– Нет. Он, наверное, тоже ушел в город. А насчет Виктоˆра… У него могут быть самые разные фантазии, я уже привык.
– А что, – поинтересовался Ермошин, – этот Замятин… он и раньше кого-то боялся?
– Хороший вопрос! – воскликнул Петрусенко. Он сам собирался его задать.
Эрих на минуту задумался, потом покачал головой:
– Нет, такого не помню… Да глупости это, его больное воображение!
– Что ж, может быть, и так, – согласился Петрусенко. А сам подумал, что события развивались довольно последовательно, чтобы все списывать только на воображение. Вот Замятин испуганно смотрит на Лапидарова в столовой. А вот на площадке перед рестораном, ссорится с ним. Теперь же вслух кричит о своем страхе… Да, у него бывают резкие перепады настроения, и психика нездоровая. Но только ли этим объясняется страх? Ведь Лапидаров – темная лошадка и явно криминальная…
Фон Кассель сделал ход, и Викентий Павлович тут же отбросил ненужные мысли, задумался над ответным ходом. Ермошин и Эльза несколько минут назад пожелали всем приятного вечера и ушли. Незаметно растворились в сумраке и Эрих с Труди. Катюша крепко спала в комнате, Люся легонько раскачивалась в плетеном кресле, смотрела на играющих мужчин и тихо переговаривалась с ними. Вечер был необыкновенно теплым, почти незаметный ветерок нес с близких гор хвойный аромат, окутывал им троих людей, сидевших на веранде в уютном свете красивого газового фонаря. И Викентий Павлович расслабленно, умиротворенно подумал:
«Как хорошо, что мы сюда приехали! Маленькие неожиданности не нарушают покой, скорее разнообразят его. Давно мы так чудесно не отдыхали…»
Да, это был последний мирно-интересный день отпуска Петрусенко. Потому что утром выяснилось: пропали сразу два постояльца пансионата. Пропали таинственно и страшно.
Завтрак, обед и ужин подавались в пансионате в определенные часы. Но время самой трапезы растягивалось – никто не требовал от постояльцев приходить минута в минуту. Потому утром столовая, как обычно, заполнялась постепенно. Викентий Павлович, Людмила и Катя уже съели омлет с ветчиной и салатом, намазывали булочки мармеладом и ждали какао, когда кто-то удивленно бросил реплику:
– Что-то господин Лапидаров сегодня запаздывает!
Это и в самом деле на Лапидарова было не похоже. Замятина тоже не было за столом, но он и раньше часто пропускал именно общие завтраки – любил рано утром ходить гулять в долину, а потом на какой-нибудь ферме пил парное молоко со свежим хлебом. А вот Лапидаров являлся к столу всегда и чаще всего первым. Тут же Петрусенко подумал: а был ли Лапидаров в бассейне? За последние дни он привык к угрюмому молчанию соседа и сам перестал замечать его присутствие. Но сегодня… да, если припомнить, то, кажется, плеска воды слышно не было.
Несмотря на вчерашнее вечернее происшествие, Викентий Павлович все же не обеспокоился. Так чудесно и умиротворенно проходил его отпуск, что странно было даже думать о чем-то плохом. В конце концов Лапидаров такой же человек, как и все, – захотел, и отступил от собственных правил.
Однако хозяйка, Анастасия Алексеевна, волновалась все больше и больше. И наконец попросила мужа:
– Людвиг, пойди постучи к нему… Может быть, он приболел?
Эрих коротко недобро засмеялся:
– Да если у него какой-нибудь прыщ вскочил бы, он тут всех на ноги бы поднял!
Но Людвиг Августович уже поднялся, кивнул:
– Да, надо проведать… Что-то тут не так…
Катюша первая закончила завтрак и бегала по веранде, время от времени окликая мать с отцом. Они с улыбкой переглядывались и в самом деле поторапливались: девочке был обещан поход в театр марионеток – тот уже два дня гастролировал в городе. Когда они допивали какао, вернулся растерянный Людвиг Августович.
– Вот странности какие, – сказал он, разводя руками. – Мирон Яковлевич, похоже, уехал…
– Уехал? – переспросил фон Кассель. – Что вы имеете в виду: совсем?
– Похоже. – Господин Лютц опустился на стул, вид у него был странный: не огорченный, но какой-то испуганно недоверчивый. Он посмотрел на жену и покачал головой: – Но я не понимаю, почему?
– Да бог с ним! – засмеялся Сергей Ермошин. – Его ведь здесь никто не любил, правда? Какой-то скользкий и одновременно липкий тип. Уехал и уехал!
– Постойте! – Викентий Павлович видел, как посмотрели друг на друга хозяин и хозяйка: это был взгляд не облегчения, а растерянности и тревоги. – Что значит «уехал»? Почему вы так решили?
– Его комната пуста, – развел руками Лютц. – Он собрал все свои вещи, чемодан… только газеты остались!
