции служит. Петр Яковлевич дал ему трехдневный отпуск, несмотря на суетное время.
– Жаль. Тогда скажите, какой характер имела рана на виске. Сильный был удар?
– Не то чтобы очень, но кость проломил. Смерть наступила мгновенно.
Надворный советник попытался это себе представить:
– Как можно булыжником проломить височную кость? Он же круглый!
– Краем били, Алексей Николаевич. Не такой он и круглый. И один конец у него идет как бы на скос. Этим концом и ударили.
На этом разговор закончился.
В три часа пополудни в кабинете полицмейстера собралось все полицейское начальство.
Нижний Новгород разделен на четыре части: Первую и Вторую кремлевские, Рождественскую и Макарьевскую. В Макарьевскую, помимо ярмарочной территории, входят также Кунавино и слобода Катызы. Со строительством выставки бывший пустырь возле Шуваловского леса тоже включили в городскую черту. 28 мая, когда ярмарка и выставка одновременно были объявлены открытыми, была создана и новая временная полицейская должность: полицмейстер Заречной части. Им стал надворный советник Косткин. Поэтому в кабинете сейчас собралось целых три полицмейстера: городской, заречный и выставочный. Вместе с помощниками и приставами набралась целая толпа. Главным из присутствующих был Яковлев, он и вел совещание.
