что любила Мартина, когда хотела кого-то обвинить или обличить.
– Вот именно. Видишь, Максик, как это верно сказано, что богатые тоже плачут. Привык, понимаешь ли, жить в роскоши, менял жен, как перчатки. И не просто менял – молоденьких находил, а сам, пожалуй, уже едва ползает. Знает, что любая молоденькая дура не устоит перед его портмоне. А домик, возле которого мы дежурили… Как он тебе? Просто кричащая роскошь.
Макс решил перебить:
– Мартина, уймись. Он мой клиент. И ползает он, кстати, еще очень даже прилично. Ты же его не видела.
– И видеть не хочу, – отреагировала она.
– И не надо тебе его видеть. По меньшей мере, не обязательно. Лучше подскажи, как подступиться к ночному клубу "Фантазия". Есть у тебя на этот счет какие-нибудь фантазии?
На другом конце линии что-то глухо щелкнуло, словно Мартина поперхнулась сэндвичем:
– Совсем забыла. Я, собственно, поэтому тебе звоню. Помнишь, я у тебя спрашивала, не пошлешь ли ты меня в этот клуб?
– Помню, – не очень уверенно ответил Макс.
– Ну, так слушай. Именно мне и надо туда пойти. У меня есть подруга, которая знакома с барменом из этого клуба.
Макс не дал ей договорить:
– Мартина, с этого и надо было начинать. Не понимаю только, почему бы нам не пойти туда вдвоем. Ты же, насколько я понимаю, не имеешь конкретные виды на этого бармена?
– Нет, я не планирую с ним поездку на Средиземное море, – съязвила она, явно намекая на его отпуск, из которого он только что вернулся.
– Извини, если обидел. Моя фантазия, безусловно, не предполагала такой размах.
– Вот и нечего распускать язык.
– Все. Больше ни слова о таком. Так как насчет того, чтобы вдвоем?
Она, похоже, успокоилась.
– Можно и вдвоем. Почему бы и нет?
– Вот и замечательно. Займись этим вопросом. Пусть твоя подруга как-то преподнесет этому бармену наш визит, чтобы у него не осталось никаких сомнений, что мы не связаны с полицией. Ты же знаешь, в ночных клубах не очень любят общаться с парнями из полиции. Бармен должен быть уверен, что мы представляем сугубо частный интерес. А убийство Бригитты Фогель уже ни для кого не является тайной. И наше стремление найти убийцу их бывшей сотрудницы должно поощряться.
Макс замолчал, задумавшись над тем, прав ли он, назвав Бригитту "сотрудницей". Он решил, в конце концов, что если люди работают вместе над тем, чтобы принести прибыль заведению, то они, конечно, сотрудники. А в том, что стриптизерша своими усилиями приносит прибыль, он не сомневался. Потом он подумал, что все это уже не имеет никакого значения. Бриггиты больше нет. Он снова заговорил:
– Я прав, Мартина?
– Да, мой сыщик. Тогда я и займусь этим.
– Занимайся, моя писательница, и помни, что перед нами стоит еще одна не менее важная задача – протянуть ниточку от Бригитты Фогель к Монике Фишер. А в том, что эта связь существует, я не сомневаюсь.
– Максик, я позвоню, как только будут результаты.
Она отключилась, а он начал думать над тем, кто и по какой причине желал смерти Монике Фишер, бывшей стриптизерше. Кому так могла насолить двадцатипятилетняя женщина? Теоретически – кому угодно. Может быть, она сидела в тюрьме? В этом нет ничего необычного. Туда попадают экземпляры и гораздо моложе. Ведь Лео Фишер фактически ничего о ней не знает. От разборок на воле следы часто ведут как раз к причинам, возникшим в тюрьме. Она уже некоторое время не работает в клубе. Потянулась к более пристойной жизни? Ведь в денежном выражении у нее был относительно неплохой доход. Кто-то выдавил ее из клуба? Конкуренция? Чья-то зависть к более успешной сотруднице? А может быть, она кому-то не подчинилась? Ведь и среди клиентов, так сказать завсегдатаев, попадаются неуемные экземпляры, позволяющие себе разное. Он рассуждал подобным образом некоторое время, но потом вдруг мысленно отругал себя. Почему он, собственно говоря, так уверен, что она стриптизерша, пусть и бывшая? Строго говоря, исходить из непроверенного факта нельзя. Так можно дорассуждаться до абсурда. Единственным доказанным фактом является тот, что стриптизершей была Бригитта Фогель, его курортное увлечение. И она убита. Он бежал за убийцей, но не догнал. Знай он тогда, что убита Бригитта, бежал бы он быстрее? Пожалуй, да. Номер той машины он держал до сих пор в голове. Машина, конечно, могла быть угнанной. Да и номер мог быть фальшивым. Нет, в полицию он пока не пойдет. Но это же недонесение, что, в принципе, карается законом. Он найдет убийцу сам, и тогда никто даже не вспомнит об этом недонесении.
Макс набрал номер Лео Фишера:
– Господин Фишер, есть что-нибудь новенькое?
– Сидит дома, господин Вундерлих. Ни о чем не спрашивает, ничего не рассказывает. Но я вижу неприкрытый страх в ее глазах.
– Понимаю. Но этот страх, как я представляю, меньше, чем страх, что вы что-то узнаете. Поэтому она молчит. Ей звонят?
– Не знаю, господин Вундерлих. Меня целый день нет дома. Хотя вчера, когда я уже вернулся, был какой-то звонок. Она убежала в другую комнату. Не знаю, о чем она говорила, но вернулась побледневшей, Я еще спросил, не беспокоит ли ее что-то. Она сказала, что все в порядке.
– Простите за нескромность, господин Фишер. А как она ведет себя в постели?
– Почти как всегда. Правда, есть некоторая скованность, но думаю, что это опять же из-за этого непонятного страха.
– Будем считать, что это так. Не наседайте на нее, никаких активных действий. Еще не время.
– Понял, господин Вундерлих. А как наши дела?
– В ближайшее время я буду в ночном клубе. Надеюсь, что получу первые результаты. Всего доброго, господин Фишер.
Макс открыл окно и еще долго курил возле него, вслушиваясь в вечернюю жизнь Шиллерштрассе.
12
Бармен оказался не немцем и даже не европейцем. Он был, скорее всего, китайцем, и звали его Ли. Правда, было непонятно, имя это или фамилия. Он сносно говорил по-немецки и, обращаясь к Мартине, сказал:
– Вы будете фрау Хайзе? – Мартина кивнула. – Окей, Магда говорила мне о вас и вашей просьбе.
Потом он повернулся к Максу:
– А вы господин Вундерлих?
Макс подумал, что, оказывается, Магде известно и о нем, и вопросительно взглянул на Мартину. Она, нисколько не смутившись, быстро сказала:
– Да, господин Ли, это господин Вундерлих, мой, так сказать, шеф. Я говорила о нем Магде.
Разобравшись, наконец, в субординации, бармен указал жестом на мягкий кожаный диван:
– Прошу садиться.
Макс оглянулся по сторонам. Мягких кожаных диванов было великое множество. В центре был яркий помост с
