– Спаси тя бог, – говорили старухи, принимая с благодарностью кажущуюся добродетель Бизюли. И вскоре попадали под его нож в каком-нибудь укромном месте.
Так вот, присяжный поверенный при окружном суде Санкт-Петербурга Герман Януарьевич Столбищев-Ярцев сумел повести судебный процесс так, что судья в конечном итоге склонился к выводу, что Кокконен совершал свои преступления в силу болезни, вызванной психическим расстройством. Вместо виселицы или бессрочной каторги Бизюля был помещен в психиатрическую клинику святого Николая Чудотворца на реке Пряжке[2].
Операция по освобождению из тюрьмы Плотного началась с того, что принявший дело по его защите присяжный поверенный Столбищев-Ярцев подал кассационную жалобу. Состоялось новое судебное разбирательство, что и являлось главным условием побега. В перерыве между слушанием дела Плотный попросился по малой нужде. Когда два охранника провели его в ватерклозет и сняли с него ручные кандалы, чтобы он мог справить свои дела, Плотный и оказавшийся рядом некий господин с револьвером впихнули охранников в ретирадную и заперли их снаружи на висячий замок. Дескать, сортир на ремонте. А сами благополучно вышли из здания суда, сели в тотчас подъехавшую пролетку и были таковы. С тех пор Плотный являлся пожизненным должником Густава и принужден был исполнять все его приказания и пожелания. Впрочем, то, чем занимался Плотный, со временем стало ему не особо в тягость… В Козьмодемьянск пришли вечером. До сего момента Плотный и Сева играли в гостиной с еще несколькими пассажирами первого класса в банк (Долгоруков все время выигрывал, хотя сильно и не плутовал), а когда на высокой горе показался Козьмодемьянск – все вышли на палубу полюбоваться городом и вечерней Волгой. «Все» – это имеются в виду те, кто не плавает по Волге на пароходах еженедельно, а коим сие путешествие внове и в диковинку.
Вы бывали в Козьмодемьяске? Чудно! Тогда вы должны помнить храмы, построенные почти на краю крутого спуска, каменные дома и часовни и золотые купола недавно выстроенного собора греческой архитектуры. А на самой вершине крутояра – девичий инородческий монастырь. Ну, для нерусских Христовых невест: чувашек, там, мордвы и прочих черемисских племен. Даже для крещеных татарок. И ежели деревня Козловка есть биржа яиц, то Козьмодемьянск – биржа леса. И этим все сказано.
Но – город городом, и таких городов по рекам Российской империи сотни, ежели не тысячи. И есть много лучше. Но Волга – одна. И если днем она поражает, то вечером – буквально очаровывает. Ее вечерняя степенность и невозмутимость вызывает благоговение. Волга мудра, и кажется, что она знает что-то такое, чего никогда не узнать человеку, хотя он и мнит себя венцом природы. На фоне тихой и гладкой мудрой реки венец природы, по сути, – никчемное и суетливое создание, глупое и беспомощное в своих мыслях и стремлениях. Волга – незримый колосс, титан, и человек по сравнению с ней – капля. Одинокая и жалкая, что оторвалась от общего потока, упала и сгинула…
Такие или, может, немного иные мысли были в голове у Севы Долгорукова, когда он созерцал водную гладь в обрамлении серебряной ночи. Что думал в такой момент его попутчик с невероятной фамилией Первопрестольный – неведомо. Но вряд ли он был озабочен обещанным ему Густавом гонораром или тем, что его сюртук заметно жмет ему под мышками. Впрочем, о чем думает плотный человек в очках с золотой оправой, мало заботило Всеволода Аркадьевича.
Далее, в двух часах хода, мимо густых казенных лесов с деревеньками и починками по берегам – Васильсурск, город беднее Чебоксар и лишь по статусу город, а так – обыкновенное большое село. Затем Макарьев, Исады и – Нижний Новгород. От Нижнего – по «железке» до Москвы, в желтом вагоне первого класса. Вместе, как братья близнецы. Или любовники, что уже мало кого удивляет после нашумевшего скандала с разгоном педерастов-«теток» (так называли себя сами мужеложцы из Зоологического сада в Санкт-Петербурге) и нескольких случаев задержания мужеложцев во время приставания к кадетам и солдатам на Конно-Гвардейском бульваре и возле ватерклозета на Знаменской площади. Впрочем, человеку в очках на это наплевать. У него – серьезное дело. Он не везет Густаву деньги, зато везет человека, их взявшего, что, возможно, значительно важнее.
Наплевать на то, что про них могут подумать, и Севе Долгорукову. У него тоже важное дело – разрешить ситуацию, которая сложилась вокруг денег курьера и его друзей. Только вот получится ли?
