– Я имею честь быть полицейским хирургом полиции Сити, – заявил еще один из пришедших, доктор Браун. – Поэтому мы можем пригласить сюда фотографа из Сити.
– Ну что ж, – нехотя согласился инспектор. – Инспектор Суонсон говорил мне, что министр был очень недоволен тем, что в прошлых случаях не были сделаны фотографии мест преступлений.
Посовещавшись с остальными докторами, доктор Браун послал своего ассистента за фотографом, а сам с коллегами вошел в комнату. Доктора долго копались в трупе, прежде чем убраться прочь.
Последним, кто посетил в этот день роковую комнату, был фотограф полиции Сити, тащивший свой тяжелый фотоаппарат.
– Не забудьте сделать снимки глаз, – сказал ему Браун.
– Снимки глаз? – переспросил Абберлайн.
– Да, джентльмены, – подтвердил фотограф. – Считается, что на сетчатке глаза жертв остается изображение убийцы – последнее, что она видела в своей жизни.
– Что она могла видеть, – сказал инспектор, – если тут даже днем темно как в могиле?
– Человеческий глаз очень чувствительный орган. Наверняка что-нибудь да запечатлелось, – возразил фотограф. – Но чтобы сфотографировать сетчатку, требуется электрическая батарея. У меня в ателье как раз есть такая батарея. Сперва мы на небольшое расстояние вынем глазное яблоко из глазной впадины и подсветим его сзади небольшой лампой. Мы снимем глаз с освещенным зрачком, потом с освещенным зрачком и возбужденным при помощи электричества глазным нервом, а третья фотографии будет сделана при выключенной лампе, но возбужденном электричеством нерве.
– Я не верю в то, что можно таким образом получить портрет убийцы, – сказал Абберлайн. – Даже если у вас и получится какое-нибудь пятно, оно в равной степени будет похоже как на убийцу, так и на какого-нибудь мистера Фейберовского.
Когда около трех фотограф, сняв тело, органы, обстановку комнаты и все ее содержимое, наконец освободил комнату, привели Джоя Барнетта.
– Его нашли в пансионе мистера Буллера на Бишопсгейт, – сказал сержант Тик.
– Это ваша трубка? – спросил Абберлайн.
– Моя, – ответил Барнетт и добавил, слегка заикаясь: – Вчера вечером в п-половине восьмого я п-пришел к ней, но у нее в это время была женщина, к-которая живет в этом дворе – я не знаю ее имени, но знаю, что она п-порядочная стерва. Я п-пробыл у Мэри с п-полчаса, мы п-поругались с ее п-подругой и я ушел, со злобы забыв т-т-трубку.
– Взгляните на труп: это та женщина, которую вы знали под именем Мэри Келли?
– Т-трудно сказать, сэр. Но волосы были у нее т-точно т-такого же цвета.
– Абберлайн, там прибыл фургон за телом, – сообщил инспектор Бек.
– Отведите мистера Барнетта в участок. А вы, Бек, велите констеблям принести сюда гроб.
Из одноконного мебельного фургона с обычным брезентовым тентом, стоявшего напротив Миллерс-корта, полицейские вынули длинный гроб, грязный и исцарапанный от постоянного пользования, и принесли его в комнату, где в него прямо на простыне уложили изуродованные останки.
– Ведь вы, Бауэр, служили в Индии, не так ли? – спросил Абберлайн у Индийца Гарри, запечатав сургучом ремни гроба и выходя на свежий воздух. – То, что лежит в гробе, похоже на сипая, расстрелянного из пушки?
– Ей богу, сэр, я служил п-поваром и могу сказать, что это больше п-похоже на разделанную священную корову.
– Вот, вот, Бауэр, а чем вы разделывали коров?
– Топором, с-сэр.
– Убитую тоже, похоже, разделали топором.
Слухи о том, что перевозят тело, вызвали большое возбуждение среди людей, выбегавших из дворов на Дорсет-стрит. Со стороны Коммершл-стрит толпа попыталась прорвать полицейское оцепление, но дюжим констеблям удалось сдержать людей. На руководившего оцеплением инспектора Бека выплеснули из окна ведро с помоями и только чрезмерное количество джина, поглощенное накануне владельцем ведра и лишившее его меткости, спасло инспектора от унижения. Толпа у Кроссингемской ночлежки взревела, недовольная промахом, и Бек поспешно убрался во двор.
– Что, легавый, досталось? – злорадно спросила Шапиро.
– Заткнись, шлюха, пока не вытянули по спине дубинкой!
– Только попробуй, грязный фараон! Да тебя на куски разорвут!
Полицейские вытащили через узкую дверь покрытый поношенной тканью гроб и понесли его через подворотню на улицу. Инспектор Бек поспешил за ним следом. Когда гроб стали грузить в фургон, люди замолкли, мужчины сняли потрепанные кепки, а неопрятные женщины роняли слезы. Возчик прикрикнул на кобылку и она в сопровождении нескольких констеблей и возбужденной толпы повлекла свою повозку в Шордитчский морг.
