– Да-да, откланивайтесь, – согласился Смит. – Только поскорее.
Гримбл ревнивым взглядом проследил, как корзина с цветами перекочевала из рук Фаберовского к Пенелопе, и сказал:
– Интересно, Пенни, почему это ты поставила поднесенные мною цветы на пол, в ноги миссис Смит, а его корзинку приняла себе на колени?
– Вы куда-то торопитесь, мистер Фейберовский? – спросила миссис Смит.
– Да, – поляк обеспокоенно оглянулся через плечо, где еще минуту назад заприметил экстравагантную парочку верховых: Тамулти и Артемия Ивановича.
Тамулти был шикарен. У ног его жеребца бежал великолепный белый дог. Артемий Иванович трясся рядом на огромном буром мерине, судорожно вцепившись в гриву и подпрыгивая. Особенно шла ему жилетка с жирной полосой на брюхе и пятнами от пролитых на нее в парижских кабаках соусов и вин, поверх которых блестела толстая цепочка от новых часов.
И все-таки поляк не успел. Тамулти заметил его и подъехал к экипажу.
– Добрый день, мистер Фейберовский, вот ваш друг. Полагаю, ему будет лучше с вами, чем со мной.
И, не дожидаясь ответа поляка, ирландец облегченно ускакал. Понурая спокойная кляча Артемия Ивановича, не видя хвоста впереди идущей лошади, спокойно заснула около ландо, положив голову на заднее лакированное крыло.
– Какого дьяблу пан Артемий тут делает? – зло прошипел поляк.
– Это все Тамулти, – прошипел Артемий Иванович, чье лицо то и дело искажала судорога от тщетных попыток ровно держаться в седле. – Я не хотел.
– Поехали отсюда скорее.
– Господи, но я не знаю как! Она спит!
– Дерните за повод!
Артемий Иванович дернул – и в следующее же мгновение, потеряв равновесие, сполз прямо в коляску доктора Смита с так и не проснувшейся кобылы.
– Позвольте представить: мой друг из России, мистер Артемас Гурин, торговый агент, – сказал, разводя руками, поляк.
– Что это говорит ваш русский друг? – спросила у поляка жена доктора, ощущая у себя на коленях неимоверный вес барахтающегося в коляске Артемия Ивановича.
– Он вспомнил свою мать, миссис Смит, – ответил Фаберовский.
– Моей жене еще незнакомы материнские чувства, – заявил доктор, брезгливо стряхивая с визитки грязь, насыпавшуюся на него с сапог Владимирова. – Пусть он с нее слезет.
– Русские – удивительно сентиментальный народ, Гилбарт, – сказала супруга доктора Смита своему мужу, с интересом глядя на Артемия Ивановича. – Англичанин сразу бы вспомнил Бога.
– Бога он тоже вспомнил, – сказал поляк, силясь достать из коляски Артемия Ивановича.
– Я слышала, что русские прекрасно умеют обращаться с лошадьми, – вставила слово Пенелопа Смит.
– Еще бы, мисс! Мой друг продемонстрировал вам старинный казацкий способ соскакивать с коня, заслоняясь им от ружейного огня диких кавказских горцев.
– Какая прелесть! – воскликнула миссис Смит, восхищенно глядя на Артемия Ивановича, который угнездился наконец на сиденье между ней и ее супругом и теперь пытался найти на полу отстегнувшиеся от цепочки часы, задирая в своих поисках подолы юбок у обеих дам на неприличную высоту.
– Мне очень неловко, что все так получилось, – вздохнул поляк, обращаясь главным образом к Пенелопе. – Но у русских такие необычные для Европы манеры выказывать свое восхищение дамам…
– Это не манеры! – крикнул Гримбл. – Это форменное хамство.
– Вот они, проклятые! А я то думал, чего там такое давит! – Артемий Иванович достал из-под себя свои часы и галантно улыбнулся соседке.
– Что он мне сказал? – спросила у поляка Эстер, с трудом удерживаясь на сиденье, так как поворот Артемия Ивановича между ею и доктором едва не выбросил их из коляски.
– Он сказал, что сердце вольного казака, в котором до сих пор было лишь место для дикого простора степей, отныне навсегда занято вами.
– Вы не могли бы попросить мистера Гурина сесть ровно? – сквозь зубы сказал доктор Смит. – Иначе я упаду.
– Послушайте, бестолочь, вылезайте из коляски, – сердито сказал Владимирову Фаберовский.
Артемий Иванович встал посреди коляски и отвесил поклоны всем сидевшим в ландо.
– Было очень приятно познакомиться, – по-французски сказал он.
– В Лондоне так скучно сейчас, – посетовала Эстер, обрадовавшись, что хотя бы на французском она может поговорить с Гуриным без переводчика. – Все знакомые, кроме Энтони Гримбла, разъехались, а доктора Смита никуда не вытащишь. Мы с Пенелопой так рады, что встретили вас с мистером Фейберовским.