Москва поразила его ритмом жизни и шумом множества экипажей. По сравнению с ней в Казани – нетронутая патриархальная тишина. Как давно он не был в Москве, ежели поражен ею, как настоящий провинциал! И странно, что ему от этого ритма не по себе. Неужели провинция привязала его к себе, как законная венчанная супруга, развестись с которой не позволяет Святейший Синод?
Обед в ресторане, молчком, потому как разговаривать с Плотным было совершенно не о чем. Да и желание отсутствовало. Человек в очках с золотой оправой кажется спокойным и невозмутимым. Представляется или это действительно так? Ежели это так, то стоит позавидовать его хладнокровию и выдержке.
Убийца… Этот плотный в очках – профессиональный убийца. Сева едет с исполнителем-убийцей к убийце, отдающему приказы убийцам убивать. В самое логово. В эту, мать ее, Швейцарию, страну холмов и озер, а еще банков, четырех языков, политических изгнанников и кантона Цюрих, в котором проживает страшный и мифический Густав. Впрочем, слово «мифический» можно опустить…
Глава 5
УЛИЦА НИДЕРДОРФШТРАССЕ, или ДВЕ ВСТРЕЧИ ГУСТАВА
Цюрих – это и кантон, то есть территориально-административная единица Швейцарии, регион, и одновременно его (кантона) столица. Ну, как Казань – столица одной из российских губерний.
Еще Цюрих – это церковь Святого Петра, заложенная здесь в восьмом веке от Рождества Христова, реки Зиль и Лиммат. На берегу реки Лиммат располагался римский замок, на месте которого вырос дворец Каролингов, и ратуша в стиле барокко, выстроенная в конце семнадцатого века.
Цюрих – это гора Утлиберг в окрестностях города и Цюрихское озеро, смыкающееся нижней своей частью с городом на востоке. В этом озере, Нижнем, как принято называть эту его часть, недалеко от железнодорожной насыпи – об этом даже написала межрегиональная газета «Швайцер Цайтунг» – несколько дней назад было найдено тело человека в полосатом дорожном костюме. Очевидно, он решил покататься на лодке, но перевернулся и утонул. Нижнее озеро славится своей глубиной, ведь дно здесь в некоторых местах ниже уровня воды более чем на сто метров! Недалеко от трупа была найдена и лодка, перевернутая вверх килем, – явно несчастный случай. Личность покойного из-за раздутости тела и, в частности, лица, достаточное количество времени пребывавшего в воде, установить не удалось, и человек в полосатом дорожном костюме был похоронен на казенные средства на местном кладбище. На его могилу, ввиду отсутствия информации о нем, равно как и о его вероисповедании, был просто положен могильный камень с надписью:
Unbekannte.
Еще Цюрих – это монастырь-собор Гроссмюнстер на правом берегу Лиммата, основанный, по преданию, еще Карлом Великим над могилами святых покровителей Цюриха Феликса и Регулы. И на север от собора, параллельно набережной Лиммата – улица Нидердорфштрассе. На ней в тихом месте – дом с крохотным ресторанчиком на первом этаже, каковых в Цюрихе превеликое множество. А на втором этаже дома – резиденция Густава. Только об этом мало кто знает… Разве что самые посвященные.
Не далее как за день до приезда в Цюрих «Семена Семеновича Первопрестольного» и Всеволода Аркадьевича Долгорукова Густав встречался здесь с двумя людьми.
Первым был его родственник Исаак Дембо, скрывшийся из России после событий первого марта прошлого года. В Цюрихе он проживал под фамилией Бринштейн и являлся одним из самых энергичных организаторов русского студенчества и российских эмигрантов в Швейцарии. Это по его собственным словам. Правда, Исаак Вульфович принимал весьма деятельное участие в Русской читальне, которая под его влиянием получила радикально революционное направление, однако это было сделано во исполнение поручения Густава. Равно как исполнением его поручения было и то, что он являлся руководителем созданного «Центром» «Социалистического клуба», пытавшегося установить более тесные связи с Россией. Работник Дембо был неплохой и «Центру» весьма полезный, но его вечно приходилось одергивать за слишком болтливый язык.
– Поедешь в Петербург, – сказал ему на той встрече Густав. – Пора начинать готовить новую акцию, – сделал он нажим на последнем слове.
– Но…
– Твое дело изъято из производства и приостановлено, – упредил возражение родственника Густав, поняв, что тот хочет сказать. – «Центр» сделал все от него зависящее, – и Густав остро посмотрел на Дембо, – весьма солидно потратился на это. Так что оправдывай доверие и не беспокойся. Если будешь хорошо маскироваться, то ничего с тобой не случится.