– Инспектор Бек, зашейте окна досками, – сказал Абберлайн, в последний раз оглядывая комнату. – Доски возьмете у мистера Маккарти.
– Господи, за что! – возопил Маккарти, когда молоток в руках Бауэра в первый раз ударил по гвоздю. – Теперь все жильцы разъедутся! Я разорен, я разорен этой неблагодарной девчонкой! Это ее дело, кто и где ее будет резать, но причем тут я!
– Потому что ты гнида! – сказала Шапиро. – С родной племянницы деньги за комнату брал! Вот и получай!
Абберлайн навесил на дверь замок, запер его и отдал ключ инспектору Беку, который небрежно опустил его в карман и разрешил своим людям снять оцепление. Людской поток хлынул в узкий двор.
40.
ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ПИСЬМО ВЛАДИМИРОВА – РАЧКОВСКОМУ
29 октября/10 ноября 1888 года
Отель «Александра»
Лондон
Милый мой Петр Иванович!
Настроение у нас самое праздничное, хотя от всего, что наделал тут в Лондоне Фельдшер, просто блевать хочется. На этот раз победа полная и безоговорочная. Столица Британского государства полна справедливого негодования по поводу чудовищных злодеяний русских революционеров на древней британской земле и готова всемерно помогать Вашему превосходительству очистить город от радикальной заразы! Шлите деньги за октябрь и ноябрь, пора ставить точку. Не забудьте, что Вы обещали мне место в Департаменте. Только не сообщайте поляку, что послали деньги, иначе он меня непременно обманет.
Безмерно преданный Вам
Гурин.
11 ноября, в воскресенье
Едва придя в консульство, Рачковский попросил своего секретаря принести ему синий бланк за пятьдесят сантимов для срочных депеш, посылаемых по пневмопочте, быстро набросал на нем текст, заклеил, лизнув по краям, и отдал обратно секретарю:
– Сходи, брось это в ящик.
– Вы простите меня, Петр Иванович, но я читал о произошедшем в Лондоне убийстве, – сказал Ландезен, когда к полудню они с Рачковским сели у камина в конспиративной квартире. – Нет в мире совершенства, как говорил наш раввин, предлагая женихам свою рябую дочку. Вы решили наконец все завершить?
– Я бы и рад, да и ты, голубчик, вижу, уже готов ехать, но у нас возникла очередная проблема. Вот, погляди, это донесение Леграна. Он пишет, что ирландцы опять исчезли, а Фаберовский считает, что они могли попасть к Особому отделу.
– Бог мой, но если они у Особого отдела, свяжитесь с Монро да покончим со всем этим.
– Если бы ирландцы оказались у Монро, он бы мне об этом сообщил! Но ирландцы просто исчезли, растворились, как по волшебству! Да еще поляк с Владимировым требуют денег, которые я им обещал выплатить по окончании.
– Ну, пошлите им немного, чтобы они дожили до конца и не скончались раньше него.
– И не подумаю, – отрезал Рачковский. – Пускай сперва найдут ирландцев. Без денег они все вынуждены будут собраться у Фаберовского. Опять же, чем меньше денег у Артемия Ивановича, тем мне спокойнее. А ты напиши своему приятелю Леграну, чтобы он тайно от поляка посетил его дом и присмотрел, каким образом при необходимости там можно устроить взрыв.
* * *
Кэб застрял в толпе на углу Коммершл-стрит среди прочих экипажей, привезших своих респектабельных пассажиров взглянуть на место недавнего убийства.
– Можно подумать, что у них тут гуляние! – проворчал поляк, расплачиваясь с извозчиком.
– Конечно, воскресенье же! – благостно поглаживая брюшко, порадовался Артемий Иванович. – Дела свои сделали и гуляют, как мы.
Окрестности Дорсет-стрит были заполнены тысячами бездельников, привлеченных болезненным любопытством. Вся окрестность напоминала ярмарку. Прямо на тротуаре возвышались горы фруктов, рядом стояли тележки продавцов сладостей и все торговцы невероятно кричали и вопили, призывая покупателей.
– Эх, Урода с нами нету! – посетовал Артемий Иванович, покупая ананас и пытаясь укусить его, держа за ботву. – Он бы порадовался! Мы б ему винограда гнилого купили! Фу, гадость колючая!
Владимиров бросил ананас в сточную канаву, причем это ничуть не испортило его настроения.
– Сэр, сэр! – изумился продавец. – Его надо было сначала почистить от шкуры!
– Вот сам и чисти его, если хочешь!
Внезапно толпа взбурлила, словно вода в самоваре, и часть ее с воем унеслась куда-то в сторону полицейского участка.