– Я опять их куда-то дел! – негодующе взглянув на поляка, громогласно объявил Артемий Иванович.
Он похлопал себя по карманам, затем присел на корточки и стал методично выкладывать их содержимое в ряд на коленях у Эстер. Дамы и доктор Смит с интересом папуасов на торге с европейским капитаном наблюдали за растущей кучкой разных разностей. Сперва на колени миссис Смит легла сломанная глиняная трубка. Следом появился почти пустой кисет, складной штопор с накрученной на него пробкой, бесплатный билет выставочного займа на Международную Парижскую выставку в будущем году, перочинный нож, серебряная сигарочница, разнообразная медная мелочь всех стран и номиналов, пригласительная карточка с парижским адресом и надписью по-французски “Poses plastiques”[1], и еще множество непонятных и ненужных вещей, обильно пересыпанных табаком.
– Пан Артемий положил свои часы в карман брюк, – устало сказал Фаберовский. – Прицепите их к цепочке и вылезайте.
– Ну, что уставились?! – недовольно спросил Гримбла Артемий Иванович. – Здесь вам не балаган, и я вам не Петрушка! Отойдите! Уберите ноги! Ах, у него шляпа! Да плевать я хотел на вашу шляпу.
Что Артемий Иванович тут же и сделал, предварительно сняв цилиндр с головы Гримбла и затем бросив его на землю.
– Мистер Фейберовский подстроил все это специально! – взвизгнул оскорбленный Гримбл. – Он хочет унизить меня при всех! Все видели, что его обезьяну, которая даже не умеет сидеть на лошади, сюда нарочно привез какой-то джентльмен. Скажу вам прямо, Пенни: он хочет жениться на вас, чтобы приобрести положение в обществе, которого ему никаким образом не получить, как католику и инородцу! Он действует с низкой целью и нисколько не любит вас.
Тут он повернулся к поляку.
– После того, что натворила здесь ваша ручная обезьяна, мистер Фейберовский, вам не только нельзя надеяться увидеть мисс Смит, но вы и на пушечный выстрел не можете приближаться к ее дому!
– С каких это пор вы распоряжаетсь в моем доме, Гримбл? – подскочил Смит. – Мистер Фейберовский, мы будем рады вас видеть у себя. Только без обезьяны.
– Мисс Смит? – поляк вопросительно посмотрел на Пенелопу.
– С обезьяной, Стивен, с обезьяной.
– Скажите этому дикарю, мистер Фейберовский, – крикнул Гримбл, – чтобы он немедленно убирался из нашей коляски, поднял мой цилиндр и вручил мне его с извинениями.
– Если вы хотите избежать дальнейших неприятностей от мистера Гурина, я посоветовал бы доктору Гримблу самому подобрать свой цилиндр и не приставать к моему другу с требованиями извинений, – ответил поляк.
– Не смейте мне указывать! – взвился Гримбл. – Пенни, ты не должна принимать цветы от человека, который считает возможным появляться в обществе таких…
От сильного толчка Гримбла в грудь Артемий Иванович едва не вывалился из коляски. Он схватил его за грудки, приподнял с сиденья и что есть силы бросил на доктора Смита, который, со своей стороны, пребольно ткнул Владимирова рукояткой трости в бок. Лощеный цилиндр доктора слетел с его головы и упал в грязь.
– Это переходит всякие допустимые границы! – рассердился Смит, но Артемий Иванович был уже на земле вне пределов его досягаемости.
Доктор Гримбл схватил Пенелопу за руку и энергично замахал кучеру. Коляска тронулась и покатила прочь, оставляя на поле боя два осиротевших цилиндра, а доктор Смит, полуобернувшись на сиденье, еще долго гневно потрясал тростью.
– Поймаю, уши оборву! – крикнул Владимиров и запустил вослед ландо комком конского навоза. – А то взяли манеру всякой дрянью в боки тыкать!
4.
ДЕЛО № 153 ч.1/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ТЕЛЕГРАММА ЛЕГРАНА – РАЧКОВСКОМУ
5 августа 1888 года
Monsieur Rachkowski, je dénonce à vous, que selon mes renseignements, votre agent Gurin a chassé les deux Irlandais, ayant payé ceux-ci le chemin inverse [2]
Пометка Рачковского: «Владимиров – сущий болван».
6 августа, в понедельник
В понедельник утром у подъезда «Гранд-Отеля» остановился заложенный специально для этой поездки собственный экипаж поляка и сам хозяин выбрался из кузова. Велев сидевшему на козлах Батчелору подождать в сторонке, он поднялся на лифте к Владимирову и увидел Артемия Ивановича в гримбловском цилиндре, стоявшего в одних подштанниках перед зеркалом.
– Ну, как я вам, господин Фаберовский? – спросил Владимиров, узрев в зеркале отражение поляка у себя за спиной. – Не хотите прикупить цилиндрик? Продам с сезонной скидкой.
