когда в нем можно поселить надежду, а когда – обобрать его до нитки, притом со всей возможной жестокостью.
– Но если человек проиграется до подштанников, как он вернется домой? – удивился китаец.
– На этот случай тоже кое-что предусмотрено, – отвечал Загорский.
– Что предусмотрено – запасные подштанники?
Хозяин засмеялся.
– О подштанниках и прочих игорных радостях давай-ка в другой раз. Я – за карточный стол, а ты, будь любезен, поищи Платона Николаевича.
С этими словами он отправился в угол, где скучал за столиком молодой крупье в темном жилете и белой сорочке с бабочкой. Увидев Загорского, крупье любезно улыбнулся и жестом пригласил его к столу. Однако сесть Загорский не успел. Прямо перед его носом к стулу порхнула и изящно поместилась на нем не слишком юная уже, но яркая и очаровательная женщина. Загорский разглядел нежный овал лица, каштановые волосы, обрамлявшие его, как рама картину, и глаза, цвета которых нельзя было различить в полутьме зала. Однако глаза эти смотрели на Нестора Васильевича с необыкновенным вызовом. Сама женщина, словно роза, была охвачена белым огнем бального платья.
– Мсье, я, кажется, заняла ваше место, – сказала она по-французски, капризно подняв брови.
– Ничуть не бывало, сударыня, – отвечал Загорский любезно. – Во-первых, здесь могут играть сразу несколько человек, во-вторых, я почел бы за честь уступить место за столом живому символу Прекрасной эпохи Лиане де Пужи́.
– Символу Прекрасной эпохи! – поморщилась дама. – Это звучит так, как будто мне по меньшей мере сто лет.
– Вовсе нет, всем известно, что вам значительно меньше, – Нестор Васильевич слегка улыбнулся.
Она смерила его разгневанным взглядом.
– А вы наглый и дерзкий!
– У нас в России это называют иначе – мужским обаянием.
Де Пужи оживилась.
– Вы из России? Как вас зовут?
– Меня зовут Нестор Васильевич Загорский, к вашим услугам, – отвечал действительный статский советник, тщательно выговаривая все звуки.
– Ва… сильевитч, – с трудом повторила мадам Лиана. – Как Ивана Грозного. Вы меня не обманываете? Скажите что-нибудь по-русски, чтобы я вам окончательно поверила.
Загорский засмеялся.
– А вы знаете русский язык?
Де Пужи отвечала, что ее будущая свекровь – дочь русского полковника и даже научила ее нескольким самым главным русским выражениям, благодаря которым в России все будут считать ее своей.
Нестор Васильевич осведомился, что же это за выражения такие.
– Это прекрасные выражения, – отвечала мадам Лиана. – Они рождены вековой мудростью русского народа, сейчас я их вспомню…
Тут она нахмурила лоб и медленно, с сильным акцентом выговорила.
– Идьите к чьорту!
Загорский полностью одобрил это выражение, как весьма нужное и очень русское по самой сути своей. Ободренная Лиана немедленно попыталась вспомнить и второе.
– Идьите в… идьите в?..
Тут она прервалась и беспомощно поглядела на действительного статского советника: куда там рекомендует идти русская народная мудрость?
Загорский, однако, сказал, что это совершенно неважно. Это тоже очень русское выражение, но ей вполне достаточно запомнить первую сказанную ей фразу.
– Не нужно знать слишком много, – заметил он. – Как говорил еще царь Соломон, во многой мудрости есть много печали. А царь Соломон знал в жизни толк.
Она посмотрела на него с интересом и щелкнула пальцами. Расторопный лакей немедленно принес стул. Она кивком указала на него Загорскому, тот улыбнулся и сел рядом. На него пахнуло легчайшим ароматом духов «Коти́».
– Откуда в России знают Лиану де Пужи? – спросила она.
Нестор Васильевич пожал плечами. В России тоже есть газеты, а лично ему про прекрасную парижскую этуаль [6] рассказывал поэт Жан Лорре́н.
– Ах вот как, – проговорила она, – значит, нет необходимости казаться большей дурой, чем я есть на самом деле?
– Как вам будет угодно, – поклонился действительный статский советник. – Впрочем, тому, кто читал вашу книгу «Э́ссе хо́мо», трудно будет поверить, что за таким сокрушительным очарованием скрывается такая же сокрушительная глупость…
Она засмеялась.
– Вы понимаете, что ваши комплименты граничат с дерзостью?
– Зато они идут от чистого сердца.
Несколько секунд она смотрела на него, нахмурившись, потом скорчила капризную гримаску.
– Вы меня дразните?
– А если и так? Согласитесь, соблазнительно подразнить самую яркую женщину нашего времени…
Она улыбнулась, но улыбка, как показалось Загорскому, вышла грустной.
– Вы мне нравитесь, – сказала она, – но наша встреча должна была бы случиться несколько ранее.
– А в чем дело? – удивился Загорский. – Неужели вы уходите в монастырь?
Она вздрогнула.
– Вы странный человек, – проговорила она, обжигая его огнем своих прекрасных глаз. – Нет, разумеется, я не ухожу в монастырь. Хотя иногда думаю об этом. Но не теперь, не сейчас.
– Так в чем же дело? – повторил Загорский.
– Я обручена. День свадьбы уже назначен.
– И кто же этот счастливец?
– Это румынский князь Георгий Гик.
Загорский поднял брови. Воля ваша, но это удивительный мезальянс. Князь, конечно, молод, но беден, как церковная мышь. Лиана отвечала, что ее богатства хватит на них обоих. Что же касается его молодости, то никто не удивляется, когда шестидесятилетний старец женится на двадцатилетней. Почему бы сорокалетней женщине не выйти замуж за двадцатипятилетнего?
Нестор Васильевич несколько смутился. Он вовсе не это имел в виду, говоря о молодости князя.
– А что вы имели в виду? – насмешливо спросила она. – Что он будет мне изменять? И пусть. Я сама стольким изменяла, что это будет лишь справедливо. Черт с ними, с изменами, зато я стану княгиней.
Она окинула внимательным взглядом действительного статского советника. Судя по его виду, он потомственный дворянин и не понимает, что это такое – родиться в простой семье и всего достигать своим умом и талантом.
– Почему же, я это отлично понимаю. У русских есть даже такая поговорка, из грязи в кня… – тут он осекся, сообразив, что поговорка эта сейчас может прозвучать просто оскорбительно.
Желая побыстрее сменить тему, Загорский полюбопытствовал, что же делает в Монте-Карло парижская этуаль?
– Это, если хотите, мой последний вояж перед свадьбой, – отвечала она. – Пока я свободна, я приехала повидать места своей молодости, где была счастлива когда-то… и которые сделали меня такой несчастной, – неожиданно добавила она.
Загорский заметил, что у нее как-то странно заблестели глаза. В следующую секунду де Пужи порывисто поднялась со стула и, не прощаясь, пошла прочь. Загорский проводил ее сочувственным взглядом. Потом перевел глаза на крупье, который уже истомился без дела.
– Очаровательная дама, – сказал тот, вежливо улыбнувшись.
– Эта дама – одна из трех граций Прекрасной эпохи, – отвечал Нестор Васильевич, – знаменитая Бледная роза Лиана де Пужи. Десять лет назад не было в Монако человека, который бы не знал ее, а сейчас… Сдавайте карты, юноша.
* * *
Спустя четыре часа Загорский, не торопясь, выходил