Викентий Павлович на минуту задумался, потом спросил:
– Вы вечером с ним разговаривали? Он что, ни о чем подобном не говорил? Не прощался?
– О, вовсе нет! Даже, наоборот, строил разные планы…
Лютц вновь посмотрел на жену, словно спрашивал совета. Но Анастасия Алексеевна сама казалась растерянной.
– Вот что! – Викентий Павлович решительно поднялся, промокая салфеткой губы. – Давайте-ка заглянем в комнату Замятина.
– Вы думаете?.. – Фон Кассель понимающе кивнул.
Ермошин тоже прищелкнул пальцами:
– А верно ведь, Викентий Павлович! Тут может быть связь со вчерашней выходкой Виктоˆра!
Вслед за Петрусенко все потянулись к выходу из столовой. У двери он приостановился и задержал Эльзу. Сказал тихо:
– Вы, Лиза, останьтесь… Пойдите на веранду, к Катюше.
Тон у него был сдержанный и серьезный.
– Нет, нет! – Эльза крепче схватила за руку Сергея. – Я – со всеми! Я не боюсь!
– А вы, господин Петрусенко, предполагаете нечто плохое? – удивленно спросил меланхоличный норвежец Эверланн. – Что ж, это интересно… Но ты, Инга, не ходи.
– Я не пойду, – тут же согласилась его жена. – Я останусь с девочкой.
И она вышла на веранду. Викентий Павлович пожал плечами, отвечая на обращенные к нему вопросительные взгляды:
– Все может быть… Но я могу и ошибаться.
Все свернули в левое крыло здания и сначала остановились перед распахнутой дверью комнаты Лапидарова. Теперь ни у кого не осталось сомнений: Лапидаров съехал совсем, и, похоже, в спешке. Дверцы платяного шкафа были распахнуты, сиротливо висели пустые плечики для костюмов и пиджаков. В маленькой уборной полочка над рукомойником тоже пустовала – ни бритвенного прибора, ни мыла, ни зубного порошка. Не висел здесь банный халат, в котором Лапидаров ходил в термальный бассейн, но и большое махровое полотенце тоже исчезло. Оно было хозяйское – у Петрусенко в коттедже имелось такое же. Лапидаров, похоже, прихватил его. На полу комнаты лежали сброшенные в спешке со стола газеты, постель смята и не застелена…
– Ну что ж, – Викентий Павлович обвел взглядом столпившихся у двери соседей. – Здесь все ясно… сравнительно. Пойдемте к Замятину.
Совершенно непроизвольно все подчинялись его словам, хотя, кроме Ермошина, никто пока не знал, что Петрусенко и в самом деле умеет правильно действовать в необычных ситуациях. Он постучал в двери комнаты, которую занимал Виктоˆр Замятин, потом еще раз – громко. Оглянулся к хозяйке:
– Запасные ключи у вас есть?
Она судорожно кивнула: тревога и нетерпение уже охватили всех. Когда ключ дважды повернулся в замке, Викентий Павлович не мешкая распахнул двери… Каждый вскрикнул или охнул по-своему, но это были одинаково испуганные возгласы. А Петрусенко молчал, разглядывая залитый кровью коврик на полу, валяющуюся тяжелую бронзовую статуэтку средневекового рыцаря, опрокинутые стулья, обнаженный – без простыни и одеяла, – матрас кровати… Догадка, пришедшая ему в голову десять минут назад, подтвердилась. Он нашел взглядом Эриха и кивнул ему:
– Быстро беги в полицейское управление города… Скажи: по всем признакам – произошло убийство.
Он с самого начала не пустил никого в комнату дальше порога, теперь же попросил всех выйти и закрыл двери.
– Вернемся в столовую, – сказал спокойно. – Приедет полицай-комиссар, наверняка захочет всех нас допросить. Что ж, нам есть что рассказать. – Посмотрел на фон Касселя и Ермошина. – Который был час, когда Замятин пришел к нам на веранду?
– Около девяти вечера, – сразу ответил Ермошин. – Точно не скажу, но где-то близко.
– И никто после этого Виктоˆра не видал?
– Почему же… Я видел, поздно, уже готовился спать.
Эверланн обвел взглядом обращенные к нему лица. Кивнул уверенно:
– Да-да, было уже одиннадцать… Я выходил на веранду выкурить перед сном сигару, шел как раз по коридору и встретил господина Замятина. Теперь я хорошо помню – он был испуган…
– А тогда вам так не показалось? – быстро спросил Петрусенко.
– Показалось, но только я не обратил внимания. Или, как бы это сказать? – не придал значения.
– И что же? Как это выражалось?
– Господин Замятин почти бежал по коридору. Увидел меня, вздрогнул, поднял руку… вот так! А потом узнал меня, улыбнулся даже и сказал: «Я закроюсь крепко, и никто ко мне не войдет!»… Что-то в этом роде… Я ничего плохого не подумал, потому что он ведь был странным человеком.
